Феминиум

Донья Исабель не узнала бы сейчас посещавшую ее благоприличную молодую даму в модном костюме. Да и Андрес не узнал бы. Хотя одежда на лхамана по-прежнему женская. Шаманы у мапуче всегда должны были проводить свои ритуалы – нгильятум – в женской одежде, независимо от того, были они перерожденными или нет. Это тоже было знаком принадлежности к иному миру. Но одежда непременно должна быть исконной, такой какую носят женщины народа.

Сейчас на лхамана было одеяние арауканской женщины – кепам, кусок синей ткани, окутывающий всю фигуру, и заколотый на плече белой застежкой из морской раковины. Рука лежит поверх небольшого барабана, пальцы бьют по туго натянутой коже в такт песне, которую напевают шаман.

У песни не бывает постоянных слов. Но в ней есть слова силы, которые, повторяясь, выстаивают путь могущества – до того времени, когда нагуаль не вырвется во внешний мир.

Он летит во тьме, но то, что встретится ему, будет тьмой еще худшей. Она лежит за рекой крови, отделяющей средний мир от Нижнего. Это кровь жертв, приносимых теми, кто хотел войти в Шибальбу. Людей и зверей. Сильные шаманы способны пересечь реку, не принося жертв. Возможно, будь у Тамасула иной нагуаль, он бы не смог проникнуть сюда из-за запрета на кровь. Но его нагуаль способен реку перелететь. Так же, как нагуаль Шкик.

Сокол-шкик, посланец Солнца, влетает в вязкий мрак, полет его, ранее стремительный, как мысль, замедляется. Но не останавливается. Ибо движет его сила шамана и у нее есть оружие. Солнечные стрелы вылетают из клюва птицы и освещают путь во тьме. Ибо первый дом, что предстанет ему, – Дом Мрака. Но Тамасула там нет. Он на самом дне Шибальбы, в последнем из домов – Доме Нетопырей.

И он вылетает оттуда. Но это не обычная летучая мышь. Ибо ошибочно думать, что нагуали всегда имеют облик существ, известных обычным людям. Это чакицам – чудовищных размеров нетопырь, из морды которого вырастает клинок.

В человеческом обличии Тамасулу запрещено проливать кровь, он ни разу никого не ударил ножом, даже не поцарапал. Его хранитель – иное дело. В Шибальбе не действуют законы срединного мира. И он налетает на сокола, стремясь рассечь его пополам. Солнечные стрелы бьют в ответ, и первая атака заканчивается, не принося чакицаму успеха. Но он не отступает. Он в своем доме, здесь он сильнее всего, а сокол, наоборот, ослаблен. И запас солнечных стрел не бесконечен. Не удалось убить противника одним ударом – можно измотать, обескровить, лишить оружия и только после этого добить.

Они бьются во мраке, освещаемом вспышками стрел, но вспышки эти становятся все реже. И освещают тень дерева, на ветки которого нанизаны черепа противников калку. И если есть у этой битвы свидетель, он может различить при всполохах фигуру человека со скованными руками. Он там, внизу, на самом дне преисподней, где ниже нет ничего – если этот колодец вывернуть наизнанку, будет гора, ведущая в Верхний мир. Но здесь это колодец, и обессиленный битвой и тьмой сокол падает во тьму, а чакицам, описывая круги, снижается вслед за ним, чтобы растерзать.

…и попадает в ловушку. Из мрака вырывается ягуар и в прыжке обрушивается на адского нетопыря. Вот почему перерожденный шаман считается самым сильным. Ибо Творец, Владыка людей Нгенемапун, правящий в Вену Мапу, имеет двойственную природу. Он мужчина и женщина, старик и юноша, свет и тьма. Сокол – птица солнца, но ягуар – зверь ночной. Даже если шаман избрал путь Верхнего мира, небо имеет дневную и ночную стороны, и ночной нагуаль свободен во мраке. И разве Шкик, непорочная дева, родившая Солнце и Луну, не была дочерью владыки Шибальбы?

Ягуар на дне колодца терзает чакицама, а сокол, разбив оковы, уносит человеческую душу ввысь.

Группа медиков из Рима подоспела как раз к тому моменту, когда Владислав Йорек пришел в себя. Как и следовало ожидать, его заболевание приписали резкой смене климата. Доктор Тлалок догадался в разговоре с европейскими коллегами ни разу не упомянуть ликантропию. Нервный срыв – понятие очень удобное. В свою очередь, Йорек ни словом не упомянул, посещали ли его во время болезни какие-нибудь видения.

Тем не менее Йореку было рекомендовано незамедлительно покинуть Араукану. По состоянию здоровья. О том, последует ли какая-нибудь замена, соответствующие инстанции промолчали. Так что можно было сделать вывод: первая попытка контакта между Ватиканом и Арауканой закончилась неудачей. Имперские и мировые СМИ его и сделали.

Андрес вовсе не был в этом уверен.

Он сопровождал Йорека до аэропорта Арауканы. Разумеется, Шкик там не было. Йорек – сильный человек, сохранил рассудок после пережитого, но встреча с перерожденным шаманом для него – это уже слишком.

– Вы – секретарь де Оливейры, – сказал нунций, когда они ехали в медицинском микроавтобусе. Йорек уверял, что может сидеть, но римский доктор настоял, чтоб прелата перевозили в лежачем состоянии.

– Да, – Эрсилья заметил, что Йорек не назвал сан доньи Исабель, но решил не цепляться.

– Кажется, я вас уже видел.

– На пресс-конференции. Я также должен был сопровождать донью Исабель на встречу с вами, но, к сожалению, она не состоялась.

Желто-карие глаза Йорека взглянули на него пристально (теперь в них можно было смотреть без опасения). Похоже, Эрсилья все же допустил бестактность. Не стоило напоминать Йореку о его болезни.

Он не может помнить, как рычал и рвал зубами человеческое горло. Обе души двоедушника не сообщаются между собой, так уверяют справочники. Впрочем, медик сказал бы, что босоркун – это всего лишь человек, страдающий раздвоением личности, и старые славянские суеверия – это дилетантские попытки описать эту болезнь.

Неважно. Важно, сохранила ли его человеческая душа воспоминания о похищении. Или это показалось ему болезненным бредом? Он о многом мог бы поведать Андресу, ибо викарию часть истории осталась неизвестна. Но сам он не скажет, а Эрсилья не спросит.

– И зачем вы собирались со мной встретиться?

– Например, поговорить о творчестве Кохановского. Но случай так и не представился.

– Ничего, – спокойно произнес Йорек, – может, еще представится. Лет через десять. Или двадцать. Когда вас назначат посланником в Ватикан.

Донья Исабель еще была на совещании в матриархате. И Андрес после возвращения из аэропорта встретился со Шкик в небольшом кафе, одном из многих, где обедали чиновники и священники Арауканы. Он хотел еще раз выслушать историю спасения преподобного Йорека, и, как в прошлый раз, ему показалось, что лхамана о чем-то недоговаривает. Ничего не поделаешь, есть вещи, о которых шаман, даже если это друг, не скажет никогда. Это как тайна исповеди.

– Интересно бы знать, какое объяснение нашла произошедшему имперская безопасность, – сказал он.

– Пусть думают, что хотят. Мы свое дело сделали. Надеюсь, что так или иначе полиция или имперская безопасность выйдут на «Никах». Теперь, когда Тамасул их больше не прикрывает…

Когда стало известно, что Йорек пришел в себя, Эрсилья не замедлил спросить у Шкик, что произошло с шаманом Шибальбы. Получил ответ: «Мне сообщили, что у него инсульт» – и уточнять подробности не стал.

– Из твоих намеков я догадался, что Тамасул хотел развязать войну между империей и Европой. Или между старой церковью или церковью Откровения. В принципе его можно понять. Мы, то есть испанцы, пришли сюда как завоеватели. И конечно, многие хотели бы это исправить…

– Ты прав больше, чем полагаешь. Однако ошибки не стоит исправлять другими ошибками.

– Но ведь это все равно было невозможно, верно? Времена изменились, один человек начать войну не в силах.

Шкик кивает. Сказать вроде бы больше нечего. Они заказывают еще одну калебасу и тянут свой мате в задумчивости. Никто не обращает на них внимания. Священник и шаман за одним столом – в Араукане картина не такая уж редкая.

Эрсилья думает – а если бы это было возможно? Не случайно же донья Исабель была так обеспокоена. Общественное мнение было бы подготовлено к войне… а мы, самое могущественное государство в Западном полушарии, может быть, и в мире… мне уже приходилось размышлять об этом до инцидента с Йореком… а потом мог бы последовать еще инцидент, и еще… Сколько можно накапливать могущество, пока оно не стало бременем?

Шкик думает: все зависит от нескольких обстоятельств. Степени решимости и фактора случайности. Тогда можно и начать войну, и прекратить. Могли бы мапуче выиграть войну с испанцами, если б не вмешательство шаманов? В принципе могли бы. Они были отважны и упорны, и Испанское королевство истощало само себя, ведя войну в колониях и Европе. Со временем провинции отпали бы, мапуче получили бы автономию, а то и полную независимость… правда, на это ушли бы десятилетия, а может, и века. Но один человек решил вмешаться… и замешать в это других… исключительно ради блага народа. Дать ему не победу, а власть. И ведь он мог преуспеть, духовенство восприняло приказ из мира сновидений как откровение свыше… только не было учтено, что этот приказ неправильно истолкуют. Что речь шла не о праве священства для женщин, а о передаче духовной власти индейцам?

И что в результате? Шаманская атака, которая должна была погубить империю, ее укрепила. Реформа церкви привела к определенной самоизоляции Испании и ее колоний от других государств, ранней отмене рабства, признанию свободы совести, развитию научно-технического прогресса… и мы имеем то, что имеем.

Но признать, что государство со всеми его принципами и свободами, существует в результате ошибки? Неверного толкования сна?

Неизвестно, для кого это будет хуже – для верных католиков Откровения, искренне преданных этим принципам и свободам, вроде Андреса, или для тех, кто следует пути шамана? Может, потому в шаманских родах предпочитают не упоминать о Тепепуле и Киспигуанче. Даже в тех, кто воспринимает нынешнее положение вещей как благо для исконных жителей континента. Потому что получать благо по ошибке – обидно.

Настолько обидно, что иные готовы конец света предпочесть. «Лик земли потемнел, и начал падать черный дождь; ливень днем и ливень ночью». Да, это о конце света. Но то, что Тамасул воспринял как пророчество, в священных книгах народа – рассказ об очередной гибели в прошлом очередного человечества.

Кто его знает, не вмешались ли тогда очередные доброхоты.

Если бы шаманы вместе с Киспигуанчей не изменили ход событий, Каталина Эраусо, она же Алонсо Диас, осталась бы в истории в качестве очередной более-менее удачливой авантюристки… или, скорее, авантюриста. Но в измененном мире эта личность пришлась как нельзя более кстати.

А чтобы мир остался неизменным, нужна полная противоположность Диасу – Каталине. Зеркальное отражение.

Но разве отражения не повторяют друг друга? И как такое может быть?

Xaqui naual, xaqui puz xbanatahvi, – думает Шкик.

Примечания автора:

Воспоминания Каталины де Эраусо цитируются в основном по переводу Е. Ю. Лыковой.

Цитаты из книги «Пополь-Вух» даны по переводу Р. И. Кинжалова.

В повести упомянуты два разных персонажа по фамилии Лойола: генерал-губернатор Чили Гарсия Оньос де Лойола (племянник основателя ордена иезуитов; убит в 1599 году) и Франсиско Лойола – это имя приняла Каталина де Эраусо после бегства из монастыря (на «Алонсо Диас» она сменила его приблизительно в 1603 году).

Относительно пиршественной чаши из черепа – преувеличение; сообщалось, что арауканы сделали чашу из шлема Лойолы, а череп его сохраняли как трофей.

Маче – шаман, калку – колдун (мапу – дунгун).

Вячеслав Дыкин, Далия Трускиновская