Я тебя искал. Я тебя нашла

Услышал. А заодно получил шлемом по скуле, адреналиновую гонку и замечание от отца.

Да уж, второе знакомство с бантом удалось. Кто бы мог подумать, что у девочки с глазами-звездочками, когда она вырастет, будут невероятно красивыми… не только глаза.

Илья вздохнул, долил себе еще чаю. Надо идти заниматься. Интересно, чем можно выбить из головы вид мерно двигающихся при каждом шаге невероятно волнующих женских бедер? И этой… которая как бы есть, а слова такого нет.

Ведь его не так воспитывали.

Вроде бы.

Кажется.

Илья привычным, отцовским, жестом потер лицо ладонями. Снова поморщился. Ссадина на скуле давала о себе знать.

Да уж, как говорится, я же той, кто всех прелестней, песнь и кровь свою отдам. Правда, о том, что та, что всех прелестней, может сама до крови разбить тебе скулу, ни Толстой, ни Чайковский были, видимо, не в курсе. O tempora! O mores![2 - – О времена! О нравы! (лат.)]

Кстати, вот Петр Ильич, да. От гипноза должен помочь.

К вечеру Илья про синяк благополучно забыл. И произвел своим внешним видом фурор у родителей дома.

* * *

Звонок в дверь раздался буквально через несколько минут после того, как Июль пришел домой. Пришел в настроении обнять и пообщаться. Знаки внимания от любимого мужа Майя очень ценила. Но сейчас нужно доставать из духовки любимые Юнины рулеты из индейки, кроме того, на столе не все еще сервировано. Июль удовлетворился коротким объятьем и поцелуем в щеку, сел за стол и принялся за любимое дело – наблюдать за ее суетой. В этот момент раздался звонок.

– Ну, иди, открывай сыну.

Ирония в голосе звучала столь неприкрыто, что Майя едва подавила совершенно неприсущее дамам элегантного возраста желание – показать язык. Сдержалась. И шаг сдержала, когда отправилась открывать дверь. Но лишь скрылась за поворотом коридора – перешла едва ли не на бег.

Сын пришел!

Мальчик принес цветы. Ее любимые пионовые розы в тонкой папиросной бумаге. Мальчик так похож на своего отца. Вся в растроганных чувствах и умилении, синяк на скуле любимого сына Майя Михайловна Королёва заметила, лишь когда дело дошло до материнского поцелуя. Ахнула и едва не обронила букет. Втиснула цветы вышедшему с кухни Илье. И двумя руками осторожно повернула голову сына к свету.

Мама дорогая…

– Юня, откуда у тебя синяк?

– Подрался, – невозмутимо ответствовало чадо.

Подрался? Подрался?! Ее мальчик с блестящим интеллектом, тонким музыкальным даром и хрупкими чувствительными пальцами – подрался?!

Майя поймала себя на том, что нащупывает стену сзади.

Что произошло?! Материнская тревога за единственного ребенка не отпускала ее никогда. Только музыка на время отнимала эту тревогу.

Невероятно одаренный, талантливый, вундеркинд. Так о нем говорили. Но Майя помнила и другое. И знала другое. Как он одинок. Помнила ярко, будто это было вчера, как шестилетний Юня пытался завести друзей.

– Мам, давай купим им конфеты, и они со мной поиграют.

– Мама, давай возьмем трещотку, и я сыграю им китайский танец Петра Ильича?

Не помогали ни конфеты, ни трещотка. Он не понимал их, ребята не понимали его. Не принимали. Он был для них слишком… Просто слишком. Чужой, непонятный, инопланетянин.

И ее ребенок построил вокруг себя стену. Майя это видела ясно, словно стена была наяву, но ничего не могла сделать. Так он оберегал себя от боли разочарования и непонимания. Это помогло ему потом, когда пришли настоящие успехи. Но ее любимый и единственный ребенок так и жил – за стеной, созданной его талантом, гордостью и одиночеством. И это не могло не беспокоить Майю. И вот теперь… драка?!

– Догнал? – неожиданно подал голос Илья Королёв – старший.

– Попытался, – невозмутимо пожал плечами сын. Забрал букет и снова вручил его матери. Наклонился и сам поцеловал мать в щеку. – Извини, неудачно пошутил. Гулял с Сатурном, задумался, не заметил ветку, – а потом резко перевел тему и спросил с воодушевлением: – Чем так вкусно пахнет? Твоими фирменными рулетиками?

Сбоку раздался звук, подозрительно похожий на смешок. Но когда Майя повернула голову, лицо мужа было предельно серьезным. Но глаза… Самое красивое – когда у него смеются глаза. Так, эти двое от нее явно что-то скрывают! Но сейчас не время выяснять правду, не скажет ни один, ни второй.

Майя еще раз проинспектировала скулу сына, убедилась, что все совсем не так страшно, как ей показалось на первый взгляд, и дала команду садиться за стол. Только сначала надо поставить цветы в вазу.

– Мама, я на днях видел тебя у консерватории. У тебя новое платье? – Юня с отменным аппетитом отдавал должное рулетам. – Зеленое такое. Тебе исключительно идет.

– Что за зеленое платье? – тут же поинтересовался Июль. – Я видел?

Юный Королёв слишком болтлив!

– Нет, не видел, – Майя положила сыну еще один рулетик на тарелку, чтобы занять ребенку рот. – Это новое.

– Мама! – картинно схватился за сердце Юня. – Ты надела платье, не прошедшее папин дресс-контроль?!

– Молодой человек, ты слегка зарываешься, – Майя включила «строгую мать». Этот режим у нее откровенно западал, но попытка – не пытка.

Мужчины Королёвы переглянулись и одинаково улыбнулись.

Допрос Майя отложила до позднего вечера. Когда муж уже лежал в постели в компании пижамы, очков и какого-то страшно занудного на вид журнала. Именно эта дивная картина предстала глазам Майи, когда она вышла из ванной.

– Что происходит с нашим сыном? – Майя потянула на себя журнал, который неохотно выпустили из рук. За журналом последовали очки, снятые с ровного, словно по линейке очерченного носа.

Супруги Королёвы какое-то время молча смотрели друг другу в глаза.

– Мне кажется, он взрослеет, – негромко проговорил Илья.

И по взгляду мужа Майя поняла, что время разговоров в спальне на этих словах закончилось.

* * *

– Ты чего такой хмурый? – Таня поставила поднос с кофе и булочкой на столик.

– П-п-проект новый, – у Женечки снова был день заиканий.

Впрочем, после посещения главного редактора это у него случалось частенько, почти всегда. Скоро у них заикающихся станет двое. Еще пара таких гонок по Москве, и будут они в эфире с Женечкой самой запоминающейся парой.

Ни на какие танцы Таня, конечно, вечером не пошла. Разыгрывать перед домашними безмятежность тоже было провальной идеей, поэтому, сославшись на головную боль, она закрылась у себя в комнате. Пару раз заглянула обеспокоенная мама, потом папа, но демонстративно стоявший на столике стакан с водой и упаковка болеутоляющих рядом избавили от ненужных вопросов.

Придурок!

Газовый баллончик она все же купит.