Сокровища Ирода

Сокровища Ирода
Наталья Николаевна Александрова

Артефакт-детективРеставратор Дмитрий Старыгин #6
Много веков назад царь Ирод Антипа силой отнял у слепого мудреца три кольца вечной власти. Перед смертью старец предупредил царя, что владелец волшебных сокровищ становится не только их повелителем, но и рабом, ибо всякая власть в то же время есть рабство. Ирод горько пожалел о бесчестном поступке. Впоследствии кольца растерялись по свету… Русские туристки Лариса и Марина покупают на память о Египте дешевые безделушки. Лариса выбирает колечко в форме потоков льющейся воды, и тут же возле нее появляется туземец, требующий что-то на чужом языке. Подругам удается прогнать настырного попрошайку, но вскоре Ларису находят с ножом в сердце. Похоже, дни Марины тоже сочтены: убийца не знал, что Лариса отдала украшение приятельнице…

Книга также издавалась под названием "Сумрачная душа".

Наталья Александрова

Сокровища Ирода

Первый раз этот город упомянут за пятнадцать веков до начала новой эры, за пятнадцать веков до того, как вблизи от него, в Вифлееме, в семье бедного плотника родился младенец, которому суждено было перевернуть мир. За пятнадцать веков до того, как пастухи и волхвы из далеких стран пошли вслед за звездой, чтобы поклониться этому младенцу, безымянный каменотес великого фараона Тутмоса высек на каменной скрижали:

«В день тридцатый от начала похода Фараон, Сын Неба, владыка обоих Египтов, своей могучей дланью сокрушил врагов и покорил под свою руку город Яффо».

Здесь побывали египтяне и греки, филистимляне и римляне, финикийцы и персы – и каждый из народов оставил на этой земле свой след. Десятки раз завоеватели разрушали город – но он возникал снова, на том же самом месте, возрождаясь, как Феникс из пепла. Существует легенда, что именно здесь патриарх Ной построил свой ковчег, в котором спас от Великого потопа всех живых существ, обитающих в мире, – «всякой твари по паре». И название свое город Яффо получил по имени одного из сыновей Ноя – Яфета, который после потопа заложил на этом месте свой город. Около этих берегов пророк Иона был проглочен китом. Именно здесь, в Яффо, находился в заточении святой Петр. А еще существует легенда, что неподалеку от этих мест была прикована к скале прекрасная Андромеда, спасенная Персеем.

В седьмом веке Яффо был захвачен арабами, в одиннадцатом здесь высадились закованные в броню крестоносцы. Сюда приплывали генуэзские корабли с христианскими воинами и паломниками, поэтому в тринадцатом веке султан Бейбарс разрушил порт, чтобы прекратить нашествия крестоносцев…

Теперь Яффо слился со своим молодым соседом Тель-Авивом в один город, утратив свое значение как порт. Сейчас это район богемы, район художников и артистов. На его узких улочках разместилось множество театров и художественных мастерских, туристских лавочек и небольших ресторанов.

А стоит немного отойти от моря, углубиться в лабиринт узких кривых улочек – и вы окажетесь в районе, где расположился старый блошиный рынок – Шук Пишпишим.

Это не рынок в европейском понимании, а город в городе, расползшийся по дюжине улочек и переулков, переполненный крикливой разноязыкой толпой, пропахший пряностями и сандаловым деревом, кофе и корицей, оливковым маслом и куркумой, острой восточной кухней и старинными коврами.

Сюда эмигранты из разных концов планеты привезли семейные реликвии и ничего не стоящие безделушки и выложили их на прилавки бесчисленных лавчонок, чтобы продать таким же многочисленным, разноязыким и шумным туристам.

– Ну и ну! – протянула Нинель. – В жизни не видала столько старья! Барахло какое-то на улицу выставили и радуются!

– Что б ты понимала! – тут же вступила Натэлла. – Это не старье, а антиквариат! Люди за это большие деньги платят!

– За это? – Нинель сморщила нос. – Быть того не может, чтобы за такую ерунду, на помойке выкопанную, большие деньги платили! Или у них и от жары совсем крыша съехала!

Дамы разговаривали громко, стараясь перекричать ровный гул блошиного рынка, куда направились сегодня с утра с целью ознакомления. Они чудно погуляли по берегу моря, в парке Яффо полюбовались на розовогрудых горлинок и удода с хохолком, пообедали в маленьком ресторанчике на площади под часами, после чего неугомонная Натэлла потащила всех на блошиный рынок.

«Наверное, со стороны мы четверо смотримся очень забавно, – мимоходом подумала Марина, – хотя за этими двумя грациями нас с Ларисой и не видно…»

Тех двоих было много. Натэлла, коротко стриженная брюнетка, смуглая и крепко сбитая, всегда в чем-то открытом и ярком, громкоголосая и энергичная, а с ней – Нинель, подруга, обретенная здесь же, на отдыхе. Та была рыжая, белокожая и веснушчатая.

Натэлла предпочитала одежду красных цветов, от малинового до огненно-алого, сегодня на ней было платье с вырезом на спине, цвета революционной гвоздики.

Нинель, наоборот, белокожая и рыхлая, обгорает мгновенно, никакие кремы не помогают, поэтому от солнца закрывается, на ней ажурная белая шаль с кистями и соломенная шляпа с розовой лентой.

Натэлла жары не боится, бестрепетно подставляет солнцу и без того смуглую кожу.

– Это не солнце! – заявила она в первый же день по приезде, когда вся группа, слегка обалдев от синего теплого моря, яркого света и горячего песка, осторожно располагалась под полосатыми зонтиками. – Вот на Гоа было солнце! И здесь солнце в июле! А сейчас у них осень, вон, даже детей маленьких голышом водят…

После слякотного темного и унылого петербургского ноября, после неба, вечно затянутого свинцовыми тучами, то, что они видели вокруг, язык не поворачивался назвать осенью.

Две недели промелькнули незаметно, группа ездила на экскурсии, а свободное время каждый старался проводить, как ему хочется. Неугомонная Натэлла заставляла всех осматривать достопримечательности. Сегодня Марине не хотелось никуда идти. Ей хотелось сидеть под ярким полосатым тентом, опустив ноги в горячий песок, потягивая ледяную воду с лимоном, и глядеть на море.

На море никогда не бывает скучно. Волны набегают друг за другом, и каждая волна не похожа на предыдущие, как не похожи друг на друга два разных человека. Можно подойти к воде и поиграть с волнами в догонялки. Можно стоять по колено в теплой воде и рассматривать стайки мелких рыбешек, что шныряют мимо. Можно свободно плыть в упругой соленой воде, можно качаться на волнах, можно нырять… На теплом море можно делать все, что хочется, и никто не станет проявлять к тебе лишний интерес. На море не будешь выглядеть одинокой и неприкаянной, море всех приголубит и обласкает.

В первый раз в жизни Марина поехала отдыхать одна, потому что… потому что вспоминать о том, что случилось, ей сейчас совершенно не хотелось. «А придется!..» – вспомнила она фразу из известного анекдота и горько усмехнулась. И Лариса тут же почувствовала ее настроение, тихонько сжала руку повыше локтя и улыбнулась одними глазами – не горюй, мол, все наладится.

Оказалось, что в их туристической группе полно таких, как она, одиноких женщин, которые, кстати сказать, совершенно не считали себя одинокими. Одна Натэлла чего стоит – не женщина, а настоящая пожарная команда!

Молодой парень арабского вида, весь в черном, несмотря на жару, проскочил мимо, держа над головой маленький круглый столик черного дерева. На столешнице, выгоревшей и облупившейся, просматривался все же тщательно выписанный букет ирисов.

Эти улочки были заполнены самой разной старинной мебелью. Столы и столики, темного, светлого дерева, ореховые и палисандровые, крашенные и лакированные, кресла-качалки с облезлыми спинками, комоды с позеленевшими бронзовыми ручками и давно не выдвигающимися ящиками, сундуки, инкрустированные разными сортами дерева и перламутром, шкафчики и тумбочки немыслимых фасонов и даже древний умывальник на кривых ножках, с ящиками, когда-то расписанными цветами, и потрескавшейся фаянсовой раковиной.

– Смотри! – засмеялась Лариса. – «Как из маминой из спальни, кривоногий и хромой, выбегает умывальник и качает головой…» Совершеннейший Мойдодыр! У меня в детстве книжка была, там как раз такой нарисован…

Седой горбоносый араб, уловив ее интерес, тут же вынес на улицу большой фаянсовый кувшин, расписанный такими же цветами, как умывальник.

– Красивый… – протянула Лариса мечтательно, – даже в этих трещинах есть что-то… Набрать на даче охапку простых цветов и поставить где-нибудь в беседке…

– Бери! – предложила Марина. – Если поторговаться, он недорого отдаст! Говорили же нам в гостинице, что тут все можно за десять шекелей купить!

– Ты серьезно? – рассмеялась Лариса. – Да этот кувшин ни в какой чемодан не влезет, придется к самолету на веревочке привязывать или транспортный борт нанимать…

После мебели пошли зеркала – огромные, в деревянных или бронзовых рамах, и совсем крошечные, с серебряными ручками, в которых виден один лишь глаз. Затем попалась пара настоящих магазинов с антиквариатом – фаянсовые напольные вазы, люстры, два китайских фарфоровых подсвечника в виде слонов. Хозяин был вальяжен и толст, на их четверку он даже не взглянул – понял, что не его клиенты.

А потом пошло что-то и вовсе несуразное.

На асфальте перед магазинчиком был выставлен деревянный индеец с трубкой и томагавком. Индеец был в натуральную величину и ярко раскрашен. Далее за индейцем шел американский шериф с огромным револьвером и серебряной звездой, потом две собаки непонятной породы, зебра, кудрявый мальчик в коротких штанишках с толстыми розовыми щеками, а в глубине магазина, на самой верхотуре, стояла деревянная статуя Мэрилин Монро в белом развевающемся платье, как в знаменитом кадре из фильма.

– Это-то откуда тут взялось? – громко удивилась Натэлла. – Какой китч!

– Не скажи. – Нинель оживилась, такое ей как раз нравилось.

Они надолго застряли у деревяшек, так что Марина с Ларисой решили считать себя свободными от их компании и свернули в один из боковых переулков.

Там продавалась всякая всячина. Медные кувшины с длинными носиками выстроились по росту, почерневшие от времени бронзовые лампы и подсвечники стояли прямо на земле, внутри магазина на стеллаже теснились шкатулочки из ракушек, джезвы гроздьями висели на гвоздиках – от огромной, в которой можно было сварить литр кофе, до крошечной, чуть больше наперстка.

Отдельный шкафчик был заполнен маленькими стеклянными колбочками и пузырьками, рядом притулились старинные аптекарские весы. Марина задержалась возле посуды – разномастные фарфоровые чашечки, позолоченные внутри, а снаружи на каждой своя тщательно выписанная миниатюра.

Лариса в это время вдохновляла себя на поступок.

У входа в лавку стояла большая медная чаша, заполненная мелочами. Чаша раньше, наверное, служила курительницей, а теперь ее приспособили под хранение мелкого товара. Там лежали погнутые и почерневшие серебряные ложки, какие-то фитюльки непонятного назначения, металлические пуговицы с гербами неизвестных стран, затупившиеся ножницы. Поблескивали гребешки, усыпанные разноцветными стразами, цепочки, бронзовые обереги на кожаных шнурках и бесчисленные кольца. Металлические и деревянные, из цельного нефрита, из кожи, из слоновой кости и даже сплетенные из волос.

Лариса глубоко вздохнула и отважно принялась рыться во всем этом хламе.

– Да зачем тебе это? – Марина брезгливо поморщилась. – Еще уколешься и подхватишь какую-нибудь заразу.

– Хочу выбрать что-нибудь забавное на память… Примета такая, ты же знаешь, чтобы еще раз сюда вернуться… – пропыхтела Лариса откуда-то снизу.

Марина пожала плечами и отошла. Примета так примета. Нужно взять какую-нибудь ерунду и идти отсюда скорее. От шума, от крикливых хозяев магазинчиков, от суеты и от яркого солнца перед глазами стояла розовая пелена.