Тайны Нельской башни

Это ощущение было столь сильным, что Буридан уже собирался повернуть на другой галс…

В этот момент на правом берегу меланхолический голос ночного сторожа повторил:

– Спите безмятежно, жители Парижа… Сейчас полночь!

И этому крику на берегу левом ответил другой – более протяжный, похожий на погребальный плач… Словно то был вестник смерти, говоривший:

– Помолитесь за души умерших, жители Парижа!

В ту же секунду Буридан услышал у себя над головой, очень высоко в небе, приглушенный вопль, мучительный стон. Ему показалось, что то был крик агонии какой-нибудь смертельно раненной ночной птицы. И в тот же миг, когда, пораженный неким загадочным страхом, он поднял голову, то увидел некое огромное существо или предмет, который крутился в воздухе и падал… падал…

Он упал в двух саженях от барки, отчего ту резко качнуло… Повсюду разнеслись брызги… и наступила тишина.

Пустая лодка медленно поплыла по течению реки, затем, попав в водоворот, закружилась, но в следующее мгновение выровнялась.

Лодка была пуста…

Куда же подевался Буридан?

Буридан без раздумий, без колебаний прыгнул в воду!

В тот миг, когда падающий предмет достиг поверхности воды, Буридан увидел, что предмет этот был мешком. За какую-то долю секунды юноша услышал крик отчаяния, который мог исходить только из этого мешка!

И Буридан прыгнул!

Он нырнул в воронку, образованную мешком, в тот самый момент, когда та стала закрываться.

Неустрашимый пловец, Буридан пошел ко дну. Его падение и падение мешка слились воедино, и Буридан, вытянув руки, ощутил, как они вцепились в материю. Не разжимая пальцев, он начал погружаться вместе с мешком на дно Сены…

Ткань странным образом задергалась у него в руках. В мешке находилось живое существо! Еще живое…

Буридана охватила глухая ярость. Он вонзил в верхний узел мешка зубы и в таком положении продержался, сносимый подводным течением, порядка двух секунд. Этих двух секунд, пока руки были свободны, ему хватило, чтобы вытащить кинжал и прорезать в колыхающейся материи дыру. Произошли еще два или три толчка. Мешок разорвался сверху донизу… и в холодных ночных водах Сены забарахтались смутные тени…

С того мгновения, как мешок скинули с верхней площадки Нельской башни, прошло не более тридцати секунд.

Над водой появились три головы – лица смертельно-бледные, с блуждающими взглядами.

Буридан встряхнулся, отплевался, смахнул налипшие на лицо волосы и саженях в двадцати увидел свою уносимую течением лодку. Увидел он и то, что двое незнакомцев, помогая друг другу, держатся на воде довольно уверенно.

– Сюда! – прохрипел он.

Буридан поплыл к лодке и последним усилием воли настиг ее; приподнявшись на руках, совершенно изможденный, завалился внутрь. Почти тут же лодка качнулась влево, затем вправо. Юноша увидел, как сначала в один, а затем и в другой борт судорожно вцепились руки… и вдруг, у левого борта, возникло бледное лицо… затем у правого…

Буридан почувствовал, как страх остановил кровь в его венах… Эти два лица – он узнал их! Эти двое спасенных им мужчин – он узнал их!..

– Готье! – вне себя от изумления выдохнул юноша. – Филипп!

В мешке, брошенном в Сену с верхушки Нельской башни, были братья д’Онэ!.. Той самой башни, куда пригласили его! Как?.. Почему?.. Что же там происходит? Что за смертоносные чудовища обитают в этой башне?..

Ответа на столь ужасные вопросы в данную минуту не было. Братья, словно полоумные, похоже, его не узнавали! Возможно, они его даже и замечали.

Готье, воздев руки и пылающее лицо к небу, проревел:

– Есть еще справедливость на свете!.. Маргарита! Маргарита Бургундская, горе тебе, так как Готье д’Онэ еще жив!

Филипп же, обратив полный отчаяния взор на освещенные окна проклятой башни, шептал:

– О Маргарита, я жив! Ради тебя! Лишь ради того, чтобы спасти тебя, Филипп д’Онэ остался в живых!

И когда, в инстинктивном порыве, братья повернулись друг к другу, оба вздрогнули, так как поняли, что совсем разные чувства охватили их, возможно, разделив навсегда!

XI. Лувр

К назначенному часу, закончив свой поход против колдуньи Миртиль, Карл де Валуа вернулся в Лувр. Когда он вошел в зал, где его дожидались король и сеньоры, никто не обратил внимания на то, сколь искажены были черты лица графа.

Ангерран де Мариньи стоял рядом с Людовиком X и, благодаря усилию воли, которое могло либо убить его, либо сделать безумным, выглядел, как и всегда, спокойным и холодным.

Бросив на министра взгляд, Валуа не смог не восхититься его самообладанием. Мариньи, если так можно сказать, предстал для него в новом свете. Этот человек, которого он ненавидел всем сердцем, был отцом Миртиль! Он и сейчас ненавидел первого министра ничуть не меньше, чем до того, как увидел девушку, но теперь он уже не желал смерти этому дитя. Теперь графу нужно было найти способ убить Мариньи и спасти его дочь… ему, который обвинил Миртиль в колдовстве лишь для того, чтобы добраться до первого министра.

В голове у него был полный туман, так как если Миртиль и произвела на него ошеломляющее впечатление, если он еще и находился под воздействием восхищенного и страстного изумления, испытанного в Ла-Куртий-о-Роз, то он еще не до конца признавался себе в том, что в душе его появилось новое чувство, с которым отныне ему следовало считаться, – любовь.

Да, весь вопрос теперь заключался в том, как убить Ангеррана де Мариньи, не убивая Миртиль.

Как это сделать, он еще не знал.

«Ох, – думал он, – еще недавно я уезжал, чтобы арестовать колдунью; с какой радостью я говорил себе, что по возвращении смогу воскликнуть: “Сир, у этой колдуньи есть отец, и отец этот – Ангерран де Мариньи!” Так я говорил себе, дрожа от нетерпения… Кто бы мог сказать, что спустя пару часов я не осмелюсь изобличить человека, которого безумно ненавижу, и что лишь одной мысли об этой девушке окажется достаточно для того, чтобы голова Мариньи стала для меня священной… Священной?.. Да! На один… на два дня… терпение!»

Вслух же он произнес:

– Сир, Ваше Величество спасены. Вот та пагубная фигурка, которую мы обнаружили у колдуньи…

Мариньи безумно побледнел, но даже не пошевелился.

– Что вы сделали с этой женщиной? – спросил Людовик X, внимательно рассматривая, но не прикасаясь к фигурке, обнаруженной в кропильнице Миртиль.

– Ее поместили в одну из камер Тампля, так что теперь вам ничто не угрожает.

– Пусть завтра же инициируют судебный процесс. Я хочу для нее наказания, которое заставит содрогнуться от страха всех колдуний Парижа и королевства. Проследите за этим, мой дорогой Мариньи.

– Да, сир, – ответил Мариньи даже не дрогнувшим голосом.

– Господа, вы свободны, – проговорил король. – Транкавель, прикажите открыть ворота Лувра: запрет снят. Прощайте, господа. Спасибо за то, что оставались со мной во время этого тяжелого испытания. Валуа, назначаю вас комендантом Тампля. Мариньи, займитесь подготовкой процесса. Шатийон, город завтра же должен быть наводнен вооруженными патрулями, и если будут волнения, действуйте! Транкавель, удвойте охрану Лувра. Всего хорошего, господа.

И быстрым, порывистым шагом, что был так ему свойствен, Людовик X прошел между двумя рядами склонившихся в поклонах сеньоров и направился к галерее молельни.

У дверей галереи перед ним вырос часовой:

– Вход воспрещен, сир!