Я неуверенно подцепила вилкой кусочек яичницы и отправила её в рот. Мм, вкуснятина! Сочно, в меру соленое, да еще на сливочном масле…
А ведь я еще сосиску не попробовала! Поколебавшись, я воткнула в неё зубцы вилки.
– Впечатляет! – рассмеялся Макс, в это время появившийся в комнате.
– Это типа тебе предупреждение, да, Калаш? – добавил он и плюхнулся в кресло напротив. – Чтобы ты не подкатывал к царевне. Видишь, какая опасная.
– Невероятно опасная, – согласился Калаш.
Блин, о чем они говорят? При чем тут несчастная сосиска? До меня стало доходить, и я почувствовала, как кровь прилила к лицу. Щеки защипало. Я, оставив вилку, опустила голову в надежде, что никто не заметит этого.
Сковорода, вдруг, громко затрещала.
Я удивленно посмотрела на неё и нашла объяснение этому звуку.
Башка и Макс принялись за обед. Словно мечами, они то и дело сталкивались вилками, отчего раздавался характерный звук, сопровождаемый разлетающимися в разные стороны кусками яичницы.
Моя вилка, воткнутая в несчастную сосиску, покачивалась, как одинокий парусник посреди бушующего моря.
Калаш молча взял пиалу с черри. Опрокинув её, отчего помидорки покатились по столу, как крошечные красные мячики, он положил в пиалу сосиску с моей вилкой и сверху наложил еще кусок яичницы, которую пока не успели разодрать на части голодные Макс и Захар.
– Ешь, – с этими словами он поставил пиалу передо мной.
– Спасибо, – пробормотала я, не уверенная в том, что Калаш услышал меня.
Пока я ковыряла свой обед, мужчины уже закончили есть. Теперь они обсуждали какие-то машины, потом перешли на тему спорта, и потому для меня стало неожиданностью, когда Макс громко обратился ко мне:
– Царевна, может ты скажешь мне, у Майи-пчелки есть кто?
Я проглотила яичницу и посмотрела на Макса.
Его выразительное лицо застыло в предвкушающей улыбке.
Что мне сказать в ответ? Я ведь и сама толком не знала, есть ли кто у Майи. Но сегодняшний разговор по телефону, случайным свидетелем которого я стала, оставил в моей душе неприятный осадок.
Переживала я за подругу, что таить.
– А почему бы тебе самому у неё не спросить? – ответила я.
– Так я спрашивал, но она толком ничего не сказала, – Макс почесал щетинистую щеку. – Ну? Есть или нет?
– Не знаю, – я продолжила есть.
– Да прям не знаешь. Она же твоя подруга. А подруги всё-всё друг про друга знают, – не унимался Макс.
– А ты что, влюбился что ли? – раздался сбоку от меня насмешливый голос Калаша.
Теперь он, откинувшись на спинку дивана, выглядел куда более расслабленным, чем в комнате, в которой я спала.
Мне даже показалось, что его губы почти улыбались.
Я, вдруг, ощутила любопытство. А как выглядел Калаш, когда искренне улыбался? Ведь говорят же, что улыбка преображает человека. Не то чтобы он нуждался в этом, но, все же, мне было интересно увидеть его таким.
– Еще спрашиваешь! – в отличие от Калаша, Максу не составляло труда улыбаться.
Теперь на его лице играла немного сумасшедшая, но не лишенная своего очарования, улыбка.
– В такую девушку, да не влюбиться! Лицо, волосы, фигурка! Куколка просто! Скрывать не собираюсь, я влюбился! – высокопарно продолжал Макс.
– Да ты каждые две недели в кого-то да влюбляешься, – впервые за это время нарушил молчание Захар.
– Ты что, осуждаешь меня? – густые брови Макса поползли наверх.
– Я просто озвучиваю свои наблюдения. Каждые две недели у тебя случается влюбленность, если посчитать последний год, то это у тебя будет 25 влюбленность, – ответил Башка.
– 25! – Макс подпрыгнул на месте и с грохотом сел. – Юбилейный! Это – судьба!
– Это – играй гормон, – голосом циника высказал свое мнение Калаш. – Держи свою влюбленность крепко в штанах.
– Обижаешь. Я может, на полном серьезе, – Макс выразительно глянул на Калаша.
– Посмотрим, каким будет твое на полном серьезе месяца через два, – Калаш подтянул к себе помидорку и закинул в рот.
– Два месяца?! – глаза Макса округлились от ужаса. – Ты смерти моей хочешь?
– «Не везет мне в смерти – повезет в любви», – почти пропел Калаш.
Я удивленно глянула на него.
Вот так Калаш!
– Ладно, Василиса, собирайся. Ехать пора, – поймав мой взгляд, привычно строгим тоном приказал он.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Я ощущала давящее беспокойство, когда, покинув машину, пошла прямиком к детскому садику, в котором были мои сестры.
Пятнадцать минут назад я позвонила одной из воспитательниц (благо, номера сотрудниц садика были записаны в моем телефоне, потому как нередко я сама отводила-забирала сестер) и сообщила, что заберу Таню с Аней сегодня пораньше.
Звонок я делала, когда наша машина уже припарковалась возле детского сада. Всё это было необходимыми мерами безопасности. Как сказал Калаш – ход на опережение, чтобы обезопасить сестер от появления Ганса.
А теперь я шла за Аней с Таней со смешанными чувствами. Страх, что мне не отдадут моих сестер, покусывал мне сердце. Не знаю, откуда он взялся, но теперь, после этой страшной ночи, я очень боялась потерять самых близких людей – маму и сестер.
Мою семью.
Нажав на кнопку вызова, я начала нетерпеливо переминаться с ноги на ногу. Камушки под подошвой моих кроссовок смешно поскрипывали, аромат цветов с огромной клумбы защекотал мой нос, и я трижды громко чихнула, да так, что на третий раз, очки чуть не слетели с моего носа.
Очки мне вручил Калаш. Темные, в строгой квадратной оправе, они стали для меня настоящим спасением. Во-первых, глаз теперь не так сильно болел, а во вторых, за плотной тонировкой было не различить, как ужасно он выглядел.