Я тебя искал. Я тебя нашла

– Ничего страшного. Главное, чтобы после Ини нам с папой хоть что-то из еды осталось.

Таня прошла на кухню, чмокнула маму в щеку и умчалась к себе. Ее ждала флешка с Рахманиновым. Но сначала распаковать букет маньяка. Цветы ведь ни в чем не виноваты.

Мама заглянула к ней через полчаса, когда Таня собиралась прослушать пьесу уже в третий раз. Удивительная вещь. Таня не была поклонницей классической музыки. Она музыку просто любила – разную: рок, диско, латино, этно. Главное, когда отзывается внутри. А все остальное – стили, направления и прочее – вторично. Эта музыка была невероятной. И сама по себе, и исполнение. А невероятной для Тани она стала потому, что в последней трети пьесы вдруг послышалось танго. У Рахманинова! Такое щемящее абсолютно невозможное и неожиданное надрывное танго. Скрипка, виолончель и фортепиано. Сначала Таня слышала только скрипку, но потом… потом вдруг на первый план вышли клавиши такими мощными аккордами, что захватывало дух. В эту музыку невозможно было не влюбиться. И Таня влюбилась. Она поняла, что хочет ее станцевать, она закрыла глаза и при повторном прослушивании уже видела шаги, ноги, переплетающиеся с ногами партнера, медленный шаг, потом резкий поворот и снова кружева переплетенных щиколоток.

Таня хотела это станцевать. Она подумает, как можно урезать долгую композицию, оставив лишь танговую составляющую. Резать было жалко, пьеса прекрасна вся. Но на паркет ее не перенесешь, а Таня чувствовала, что музыка зовет.

И она обязательно под нее станцует.

Танцевать танго ТТ учил папа. Ставил руки ей, ее партнеру, показывал повороты и шаги. Это было давно, еще в одиннадцатом классе, когда шла подготовка к концерту для родителей выпускников. Но сам папа, показывая, как ведет себя партнер, станцевал с Таней только один раз.

– Потому что это танец мужчины и женщины, а не отца и дочери, – сказал он тогда. – У каждого свое танго.

Позже, когда Таня стала ходить вечерами на танцы в клуб латино, она как-то обмолвилась отцу, что ей не очень удается танго. Папа некоторое время молчал, а потом ответил:

– Просто ты еще пока не нашла свое.

И вот теперь… она что? Нашла свое танго? В Рахманинове? Смешно.

Файл назывался «Rachmaninoff. Trio no. 1 (еlеgiaque) in G minor». И все. Имен исполнителей не было.

Мама заглянула, когда Таня собиралась ставить на прослушивание эту музыку в третий раз. Она остановилась перед букетом в вазе.

– Какой красивый.

– Да, – Таня пожала плечами.

– У этого человека безупречный вкус.

– Безупречный вкус у тебя, мамочка, ну и у… флориста.

Мама хотела что-то ответить, но тут зазвонил домофон, и она пошла открывать дверь.

Свою идею станцевать Таня не оставила и на следующий же день попросила Женечку помочь обрезать музыку, но так, чтобы она не казалась куцым куском. Потом ТТ заглянула к главному в надеже узнать исполнителей. Он не помнил, попросил не забивать ему голову глупыми вопросами, не отвлекать от дела и ждать звонка заказчика. Тогда Тане все расскажут подробно про план мероприятий, а до этого не стоит заниматься инициативой, которая, как известно, всегда наказуема.

Ждать так ждать. Вечером Таня все же добралась до клуба. Играла привычная легкая латиноамериканская музыка, танцующих было немного. Кто-то двигался с вдохновением, кто-то откровенно переминался с ноги на ногу. Таня постояла минут пять и поняла, что неинтересно. Сегодня – неинтересно. После того, что услышала накануне, это – не пленяет.

– Потанцуем? – к Тане подошел Эдик, барабанщик из группы брата.

Что он делает в коллективе Ини, Таня не знала. Холеный мажор, которому все было по приколу. И барабанщик он так себе, но Ваня не мог никого найти, а Эдик вдруг согласился. Он Тане не нравился, ни как музыкант, ни как человек, ни как друг Ини, но двигался прекрасно. И, пожалуй, единственный здесь, кто смог бы…

– Под это? – поинтересовалась Таня.

– А подо что?

– Сейчас закончится, и я поставлю.

Она поставила. Когда послышались первые аккорды, никто ничего не понял. Здесь такое никогда не звучало. Но Таня уже направлялась к Эдику, и в глазах ее был вызов «Ну что? Слабо?».

Танцевавшие пары разошлись и встали вдоль стен, очищая площадку для ТТ, которая вплотную подошла к Эдику, обняла его рукой за шею и прошептала на ухо:

– Ты слышишь танго?

– Это танго? Точно?

– Да, это танго, – и завела свою ногу за его бедро.

Так начался танец. Очень неправильный. Потому что, хотя партнер и был опытный, он не вел – он подчинялся. И со стороны казалось, что в паре главенствует женщина. Но на самом деле главенствовала музыка, именно она вела. Таня растворялась в музыке полностью и шла за ней. Это было танго втроем. Настоящее, полное какого-то оглушающего надрыва и тоски. Почти Пьяццолла, но не он. В какой-то момент Тане даже показалось, что вся эта музыка исполнялась и записывалась только для нее, нее одной. И когда мелодия закончилась, настигло ощущение опустошения. Что-то важное и новое случилось в ее жизни. Но что? Она не знала.

Таня танцевала с закрытыми глазами, а когда открыла их, увидела перед собой лицо Эдика – ошеломленное и… чужое. Отвела взгляд.

Зрители у стены тоже были ошеломлены. В абсолютном молчании вдруг кто-то захлопал. Таня обернулась на звук. Хлопал Ваня. Как он сюда попал? А потом к Ване присоединились другие. Весь зал хлопал этому танцу и Тане.

А Эдик продолжал смотреть на нее удивленно и даже… О нет, и этот туда же. Танец – еще не повод для продолжения.

Зал снова наполнялся танцующими парами, снова поставили легкое латино. Таня подошла к брату.

– Привет, что ты здесь делаешь?

– Да я Эдика искал, нам репетировать надо, а тут это… Ну… вы выдали… Ты, вернее. В жизни не видел, чтобы ты так вот…

Таня пожала плечами и улыбнулась.

– Танька, – Ваня очень внимательно посмотрел на сестру, – ты что, влюбилась?

* * *

Виктор Рудольфович объявил получасовой перерыв и покинул класс по своим важным профессорским делам. Илья встал, раскинул руки, потянулся, округлил плечи и спину. И, завершив разминать затекшие мышцы, взял телефон. Аппарат, переведенный на время занятий в беззвучный режим, тут же послушно отобразил входящий с не определенного номера. После небольшого раздумья Илья все же решил взять трубку.

– Привет! Ты как? Что у тебя с Листом? Я в принципе готов пригласить тебя в подвал.

Низкий хриплый голос Илья узнал сразу. А вот в поток слов пришлось вдумываться. Ты всегда такой стремительный, Ваня Тобольцев?

– Все в порядке с Листом, – осторожно ответил Илья. Профессор Самойленко решил вернуться именно в этот момент. За пиджаком. Но, заинтригованный выражением лица ученика, остановился у стула. – На повестке дня Шопен.

Тут Виктор Рудольфович и вовсе передумал уходить. И принялся медленно и обстоятельно натягивать пиджак. Илья на всякий случай отошел к окну.

– А зачем в подвал? – Подвал и в самом деле интриговал больше всего.

– Ну как же? Я же тебе обещал! – жизнерадостно вещал Ваня. – Девочки придут, коктейли намутим, все такое. Потусуемся. У меня же группа, ты помнишь? Вот, на концерт приглашаю. Как обещал. Послушаешь.

Опять стремительный поток слов, требующий осмысления. И все это – под крайне заинтересованным взглядом профессора.

Первым желанием было отказаться. Вот просто взять, сказать «нет» и отключиться. И пойти пить кофе в буфет, оставив телефон в классе. Ваня – он ведь не просто Ваня. А Ваня Тобольцев. Брат. А вдруг там будет она? А вдруг – не одна? А с тем, за которого скоро выходит замуж.

Ну и пусть. А отказать Ивану – это трусость. Именно так. Тем более там девчонок и коктейли обещают. Илья закашлялся. Профессор, решив, что это намек ему, все же покинул аудиторию.

– А когда?