Шуньята под соусом демиглас

У меня начался приступ хохота. Не знаю, что было тому причиной: то ли горе-смертник, то ли забавные писклявые ругательства Принцессы. Она обернулась ко мне и картинно развела руками, как бы говоря: «Я ж не виновата, что так вышло». На лице у неё не было ни тени удивления. Наверное, она привыкла к нелепым выходкам этого придурка и знала, что ничего нового тот не выкинет. Не сможет убиться, даже если очень захочет.

Я подумал: какая трагическая комедия!

Я подумал: или комедийная трагедия.

Я подумал: кажется, именно это и называется жизнью.

Мы пошли наверх – полюбоваться на прекрасное воплощение кретинизма. Я, кстати, не оставлял надежд, что на втором этаже прячутся всякие самурайские катаны, острые бритвы, мини-копия гильотины, шкафчик с ядами и прочие интересные штуки. Ох уж это стереотипное мышление, скажете вы. Нет, ребятки, суть в другом. Мне хотелось увидеть размах, масштабность, музейную эстетику саморазрушения, декадентства и вот это всё. Человек должен делать свои идеи центром вселенной, носиться с ними, класть на них жизнь, а не хуй, иначе в чём вообще смысл? Если ты не позёр, а серьёзно настроенный чувак, то обязан это понимать. Будь максималистом: хочешь писать картины – преврати в холст весь мир. Собираешься сдохнуть – сделай его орудием для самоубийства.

Короче, я ожидал увидеть что угодно, только не угловой диванчик, не телик и не аквариум. На журнальном столике валялись какие?то бумажки и стоял стакан с цветными карандашами. Смертельная тоска, да? Но нет, смертью тут и не пахло: ни свисающих с потолка верёвок, ни сюрикенов, развешанных по стенам, ни коллекции дробовиков. Даже гроба не было, можете себе представить? О, вообразите степень моего разочарования!

Merde alors[24 - Чёрт возьми (фр.)], думал я, озираясь по сторонам, что за подстава, у меня ведь сложился такой идеальный концепт, а ты, дурак, взял и всё испортил. Хоть бы пираний в аквариум запустил – чисто для приличия, – так нет же, сука, у него там золотые рыбки плавали, блестящие, красивые. Три штуки, больше и не поместилось бы: аквариум был маленьким, размером с трёхлитровую банку, и рыбки ютились в нём, как гастарбайтеры в общежитии, явно недовольные соседством.

Я вспомнил слова Принцессы и озадаченно хмыкнул. Вот, пожалуйста, очередное немилосердное разрушение ожиданий. Мне?то представлялся по меньшей мере бассейн – глубокий такой, с голубой водичкой. У рыбок был свой тихий медитативный мир, а тут к ним какой?то дебил запрыгнул, весь ретрит похерил.

Не, ну а как иначе можно утопиться в аквариуме? На голову его надеть как шлем для космических прогулок, что ли? Хотя если ты, бравый ебанавт, хочешь выйти за пределы бытия – ещё и не так раскорячишься.

– Вся моя жизнь – повторение мифа о Сизифе, – раздался жалобный голос откуда?то из угла. – Почему нельзя просто взять и умереть?

Я подошёл ближе и наконец увидел нашего неудачливого дружка. Им оказался не печальный готический плакса, не седой интеллигентный профессор в очках, а лысый толстячок лет пятидесяти с раскрасневшимся лицом. Как бы описать в двух словах, чтоб вы поняли… Короче, это был такой, знаете, человек-батя. Почти эталонный, в майке-алкоголичке и растянутых трениках. Он сидел на полу, вжавшись в стену, и вертел в руках злополучную зажигалку в виде пистолета, нажимая на фальшивый курок: щёлк-щёлк, щёлк-щёлк, вот так. Язычок пламени вспыхивал и тут же исчезал. А потом опять появлялся – ярко-рыжий, чуть синеватый у основания.

Это неприятно действовало мне на нервы, и я в конце концов не выдержал, сказал:

– Ну, ты не расстраивайся. Можно ещё жопу спалить. Да, не очень приятная смерть, зато мужественная.

Не подумайте, что это было злорадство. Ни один человек на земле, даже самый конченый, не заслуживает мучений, таково моё мнение. Но Бу выглядел настолько потерянным и грустным, что я захотел его развеселить. Подумал, ему станет легче. Смех всегда побеждает и страх, и боль, делает мир пригодным для жизни местом.

Но наш дружочек, кажется, не оценил искромётной шутки. Потому что подтянул колени к груди и завыл, как раненый зверёк:

– Это невыносимо, я больше не могу… Мне плохо…

Судя по всему, он даже не понимал, кто мы и зачем пришли по его душу. Говорил сам с собой, погрузившись в мрачные мысли, и окружающего мира для него не существовало.

– Хватит ныть, Бу, – с раздражением бросила Принцесса. Она с ногами забралась на диван, пачкая обивку подошвами кроссовок. В усталости откинулась на подушки и вынула из кармана джинсов нож. Принявшись, не раскрывая, вертеть его в руках. – Давай уже покончим с этим, – напрямик, без лишних предисловий, заявила она. – Доверься профессионалам. Мы тебя убьём, и ты обо всём забудешь. Не об этом ли ты мечтал?

– Нет! Мои мечты никогда не сбудутся! – взвизгнул Бу, не понимая смысла её слов. – Я всегда буду несчастен! – И вдруг опомнился, часто-часто заморгал маленькими свиными глазками. – А… Принцесса, это ты?

Он, кажется, только сейчас заметил меня. Свёл белёсые брови к переносице, с недоверием всмотрелся в моё лицо – так, будто я был потенциальным кандидатом на роль жениха его воображаемой дочурки.

– А это что за педик?

Потрясающее неуважение, не правда ли? Мы, значит, пришли оказать этому недоумку услугу – по доброте душевной избавить его от страданий, а он ещё и издевается. Какая наглость!

– Сам ты педик, – тут же огрызнулся я. И, жестом очертив в воздухе круг, с театральным пафосом объявил: – Не видишь, что ли? Я эльф!

Ну, вы помните, что было у меня на голове, да? Очаровательный венок из косичек, украшенный цветочными заколками, – между прочим, произведение искусства! Чисто art nouveau, истинное воплощение красоты.

Но вкуса у чувака оказалось примерно столько же, сколько и воли к жизни. Он недовольно крякнул и покосился на Принцессу:

– Твой приятель?

– Нет, – с нарочитой невозмутимостью отозвалась та, не выпуская из рук нож. – Это мой любовник. У него очень большое сердце, – томным голосом опытной куртизанки сообщила она. И, изогнув бровь, вкрадчиво добавила: – И член.

Я не смог удержаться от хохота:

– Не, сердце у меня поменьше.

– Да ладно тебе, Реми. Не скромничай.

Губы Принцессы оставались плотно сжатыми, но глаза смеялись: в них блестели лукавые искорки. Вечно серьёзная девчуля, сейчас она была по-детски беззаботна, и это меня умиляло. На душе стало очень легко, и даже Бессмертный Бу, сидевший всё с той же скорбной миной страдальца, не портил веселья.

Ровно до тех пор, пока не додумался брякнуть:

– Реми? Француз, что ли?

Вы знаете, ребята, у меня есть только два режима: либо ржать, как последний придурок, либо беситься, третьего не дано. Я подавился застрявшим в горле смешком и от досады скрипнул зубами. Это было уже слишком. Чувак ходил по охуенно тонкому льду. Жить, что ли, надоело?

Ах да, погодите-ка…

– Ну всё, – не выдержал я. – Принцесса, давай его кончать!

Вообще?то в моей душе не было злости – только спонтанное раздражение. То есть не подумайте, что мне вдруг в самом деле захотелось прикончить Бу, да ещё и из-за какого?то глупого вопроса. Я бросил это не задумываясь, выплёскивая ребяческую обиду. Но уже через секунду понял, насколько сильно облажался.

Потому что Принцесса истолковала мои слова вполне однозначно.

– Валяй, – пугающе ледяным голосом сказала она, будто объявила приговор. И бросила мне нож.

Я поймал его на лету, повертел в руках. Выдвинул призрачно острое лезвие и вдруг понял, что не смогу. Как?то уж очень стрёмно всё это выглядело. На кой чёрт вообще надо проверять наши теории? Почему нельзя взять другой нож, чтобы не спорить о том, настоящий он или нет? Мы могли бы, например, спуститься на кухню, порыться в ящике с приборами, а потом тихо-мирно свалить. И волки были бы целы, и овцы сыты.

– Не, – сказал я, – чё?то передумал. Не хочу его убивать.

– Убивать? – удивлённым эхом повторил Бу, складывая мясистые губы в трубочку. – Кого?

Вот каким местом он слушал, а? Думал, мы пришли составить ему приятную компанию на ночь? Посидеть поболтать об абсурдности бытия? Ну да, конечно, а нож взяли чисто по приколу, чтоб веселее было.

– Тебя, идиот! – сквозь зубы бросила Принцесса, раздосадованная непрошибаемой тупостью Бу. – Кого ж ещё?

Он широко распахнул влажно блестящие глаза и вжался в стену. Визгливо вскрикнув:

– Нет! – Бу по очереди оглядел нас обоих и завопил: – Вы что, обалдели?! Я не хочу! Не трогайте меня! Нет!

Тут я, конечно, малость прихуел.

– Чего? В смысле, блядь, не хочешь? – И непонимающе сморгнул, пытаясь переварить услышанное. А потом напомнил: – Ты пытался утопиться в аквариуме. И застрелиться зажигалкой.

– Но я сам буду решать, когда и как мне умереть!

Он заметно разнервничался. Его забила мелкая дрожь, и лоб покрылся испариной. Удерживая пистолет-зажигалку во влажных от пота руках, Бу снова принялся щёлкать спусковым крючком, вглядываясь в язычок пламени.