Кровь и вечность

Я рассказывала. Я не выдумывала ничего нового, лишь повторяла то, что он уже слышал десять лет назад, но Эша это устраивало.

Казалось, будто мы действительно переместились в прошлое, но в его самый темный и мрачный вариант. Так было бы, окажись я умнее и не влюбись в Эша.

Впрочем, кое-что об этом вампире я успела уяснить четко – он ненавидел скуку. И не смог бы стерпеть подобное однообразие слишком долго.

А я… мне по-прежнему было все равно.

И только на рассвете, когда Эш уже ложился в кровать, я запиралась в его ванной, вставала под теплые струи воды и плакала от собственного бессилия, бездействия и от того, что ничего уже нельзя изменить.

Обычно Эш делал вид, что не слышит этого, а может и впрямь не слышал – вода шумела достаточно громко, а я делала это молча. Просто сидела, чувствуя, как по щекам текут слезы, смешиваясь с водой, но не издавала ни звука.

Наверно, в эти дни я была такой жалкой, что даже охотники на вампиров побрезговали бы мной.

Прошлой мне стало бы тошно от самой себя и от подобной покорности, но нынешняя я сломалась, кажется, навсегда.

Было уже утро, когда я снова заперлась в ванной, но сегодня все пошло не по привычному сценарию.

Из-за плеска я не услышала, как Эш поднялся, и заметила его лишь тогда, когда он одним мощным ударом выбил дверь в комнату.

Вздрогнув от резкого звука, я обернулась в его сторону.

Раньше мне бы захотелось прикрыться, или выскочить и завернуться в полотенце. Но сейчас я продолжила сидеть, обхватив колени и сжавшись в комочек.

Смысл прикрываться, если Эш все видел, ведь прежде мы занимались сексом.

Вампир покачал головой, и на секунду в его глазах мелькнуло что-то странное. Стянув с крючка чистое полотенце Эш шагнул ближе, а после выключил воду. Нагнулся, расправив махровую ткань, словно приглашая меня – примерно также делала моя мама, когда я была маленькой… да что там, наверно, все мамы так делали.

Вот только теперь я бы не поверила в его заботу.

– Зачем пришел? – спросила глухо. – Кажется, ты собирался спать.

– Разве можно спать в таком шуме? – закатил глаза Эш.

Да, определенно его манера поведения ничуть не изменилась. Он снова нацепил маску, прилипшую к нему так крепко, что она стала второй кожей. Вот только теперь я знала, что под ней скрываются не любовь и доброта, а жестокость и безумие.

– Если дело только в этом, то я могу выключить воду. Уходи, – я указала на дверной проем, безразлично подумав, что теперь мне придется найти новое место для своих слез.

– О, зефирка… – цыкнул Эш, не двинувшись с места и по-прежнему держа расправленное полотенце. – Этот никчемный кусок мяса был так дорог тебе? Иначе чего ты так убиваешься?

Кусок мяса… да, люди были для него не более, чем мясом.

– Ты серьезно? – я поджала губу. – Может, мне он и не был дорог, но где-то есть люди, которые его любили. Разве ты не понимаешь этого?

Глупый вопрос. Очень глупый. Разумеется, Эш не понимал.

– И? – вампир криво усмехнулся. – Они ведь просто люди. Их жизни хрупки и скоротечны. Они для нас не более, чем пища. Если бы не ты, то завтра его могла бы сбить машина. А через каких-нибудь двадцать лет он умер бы от ожирения… люди жалкие создания, зефирка. И тебе не стоит их жалеть, ведь ты уже не человек.

Я слышала от Эша это много раз. И по сути, он не сказал мне ничего нового, ведь я прекрасно знала его мировоззрение. Все просто. Вампиры – хищники, а люди – еда. Слабость равняется смерти. Убей сам, или убьют тебя.

Но отчего-то именно сейчас эти слова стали последней каплей.

Мое безразличие треснуло, точно скорлупа яйца, из которого готов проклюнуться цыпленок. А на смену пустоте пришла боль, настолько жгучая и невыносимая, что наша драка и меч в животе показались бы щекоткой на ее фоне.

И только в этот момент я поняла, что та апатия и покорность были не более, чем защитным механизмом, призванным сдержать эту боль. А сейчас, когда она прорвалась наружу, загнать ее обратно казалось невозможным.

Я завыла, точно раненый зверь, а прекратившиеся было слезы хлынули с новой силой. Я знала, что Эш терпеть не мог слезы и на дух не переносил истерики. Но в этот момент мне было так плохо от собственного поступка, что я позабыла обо всем остальном.

Я сжимала кулаки с такой силой, что ногти впаивались в кожу и до крови кусала губы. Но легче от этого не становилось. А может, это просто я не заслуживала облегчения.

Ничего не заслуживала, кроме адских мук, должных стать расплатой за содеянное.

Внезапно сильные руки подхватили меня, вытянув из ванной, а кожи коснулась теплая махровая ткань, пахнущая кондиционером для белья – Эш все-таки завернул меня в полотенце.

Я попыталась вырваться, продолжая не то всхлипывать, не то поскуливать, но Эш лишь крепче прижал меня к себе, не дав этого сделать.

– Хватит, он того не стоит, – проговорил вампир так тихо, что мне и вовсе могло это показаться.

Он не понес меня на кровать, так и продолжая стоять на месте и крепко прижимая к себе.

Спустя какое-то время я перестала вырываться, уткнувшись в грудь Эша и поливая ее слезами.

Наконец, когда всхлипы стихли, уступив место икоте, Эш двинулся с места.

Дошел до постели, осторожно опустил меня на нее, заменив промокшее полотенце теплым одеялом. Затем задумчиво почесал затылок, пробормотав:

– Ну что такое, одни растраты… придется менять дверь.

Стихшая было истерика началась с новой силой.

Позабыв о том, что совсем голая, я подскочила с кровати и бросилась на Эша с кулаками, закричав:

– Дверь? Тебя волнует только дверь? А человека не заменишь! Какой же ты подонок…

Такое поведение было мне совсем несвойственно, но только так я могла избавиться от боли.

Эш легко, как если бы я была человеком, перехватил мои кулаки, а после поцеловал.

А может, он меня укусил – на простой поцелуй это походило мало. Скорее уж вампир впился в мои губы, сминая их, раздвигая языком и цепляя зубами.

В ответ я до крови прикусила Эша, почувствовав во рту солоноватый привкус. Руки сами ухватились за его плечи, оставляя на них глубокие царапины, что почти сразу заживали.

Я хотела вырваться, но Эш держал крепко, продолжая меня целовать. Одной рукой он придерживал мою голову, второй сжимал за талию, и мне оставалось только лишь попытаться причинить ему как можно больше боли.

Наконец силы иссякли, и я безвольно опустила руки. Только тогда Эш отступил.

– Вот теперь я узнаю тебя, зефирка, – ухмыльнулся он, окинув меня оценивающим взглядом. – Ложись. Сегодня я посплю в другой комнате, а то ты во сне лягаешься, как лошадь.

И развернувшись, он ушел.