Заботливая женская рука

– Да?

– Они… РИСОВАЛИ НА ПОЛУ ЦВЕТНЫМИ МЕЛКАМИ!!!

Молдер страдальчески охнул:

– Да ты что?!

– Именно! – Похоже, чуть остывшая лава опять принималась за старое клокотание. – Рисуют, а сами едва не визжат от восторга! У Скиннера вся рубашка выпачкана мелом, не говоря уже о платье Тоники. И они еще предложили мне присоединиться!

– Кстати, Дэйна, – отвлеченно поинтересовался Молдер. – Спрашиваю из сугубо научного интереса: что именно они рисовали? Не заметила? Не запомнила?

– Ха! – гордо ответствовала Дэйна Скалли. – Благодаря небесам у меня отличная зрительная память! Так что я просто уверена, Скиннер рисовал вазу с букетом магнолий, а Тоника – чешуекрылых.

– Мм???

– Отряд Lapidoptera. Бабочки. По некоторым признакам – самцы непарного шелкопряда.

– Дэйна, дорогая, откуда у тебя такие познания в энтомологии?

Скалли только отмахнулась от этого риторического вопроса. Уж кто-то, а Фокс Молдер должен был знать, что Дэйна Скалли и биология – близнецы-братья. Точнее, сестры. Поэтому спецагент Молдер незамедлительно изобразил на своей холеной физиономии напряженную работу мысли.

– Значит, говоришь, ваза… – глубокомысленно протянул он.

– И букет магнолий, мистер Молдер, сэр, – услужливо подсказал наш общий друг Чарли.

– И бабочки непарного шелкопряда, – напомнила Скалли.

– Самцы.

– Самцы.

– О, шит… Скалли, а ведь это говорит о многом! Кстати, ты не помнишь, какая была форма у вазы, которую рисовал Скиннер?

– Отлично помню. Ваза в форме вазы.

– Тяжелый случай. – Молдер вздохнул. – По Фрейду и Юнгу, такая форма вазы…

– И букет магнолий, мистер Молдер, сэр! – Чарли явно не хотел, чтобы о нем забыли.

– Да, действительно, магнолии. Совсем из головы вон. Спасибо, Чарли.

– А что с магнолиями, Фокс?

– Магнолии, Дэйна, это такой символ… Символ такого… даже не решаюсь тебе это высказать, ффу.

– Я так и знала! – потрясенно прошептала Скалли. – Вот к чему ведут все эти увлечения граффити! О Скиннер, Скиннер, как ты пал! Ведь это же подрыв авторитета всего нашего Бюро! А если о пагубной страсти нашего шефа узнают в Белом доме? Вазы, магнолии, непарные шелкопряды… Самцы.

– Самцы, Дэйна, это прерогатива Тоники Плевински. Ты сама сказала, что их рисовала она.

– Это дела не меняет. Ты понимаешь, что может разгореться скандал похлеще того, который возник, когда мы с тобой пустили в Интернет материалы о Розуэллской летающей тарелке, якобы потерпевшей крушение и на поверку оказавшейся старым русским метеоспутником! Нас опять уволят! И где мы с тобой, Молдер, найдем работу? Пиццу будем разносить?

– Зачем ты так сразу… – укоризненно сказал Молдер. – Слишком мрачная перспектива. И потом, что такого? Ну рисует заместитель директора ФБР мелками на полу в своем кабинете – и пусть себе!

– Но я же обязана доложить в вышестоящие инстанции, согласно параграфу четвертому, пункту…

– Ай, Скалли, кому это нужно?! Зачем, как говорят эти ужасные русские, vinosit' sor iz izbi. В общем, пусть эта информация останется между нами двумя…

– Кхм, сэр…

– Тремя. Извини, Чарли. Я же не стал собирать компромат на Скиннера после того, как он мне впервые предложил…

– Что?!

– Поиграть с ним в железную дорогу. И я играл с ним, Скалли! И не стыжусь этого! Кстати, дорога просто отличная. Паровозики такие блестящие, семафоры отделаны красным деревом. У меня в детстве такой дороги не было. Скиннер, кстати, сказал, что и у него тоже.

– Какой ужас!!! – потрясенно прошептала Скалли. – И я только сейчас узнаю о тебе такое… Как ты мог молчать?!

Молдер смешался. А Скалли вдруг выдала небывалое:

– Я все поняла! Это воздействие!

Молдер вытаращил на нее свои контактные линзы:

– Какое воздействие?

– Психонейролингвистическое! Или онейрокоррекционное! Направленное на Скиннера, Тонику и на тебя, Молдер! Возможно, вас просто зомбируют, но скорее всего…

– Дэйна, ты порешь чушь. Да Скиннеру просто скучно сидеть целыми днями в своем кабинете, вот он и развлекается, как может. А Тоника раньше работала воспитательницей в учреждении для детей с задержкой умственного развития. Потому после и перевелась в ФБР. Это она посоветовала нашему шефу нейтрализовывать негативные эмоции при помощи художественного творчества и игр. Между прочим, Скиннер еще классно лепит фигурки из пластилина. И делает аппликации из цветной бумаги. У меня дома уже две его работы на стенке красуются – одну подарил в честь Дня независимости, а другую на Новый год. И крокодил пластилиновый стоит. Почти в натуральную величину.

– В натуральную величину крокодила? – восхитился йети.

– Нет, – смутился Молдер. – В натуральную величину пластилина.

Дэйна Скалли грозно притопнула каблучком.

– Молдер, ты меня не убедил! Я продолжаю настаивать на версии психокоррекционного воздействия!

– Дэйна, опомнись, да кто может на нас со Скиннером такое воздействие оказать?! Зная нашу с ним чугунную психику!

– Кто угодно! – вспылила Скалли. – Пришельцы! Колдуны вуду! Маньяки-гипнотизеры! Исламские террористы! Наконец, просто русские! Пойми, Молдер, это явное нарушение психической нормы – когда взрослый человек принимается рисовать, лепить пластилиновые фигурки, играть в железную дорогу! И делает это не с какой-то определенной целью, а просто так! Да еще на рабочем месте! И в рабочее время!

– А еще у Скиннера есть детский барабан, – тихо добавил Молдер. – С деревянными палочками. Красный. Он мне дал разок стукнуть.

– Вот! – Новый обвиняющий вопль. – Молдер, разве раньше ты интересовался детскими барабанами?! Тебя ведь даже в детстве из бойскаутов выгнали!

– Ну, выгнали, и что такого?

– Мистер Молдер, сэр, возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, будто леди Дэйна хочет сказать вам, что вы и ваш уважаемый шеф подпали под некое влияние…