Гори оно ясным пламенем

– А что тогда поможет? И что значит наоборот?! И когда я его увижу?!

Вскидывает локоть – стряхивает рукав взглянуть на часы. И отвечает только на последний вопрос:

– Минут десять. Пойду встречу!

Вскакивает, наклоняется, поднимает с пола скомканную бумажку, бросает её на стол, в два шага покидает кухню – и уже через несколько секунд щёлкает замком.

Я разворачиваю смятый листок: синим фломастером – сложные орнаменты и гирлянды из цветов. Явно Костиной рукой. Разглаживаю бумагу: выбросить жаль. И прикрепляю её к холодильнику. Единственным висящим там магнитом. Не магнитиком – обычным дуговым магнитом.

Допиваю чай. Хмурюсь, отгоняю морок. Всё же в порядке, пока. Эта квартира как бункер: изолирована всеми их возможными способами. А потом люди Эрика что-то придумают. Выходит, всё это из-за меня… И кажется, если бы Костя скрылся куда-то подальше, не оставался рядом, сеть бы от него отстала. Нет конечно, но…

Вздохнув, собираю бумажным полотенцем чайную лужицу с глянцевой поверхности стола. В самом деле, никакой передышки! Невозможно просто жить – приходится срочно затирать новые пятна. Пятна плодятся и разрастаются, некоторые – до размеров всего города и больше. Вечно мучаюсь, справлюсь ли с тем, что на себя беру. А хозяина этой квартиры не останавливает даже непрактичность белой мебели.

Ухожу в комнату. В ту, что считается кабинетом. Выключен свет, но штора сдвинута. Уже темнеет. На спинке дивана сложен плед из верблюжьей шерсти. И везде – знакомый сладковатый парфюм. Его источник явно хранится где-то поблизости. Изучаю книжный шкаф. Куча стареньких немецких обложек, из которых разгадываю только Der Steppenwolf… Герберт Уэллс, разношёрстные детективы… Сонеты Шекспира. Мило. Верчу книжку в руках. Тиснёная обложка, вместо закладки – старая фотка Эрика. В смешном широкоплечем пиджаке из девяностых и даже с ультракороткой стрижкой. В остальном ничего нового: он балансирует на гранитном столбике ограды набережной Фонтанки, раскинув руки и улыбаясь до ушей.

– Таня!

Костя!

Пихаю фотку обратно, мну уголок, поправляю, втискиваю томик на полку и выбегаю навстречу.

Он делает шаг в дверной проём, наклоняется ко мне, но – будто отпружинив от упругой преграды – кренится обратно и медленно заваливается назад, на руки подоспевшему Эрику. Шепчет: «Не страшно… сейчас всё…» – и отрубается.

Эрик укладывает Костю на пол, закатывает ему рукав джемпера и подсвечивает чип своим сетеуловительным прибором.

Я замедляюсь во времени. Отодвигаю происходящее, расплывчато вижу отливающую золотом поверхность девайса и отстранённо думаю о том, что никак не могу привыкнуть: они называют эту штуку козой. Коза – от «короткое замыкание» вроде, только это замыкание имеет слабое отношение к электрическому току. Точнее… Да я ведь даже не попробовала разобраться!

– Подержи! – выдёргивает из анабиоза Эрик. Протягивает козу, шлёпает ладонью по полу: – Сядь сюда.

Нажимает двумя кулаками Косте на запястье. Тот резко выгибается. Прибор у меня в руках пищит и светится. Эрик одними губами ругается трёхэтажно.

Выхватывает из кармана телефон и заверяет меня:

– Исправим!

А потом в трубку:

– Вова, ловишь график?

– Вижу! – отзывается напористый баритон на том конце. – Замыкайте, не ждите! Я еду!

Эрик обрывает вызов, поднимает Костю, заносит его в комнату и выгружает на диван. Рука – левая, та, в которой чип, – соскальзывает по кожаной обивке и падает на пол. По всему бесчувственному телу снова прокатывается судорога. У меня пересыхает во рту.

– Не трогай его! – предупреждает Эрик, шагает к столу и вытаскивает из ящика провода с двумя датчиками, похожими на электроды кардиографа.

– Да что происходит, ты объяснишь или нет?!

Он прикрепляет «электроды» к запястью Кости и фиксирует их маленькими ремешками. Разъём втыкает в козу. Оказывается, я так и стою вцепившись в неё обеими руками.

– Отойди подальше. Я его подержу, чтоб не дрыгался.

Делаю четыре шага назад. Эрик наклоняется над Костей – вроде хочет навалиться на него всем телом. Но почти сразу отшатывается и просто садится рядом.

Коза тихо щёлкает – срабатывает таймер. Чип под кожей светится и хаотично пляшет. Секунду, две. Выгибается – вот-вот прорвётся насквозь, – замирает и моментом чернеет весь. Эрик поднимает Костину руку с пола, укладывает на диван, отключает датчики, начинает сматывать провода и наконец объясняет хоть что-то:

– Сеть непрерывно обращалась к чипу. А нервная система у нас к этому не приспособлена…

– Когда он очнётся? – не глядя пихаю Эрику козу и бросаюсь к Косте.

Падаю на колени перед диваном, трясу за плечо. Дыхание ровное, но больше никаких признаков жизни. И волосы влажные на висках, будто у него жар. По шее стекает капелька пота – утыкаюсь в неё носом. В голове у меня гудит.

Слышу, как Эрик уходит к столу и возится с ноутбуком:

– Он не был совсем без сознания. Пока я не выжег чип. Видела? Он же меня оттолкнул – мол, не держать его. Ага! Понял, значит, что происходит.

Не видела. Пульс стучит в животе. Поднимаюсь на ноги и поворачиваюсь к Эрику.

Он указательным пальцем убирает с экрана пылинку и сообщает:

– Костя был в двадцати километрах отсюда, когда пошли атаки! Сеть пробила защиту. Но он решил, что сможет. Ладно… доехал.

Переводит взгляд на меня – и осекается:

– Танечка… принести воды?

Слышу только слова, не сам вопрос. «Не был совсем без сознания». Какой-то бред. Да и… Здесь ведь всё заэкранировано намного надёжнее, чем в машине, и сеть не может до нас добраться. Зачем тогда выжигать…

В полной тишине кто-то отчётливо открывает ключом входную дверь.

Я бегом пересекаю комнату и выглядываю в коридор. Из прихожей, спешно стаскивая куртку, надвигается стопроцентный азиат. Ретируюсь в сторону Кости.

Шепчу:

– Там… японец…

– Это мой! – успокаивает Эрик.

– Кореец! – рапортует японец, бросает куртку прямо на пороге комнаты, шагает к нам и ставит на пол медицинский чемоданчик. Жестом подзывает Эрика – вручает ему разобранный штатив для капельницы. Тот хмурится, но с первой попытки соединяет части и придвигает стойку к дивану.

Гость захватывает чайный столик: отправляет на пол стопку книг, тарелку с одиноким апельсином и выкладывает медицинские инструменты и препараты. Я разглядываю флаконы:

– Пропофол, кетамин?! Вы будете оперировать? Прямо здесь? А если понадобится реанимация?!

– Эрик Юрьевич! – обрывает узкоглазый. – Уберите женщину с корабля. И сами – убирайтесь.

И, пока проглотивший язык Эрик медленно открывает рот, это хамло вышвыривает нас обоих в коридор. Пытаюсь увернуться, но успеваю только разглядеть его идеально зашнурованные сапожищи и крикнуть в захлопнувшуюся дверь:

– Хоть бы разулся, доктор Хаус грёбаный!