– И все же, милорд, нельзя быть таким безрассудным… – начала Ингунда, и было видно, что она уже давно о чем-то уговаривает дракона.
– Ты замолчишь? – спросил он, разрывая перепелку и обмакивая половинку тушки в соус. – Как же мне надоел ваш вой.
– Она права, – сказал Дилан, хмурясь.
– Тогда пригласи священника, – хохотнул дракон, зажевывая перепелиную ножку. – Окропим тут все святой водой, помолимся – и готово! Кстати, – он поднял голову, подзывая кого-то из слуг, – а где девчонка? Ей сказали, что надо придти?
– Э-э… – проблеял слуга, к которому он обратился.
– Она за вашей спиной, милорд, – ответила Ингунда недовольно. – Спряталась в углу, как мышь.
Дракон обернулся, выглядывая меня.
– Ты не голодна разве? – спросил он и указал на место рядом с Диланом. – Садись.
– Милорд, – попыталась возразить Ингунда, – будет ли это приличным…
– А что тут неприличного? – спросил он, забирая говядины и вареных яиц. – Ты же здесь сидишь и находишь это приличным?
Старшая конкубина только кивнула, опуская глаза в чашку. Ела она мало и очень опрятно, постоянно промокая губы платочком. Я постаралась не слишком поспешно сесть за стол, чтобы не вызвать нового недовольства. Дилан демонстративно подвинул свое кресло подальше, но меня сейчас заботило вовсе не это. Я взяла ломтик говядины, хлеба и чуть полила их соусом, хотя страшно хотелось попробовать все и сразу.
Мясо было удивительно вкусным – мягким, вываренным с травами, а соус был терпкий, и острый, и ароматный. Я и не заметила, как расправилась с этой порцией, а потом посмотрела исподлобья, раздумывая, могу ли взять еще. Перепелки манили золотистой корочкой и запахом розмарина с фенхелем. Обложенные кусочками вареных овощей, они словно сидели в гнездышке, поджидая, когда их съедят.
– Попробуй перепелок, – сказал дракон – наверное, проследил мой голодный взгляд. – Попробуй, они сама нежность. Совсем, как ты. Да, Виенн?
Он опять смеялся, хотя никто из сидевших за столом не поддержал его шутки. Лично мне все это смешным не показалась. Это было оскорбление. Намек на нечто, чего совсем не было, но другие подозревали. Лицо Ингунды окаменело, Арнегунда обижено поджала губы, Нантиль еще ниже склонилась над тарелкой.
Мне тоже следовало опустить глаза и сделать вид, что скабрезные слова пролетели мимо, не задев. Но эти перепелки…
О, эти перепелки!
Никогда еще я не испытывала такого искушения. Гордость моя боролась с крохотными птичками, и никогда еще не была так близка к поражению.
Я бросила короткий взгляд в сторону дракона. Он опустил нож, которым собирался разрезать говядину, и наблюдал за мной с веселым интересом. Он ждал моего ответа, но первой заговорила Ингунда:
– В монастырях теперь живут по другому уставу? – холодно осведомилась она. – Монахиням теперь разрешают вкушать мясо?
– По этому поводу в Писании, наверняка, есть подходящая строчка, – подхватил дракон. – Ну-ка, сестра Виенн, просветите нас этим чудесным утром, – и он вскинул указательный палец, паясничая и передразнивая мать-настоятельницу.
– Сказано, что перепелки прилетели к нам по велению небес, в утешение, – сказала я, глядя прямо перед собой, но чувствуя взгляд дракона, как муху, ползающую по щеке. – Для пропитания и поддержания сил. Об этом написано в «Премудростях» пророка Шломо, глава пятнадцатая, стих двадцатый. А то, что послано небесами в утешение, глупо отвергать. Но все же я откажусь от перепелок, милорд. Если они так же нежны, как и я, то я не притронусь к ним. Ведь не в правилах людей есть себе подобных. Лучше возьму еще мяса, – я подцепила ломтик говядины с общего блюда, – и полью его соусом. Он так похож вас…
– На меня? Чем же? – живо спросил дракон.
– Такой же острый, почти огнедышащий, – ответила я. – И, попробовав его, невозможно не поморщиться.
– Ты меня не пробовала, – тут же парировал он. – Откуда знаешь, что не понравлюсь?
– Так и вы меня не пробовали, милорд, – я чуть повернула голову и наклонилась, чтобы через Дилана посмотреть дракону в глаза. – Но верно угадали про мою нежность. Почему же другим отказываете в умении угадывать внутреннюю сущность без пробы?
В следующую секунду Дилан ударил левой рукой по столу передо мной – со всего размаху, ладонью. Он попал по краю чашки, чашка встала на ребро, и мясо, политое соусом, шлепнулось мне на грудь, а потом упало на колени. Несколько капель соуса брызнули в лицо.
Испугалась не я одна – Арнегунда и Нантиль вскрикнули. Только Ингунда продолжала хранить ледяную невозмутимость.
Слуги замерли, и я тоже боялась пошевелиться, ожидая, что следующим ударом Дилан свернет мне шею. Но он больше не нападал и сел очень прямо, положив руки на столешницу. Немного выждав, я взяла салфетку и вытерла лицо. Очень хотелось демонстративно сбросить еду на пол, но я не стала поступать так гневно и опрометчиво – вернула мясо и хлеб в чашку, и подняла с пола упавшую вилку.
– Это переходит все границы, – сказала Ингунда.
Но если я думала, что она решила вступиться за меня, то ошиблась.
– Эта девчонка сразу показалась мне подозрительной и опасной, – продолжала старшая конкубина, обращаясь к милорду Гидеону. – Как злобно она настроена против вас, милорд! Ее вчерашнее поведение на пиру, при гостях… а сейчас еще и это… Я возмущена, и требую наказания.
Арнегунда поспешила поддержать сестру, закивав, как деревянный болванчик. Нантиль молчала, Дилан сжимал и разжимал кулаки, но тоже ничего не говорил.
Дракон вдруг швырнул нож на стол с такой силой, что перевернул бокал с вином. Красная лужица растеклась – темная, густая, с маслянистым блеском. Ужасно похожая на кровь. Мы все вздрогнули и застыли, ожидая бури. Я прекрасно осознавала, что послужила причиной этой бури, и не сомневалась, что сейчас меня ждет участь соломинки, попавшей в самый центр урагана.
– Как вы мне надоели, – сказал Гидеон угрюмо, словно только что не сыпал двусмысленными шутками и не смотрел весело. – В кои-то веки я нашел себе развлечение, а вы опять нагоняете скуку. Дилан, братик, – он быстро и гибко схватил брата за шею и притянул к себе, сблизив головы, – ты хочешь, чтобы мой цитатник заикался от страха? Если еще раз испугаешь ее, – в его голосе послышались угрожающие шипящие нотки, и я в страхе посмотрела на дракона – мне показалось, еще немного, и между губ мелькнет раздвоенный змеиный язык, – еще раз – и я откушу тебе ухо. Сначала одно, а потом другое.
Дракон отпустил брата, и тот торопливо отстранился, едва не толкнув меня плечом.
– Но, милорд, – начала Ингунда, багровея, – здесь нет вины вашего брата, это все дерзкая девчонка…
– У тебя тоже лишние уши? – спросил Гидеон негромко, подавшись к ней.
– А-а… – Ингунда замолчала на полуслове.
– Говорю в первый и последний раз, – дракон встал и оперся о стол ладонями, по очереди обводя нас взглядом. – Никто больше не смеет затыкать ей рот. Мне угодно, чтобы она говорила. Меня это развлекает. А благодаря вам у меня не так много развлечений в жизни. Тем более уважьте приказ своего господина, что вы все уверены в моей скорой смерти. Считайте это моим последним желанием, – он пнул кресло, сдвигая его, и покинул зал, шагая широко и крепко.
Дилан, запоздало опомнился, и бросился следом за братом.
Ингунда со стуком положила вилку, которую держала до этого.
Кто-то тронул меня за плечо – это была Фрида. Она поднесла полотенце, чтобы я вытерла соус с платья.
– Пойдемте, госпожа, – сказала она, не глядя на меня и держась отстраненно, как и полагается хорошо вышколенной служанке. – Вам надо переодеться.
Я пошла за ней, не оглядываясь, и спиной чувствовала, что конкубины и слуги буравят меня взглядами.
Глава 14. Подарок, прихоть и свобода
– Вы опять взяли коричневое, – Фрида укоризненно покачала головой, когда увидела меня в новом платье. – Милорд будет недоволен.
– Но оно мне нравится, – сказала я просто и ничуть не солгала – это платье и в самом деле мне нравилось, как устрице нравится ее раковина.
– Мало ли что вам нравится, – фыркнула служанка. – Милорду нравится, чтобы вокруг него были красивые и нарядные женщины. Он прислал вам это, – она со стуком поставила деревянную шкатулку, которую принесла, прямо на чистые пергаменты. – Сказал, что желает, чтобы вы применили это по назначению.
Сердце мое словно ухнуло с неимоверной высоты. Подарок!.. Нантиль сказала, что дракон дарит подарки, когда теряет интерес. Это значит… интереса ко мне уже нет? И это… хорошо или плохо?..
Я смотрела на шкатулку почти со страхом. Она была сделана из черного дерева и закрывалась крохотным замочком, крепившимся к медному ушку. Фрида потопталась на месте, дожидаясь, пока я открою шкатулку, а потом поторопила: