Большая грудь, широкий зад

– Сестра! Третья сестра! – подхватили пятая и шестая сестры.

Линди бросила на нас отсутствующий взгляд, будто мы не были знакомы вовсе или же ни на минуту не расставались.

Матушка провела нас по чисто прибранным комнатам, но нам было как-то неловко, мы будто стеснялись, и она решила снова выйти во двор.

Солдаты так и стояли в одну шеренгу. Немой начал строить нам гримасы. Маленький пащенок Сыма бесстрашно подошел к солдатам и стал трогать их крепко затянутые обмотки.

Вернулся их командир, а с ним мужчина средних лет, в очках.

– Это наш комиссар Цзян, тетушка, – представил его командир.

Среднего роста, с белой, чистой кожей, тщательно выбритый, комиссар был перепоясан широким кожаным ремнем, а из нагрудного кармана торчала ручка с золотым пером. Он вежливо кивнул нам и достал из кожаного мешочка на бедре горсть каких-то разноцветных штуковин.

– Это вам, дети, леденцы, поешьте сладкого. – Он разделил их поровну, даже закутанной в соболью шубу девчонке досталась парочка, за нее их приняла матушка. Леденцы я пробовал впервые. – Надеюсь, тетушка, вы не будете возражать, если эти солдаты поживут у вас?

Матушка машинально кивнула.

Он поднял рукав, посмотрел на часы и крикнул:

– Пампушки готовы, старина Чжан?

– Вот-вот будут готовы, – доложил выскочивший из дверей повар.

– Детей накорми, пусть поедят первыми, – распорядился комиссар. – Потом дам команду казначею, чтобы пополнил припасы.

Чжан согласно кивал.

А комиссар обратился к матушке:

– Вас, почтенная тетушка, хочет видеть командир отряда, прошу пройти со мной.

Матушка хотела было передать малышку пятой сестре, но комиссар остановил ее:

– Нет, лучше возьмите ее с собой.

И мы пошли за комиссаром. На самом-то деле это матушка следовала за ним, я сидел у нее на спине, а малышка лежала на руках. Двое часовых, стоявших у ворот Фушэнтана навытяжку с винтовками в левой руке, отдали нам честь, вскинув правую руку через грудь и положив на сверкающий штык. Пройдя через несколько галерей, мы вошли в большой зал, где на красном столе Восьми Бессмертных[71 - Стол Восьми Бессмертных – старинный квадратный стол на восемь персон.] стояли два больших дымящихся блюда – одно с фазаном, другое с зайчатиной. Была там и корзинка пампушек, белых аж до синевы. Навстречу вышел человек с бородкой и усами.

– Добро пожаловать, добро пожаловать, – улыбнулся он.

– Это, тетушка, командир нашего отряда Лу, – представил его комиссар.

– Я слышал, вы тоже из рода Лу, почтенная, – заговорил командир. – Лет пятьсот назад мы были одной семьей.

– В чем наша вина, господин начальник?

Лу внимательно глянул на нее, а потом от души расхохотался:

– Вы не так всё поняли, почтенная. За моим приглашением не кроется никаких тайн. Десять лет назад мы с вашим старшим зятем Ша Юэляном были закадычными друзьями, а тут я узнал, что вы вернулись, и приготовил угощение.

– Никакой он мне не зять, – заявила матушка.

– Ну зачем же скрывать, тетушка? – вставил комиссар. – Разве у вас на руках не дочка Ша Юэляна?

– Это моя внучка.

– Давайте сначала поедим, – засуетился Лу. – Вы наверняка ужасно голодны.

– Мы, пожалуй, откланяемся, господин начальник.

– Не спешите уходить, почтенная. Ша Юэлян в письме попросил меня приглядеть за дочерью, он же знает, что жизнь у вас несладкая. Сяо Тан!

В зал стремительно вошла симпатичная девушка в военной форме.

– Прими у почтенной тетушки ребенка, чтобы она могла поесть, – велел Лу.

Та подошла к матушке и с улыбкой протянула руки.

– Никакая она не дочь Ша Юэляна, – твердо повторила матушка. – Она моя внучка.

Снова пройдя галерею за галереей, мы вышли на улицу, прошли по проулку и вернулись домой.

В последующие несколько дней эта симпатичная девушка носила нам еду и одежду. Из еды это были жестяные банки с печеньем в форме собачек, кошечек и тигрят, стеклянные бутылочки с молочной смесью, а также глиняные кувшинчики с прозрачным пчелиным медом. А из одежды – шелковые и бархатные курточки и штанишки с кружевной отделкой и даже шапочка на подкладке с заячьими ушками из меха.

– Это всё подарки ей от командира Лу и комиссара Цзяна, – указала она на малышку. – Маленький братик, конечно, тоже может все есть, – добавила она, указывая на меня.

Матушка бросила полный безразличия взгляд на пышущую энтузиазмом барышню Тан с ее румяными, как яблочки, щеками и глазками цвета зеленого абрикоса:

– Заберите все это назад, барышня. Эти вещи слишком хороши для детей из бедной семьи. – И, выпростав груди, сунула один сосок мне, а другой – девчонке из семьи Ша. Та довольно запыхтела, а я запыхтел злобно. Она задела меня рукой по голове, я в ответ лягнул ее по попе, и она разревелась. А еще до меня доносились беспрестанные, еле слышные и нежные всхлипывания восьмой сестренки, Юйнюй, – плач, которым заслушались бы и солнце, и лунный свет.

Барышня Тан сообщила, что комиссар Цзян придумал девочке имя.

– Он большой интеллектуал, учился в университете Чаоян в Бэйпине, писатель и художник, английский язык знает в совершенстве. Цзаохуа – Цветок Финика – разве не красивое имя? Оставьте ваши подозрения, тетушка, командир Лу сама доброта. Если бы мы хотели забрать ребенка, давно бы уже забрали, это же плевое дело.

Она достала из-за пазухи молочную бутылочку с соском из желтоватой резины, смешала в чашке мед с белым порошком – я узнал запах, потому что так пахло от иностранки, приезжавшей за наставлениями к Линди, и понял, что это порошок из молока заморской женщины, – залила горячей водой, размешала и залила в бутылочку:

– Вы, тетушка, не позволяйте ей с братиком драться за грудь, так они вас всю высосут. Разрешите, я ее вот этим покормлю. – С этими словами она взяла Ша Цзаохуа на руки. Та вцепилась в матушкин сосок, и он вытянулся, как тетива на рогатке Пичуги Ханя. В конце концов она его отпустила, сосок медленно сжался, как облитая горячей мочой пиявка, но обретал изначальную форму довольно долго. Сердце у меня просто кровью обливалось, и ненависти к Ша Цзаохуа я исполнился тоже из-за этого. Но к тому времени маленькая бесовка уже лежала на руках у барышни Тан и, как безумная, сосала фальшивое молоко из фальшивой груди. Сосала с наслаждением, но я ей нисколько не завидовал. Теперь матушкина грудь снова только моя. Давно я не спал так крепко и спокойно, упиваясь во сне молоком до опьянения и блаженства. Весь сон был наполнен его ароматом!

С тех пор я преисполнился благодарности к барышне Тан. Под грубой серой армейской формой у нее выступали крепкие грудки, она казалась красивой и милой. Они, правда, чуть отвисали, но форму имели первоклассную. Закончив кормить Ша Цзаохуа, она отложила бутылочку, развернула шубу, в которую была закутана девочка, и вокруг разнеслась вонь, как от лисы. Я обратил внимание на то, какая кожа у Ша Цзаохуа – молочно-белая. Надо же, лицо черное как уголь, а тело такое белое. Барышня Тан одела ее в шелковый костюмчик, надела шапочку лунного зайца[72 - Лунный заяц – персонаж китайского фольклора, спутник богини луны Чан Э; готовит в ступке эликсир бессмертия.], и получился прелестный ребенок. Откинула шубу в сторону и принялась высоко подбрасывать хохочущую и довольно агукающую Ша Цзаохуа.

Чувствовалось, что матушка напряглась и выжидала момент, чтобы подскочить и забрать ребенка. Но барышня Тан сама подошла и передала ей Ша Цзаохуа со словами:

– Командующий Ша, увидев ее, очень порадуется, тетушка.

– Командующий Ша? – удивленно уставилась на нее матушка.

– А вы разве не знали, тетушка? Ваш зять теперь командует Бохайским гарнизоном, у него больше трехсот солдат и личный американский джип.

– Размечтались, Болтун Лу с Четырехглазым Цзяном! – яростно прошипел Ша Юэлян, изорвав письмо на кусочки.