Чёрные крылья зиккурата

– И императрица…

Луцио получил в награду испепеляющий взгляд и резко заткнулся.

– По-моему, дражайший распорядитель, вы не цените своих гостей, – холодно заметил Цебитар, – вам давно пора бы покинуть нас и проверить, почему не несут вина.

– Абсолютно верно, мой дорогой господин, – Луцио отвесил неловкий, но старательный поклон и, не разгибаясь, засеменил к дверям, однако на полпути задом врезался в тело другого патриция, уже стоявшего в дверях.

– Вот вы где, – Тавио Кэнсорин безжалостно оттолкнул Луцио в сторону, едва не уронив на пол, как бочонок с вином, а потом, устроившись на ближайшей к входу скамье, закинул ноги на стол. Алый бархат его камзола разметался по белому шёлку подушек, высокие ботфорты сверкали на солнце безупречной чернотой. Слегка подкрученные пряди золотых волос разметались по спине и плечам. Выбеленные специальным раствором длинные пальцы запорхали над подносом склонившейся перед ним рабыни, выбирая персик посочней.

– У вас как всегда хорошая компания, любезный Цебитар.

Клемента поморщилась. Этот человек, безусловно, очень красивый и, чтобы ни произошло, ловко остававшийся в рамках приличий, порядком её раздражал. Общаться с Тавио было равноценно тому, чтобы играть с водой – текучей и зыбкой. Никто толком не знал, чего хотел и о чём мечтал этот человек. Но все доподлинно знали, что Тавио нравится причинять боль – развлечение, вполне достойное столь богатого аристократа, как он.

– Чего не сказать о вас, – Маркус кивнул на распорядителя, потиравшего ушибленный зад, – вы плохо умеете ладить с людьми.

– Очень спорный вопрос, – ответил Кэнсорин, отправляя персик в рот. – Просто не вижу смысла растрачивать силы на тех, кто станет подчиняться мне и так.

Клемента фыркнула и отвернулась от него. На Маркуса она тоже старалась не смотреть, хотя взгляд нет-нет, да и скользил к нему.

Оба они – Маркус Цебитар и Тавио Кэнсорин – не только принадлежали к первому эшелону римской аристократии, но и славились тем, что обладали одними из мощнейших в Империи рун. Гением Кэнсорина была Венера – богиня, пробуждающая любовь. И руна, которая от отца к сыну передавалась в его семье, позволяла ему вызывать это чувство в любом, кто на него смотрел.

Прародителем Цебитаров считался Плутон. Руна Маркуса вызывала страх и желание подчиняться. Но сколько Клемента знала его – а знала она патриция довольно давно – он ни разу не использовал свою тайную силу при ней.

«Я люблю, когда люди подчиняются мне, а не моему отцу», – так он говорил. И заставить подчиняться Цебитар умел. Он отлично пользовался пряником, где нужно, и ещё лучше орудовал кнутом.

– Я по крайней мере честен сам с собой, – заметил Кэнсорин. Увидев, что Луцио снова появился в ложе, он тут же поинтересовался: – А где вино?

– Сейчас принесут. Я вернулся проверить, всё ли хорошо у дорогих господ.

– Лучше не бывает, – ещё один патриций, такой же черноволосый, как Цебитар, появился на пороге и, отодвинув распорядителя в сторону, прошёл к парапету. – Я так и знал, что найду вас вместе.

– Ещё бы. У некоторых патрициев смысл жизни сводится к тому, чтобы доставить мне неудобства. Куда ни оглянешься – они всюду тут, – Маркус демонстративно отвернулся от него и сосредоточил взгляд на центральной ложе, куда неторопливо входила императорская чета. Поймав устремлённый на себя взгляд императрицы, отвесил неглубокий, но изящный поклон.

– Поверьте, я здесь не из-за вас, – Дариус Сант, как звали третьего из гостей, повернулся к Клементе и подмигнул.

Клемента поспешила отвернуться, не желая вступать в перестрелку взглядами, которая могла для неё плохо закончиться.

Дариус Сант не только был похож на Маркуса Цебитара чернотой своих волос и мужественным разворотом плеч, но и стоял на иерархической лестнице в двух ступенях от него. Отказать ему было так же трудно, как и двум другим стоявшим здесь господам, и Клемента отлично понимала, что только покровительство Цебитара оберегает её сейчас.

«Надолго ли?» – пронеслось в её голове, и Клемента ощутила у сердца болезненный укол. Маркус был ей хорошим другом уже не один год – но не более того. Цебитар легко чередовал в своей постели женщин всех мастей, но надолго не оставлял там никого. А саму гетеру и вовсе держал на расстоянии вытянутой руки. Иногда Клемента вообще сомневалась, что Цебитар способен полюбить.

– В Империи становится скучно, – заметил Кэнсорин, поудобнее устраиваясь на своей скамье. – Сант, вы, должно быть, соскучились по войне?

– Не очень, – хмыкнул тот. – У меня достаточно рабов. Если хотите организовать новый сумасбродный поход наподобие тех, которыми развлекались наши отцы – вам лучше обратиться к патрицию Цебитару, а не ко мне.

Маркус промолчал. Он отлично понимал, в какую сторону движется разговор. Именно его семья завоевала славу на войне с Короной Севера, окончившейся более семи лет назад. И именно его род в мирное время проиграл больше всего.

Цебитары привыкли воевать. Сама руна, покровительствовавшая им, требовала постоянных битв и покорения новых врагов. Рим же давно предпочитал военным походам кровавые игрища на арене, оргии в закрытых атриумах и бесконечное многообразие марок вина.

– На вашем месте, господа, я бы сосредоточился на зрелищах, ради которых мы собрались здесь. По крайней мере, до тех пор, пока ваши собственные схватки не станут зрелищнее, чем бои рабов.

Кэнсорин и Сант переглянулись.

– Он сравнил нас с рабами, – заметил Сант.

– А я не удивлён, – ответил Кэнсорин, – Цебитар никогда не понимал, что значит быть вежливым, как патриций. Слишком привык к своей солдатне.

– Зато ваша мать-галлка слишком хорошо знала, как общаться с истинными патрициями, – вклинилась Клемента.

– На вашем месте я бы не лез в разговор мужчин, – ответил Кэнсорин.

– На вашем месте я бы не забывал, в чьей ложе нахожусь, – произнёс Цебитар, не оборачиваясь к нему. – А раз уж вы заговорили о войне, то да. Я скучаю по ней. Я люблю видеть кровь на своём мече, а не на чужом. И мне жаль, что император не решается двинуться ещё дальше на восток – но воля Юпитера священна, и я не собираюсь спорить с ней.

– На восток… – протянул Сант. – Восточные провинции и без того вот-вот развалятся по частям. Говорят, они даже валькирий не способны удержать в узде – что уж думать о том, чтобы покорять новые народы.

– Господа, господа! – перебил их Луцио, до того молчаливо стоявший в дальнем углу. – Сегодня чудесный день! Игрища обещают множество сюрпризов! Оставьте политику в покое, поговорим лучше о них!

– Поговорим о них, – согласился Цебитар. – Слышал, вы принимаете ставки? Не боитесь, что я подыграю своему фавориту?

– Ваша честность превыше любых подозрений. Но кто же ваш фаворит?

Маркус усмехнулся.

– Пантера. Но я ещё не решил, какая. Внимание – кажется, сейчас фаворитка определит себя сама.

Маркус замер, в одно мгновение забыв обо всём, что творилось в ложе. Он был азартен, но ни одна игра на удачу не зачаровывала его так, как зрелище, которое вот-вот начнётся на арене.

Обычно Маркус не любил смотреть, как дерутся другие. С куда большим удовольствием он находил повод устроить драку сам.

Но девушка, стоявшая в тени ворот, ведущих в помещения для рабов, приковывала его взгляд, вынуждая наблюдать за ней. Маркус мог бы вечно смотреть на валькирию, изучая каждый изгиб её тела, каждое, едва заметное движение изящных рук.

Валькирия, выставленная на бой, так мало походила на привычных ему патрициан и рабынь, что Маркус не знал, с кем мог бы её сравнить. Она была изящней и стройней Клементы. Взгляд её – острый, как наточенный клинок – казался скорее мужским. И тени сомнения не оставалось в том, что она не привыкла искать милости и просить – и тем больше щекотало Маркуса желание услышать мольбы из её уст. Мольбы, обращённые к нему, и больше никому.

Он чувствовал, как сильнее бьётся сердце, как кровь приливает к вискам, но если бы и хотел, не смог бы оторвать сейчас взгляд от этой девушки. Валькирия, одетая в одну лишь короткую тунику, какие на арене давали всем рабам, нехотя потянулась и чуть отставила ногу, опираясь на длинный шест. Взгляд её оставался таким же мрачным, и Маркусу невыносимо захотелось, чтобы она подняла глаза вверх, увидела его. Не было в Риме женщины, которая не оценила бы его обходительность и красоту.

Однако воительница замерла неподвижно, глядя в землю перед собой.

Глава 2. Сражение

Маркус бессовестно врал. Церера поняла это сразу. Когда оба бойца – человек и животное – появились по обе стороны арены, Цебитар вытянулся так, будто хотел оказаться в первом ряду среди простолюдинов, а не в ложе патрицианского семейства.

Животное было прекрасно. Мускулы под белой шерстью переливались, как бицепсы под чёрным камзолом Маркуса. Пантера двигалась медленно и уверенно, обходя арену по кругу. Это был не первый её бой. Пантера знала вкус человечьей крови и знала её цену – она едва заметно прихрамывала на правую лапу. Битвы научили её осторожности, и Церера могла бы поклясться, что зверь умнее и хитрее многих из людей, которые выходят на арену первый раз.

Пантера была прекрасна, но Маркус смотрел на неё как на врага, оценивая опасность и рассчитывая успех. Если бы Церера не присутствовала при всём разговоре, то подумала бы, что Маркус поставил на другого бойца всё своё состояние – так силён оказался его интерес к тому, что происходило на арене, и вслед за патрицием Церера перевела взгляд на человека.

Худая фигура стояла там, куда её поставили стражи – у самого выхода с арены. Плечи девушки были опущены, и от взгляда Цереры не укрылись алые полосы, которые покрывали всё её тело – должно быть, это шрамы от плети. Седые волосы укрывали большую часть спины и падали на лицо, так что Церере не удавалось разглядеть черты.

– Валькирия-воительница?.. – в недоумении произнесла она. Все знали, что народ Короны Севера не умеет воевать.