Путь домой. Четыре близнеца

– Похоже, ваш Фрэнк получился паинькой, раз умудряется пользоваться такой вашей нежной любовью. А Антуан такой же шёлковый? Цветы с любимой клумбы, – выдал сердитый Эжен, но, встретив, суровое молчание Рая, чуть поостыл, – Я еду в Фонтэнж, – повторил он с тихим упрямством.

– Лучше скажи прямо – за Виктором, – сурово подытожил Рай.

– И это тоже, – тут же вскинулся Эжен, – И вообще, я думаю, что надо как можно скорее ко всему этому привлеч батюшку, если это вообще его интересует.

– Эжен!

– Что Эжен?! Трудно со мной? Ну уж, извините. Но Фонтэнж это наша первейшая цель. Это же ясно как белый день! Виктор уехал туда. И даже не в нём дело. Ваши Жан, Анри и графиня, не сомневаюсь, стремятся туда же, потому что, как я понял, отпрыскам де Монсар больше не у кого искать защиты. В Фонтэнж, ибо там развернутся главные события, и чем они закончатся, известно лишь Богу.

При таких словах юноши Рай невольно улыбнулся, ведь слова вспыльчивого нахала не были лишены здравого смысла. Но…

– А Антуан? С ним-то как быть? Ты до сих пор не проникся мыслью, что и он твой брат.

– Антуан?! – Эжен с трудом сдержался, чтобы не плюнуть под стол, – Ради него я больше в петлю не полезу, даже если вы очень-очень попросите меня об этом.

Сказал, как отрезал. На душе Рая похолодело.

– Что ж. Позволь напомнить, ты обещал рассказать мне о причине твой ненависти к Антуану. Сейчас самое время.

Но было видно, что Эжену очень не по душе это предложение:

– Мои откровения ничего не исправят.

– Но я хочу понять причину.

– Просто выбросите из головы, и всё, – и Эжен отвернулся к окну.

– Дружок, мне не хочется думать, что эта твоя неприязнь вызвана мелочной завистью.

– Что?! Завистью?! – и Эжен удивленно развернулся.

– Да, ведь он единственный из вас, кто вырос в родном доме…

И тут Эжен невольно усмехнулся:

– А ведь вы правы, это могло бы стать причиной!

– Эжен, – Рай тяжело перевёл дыхание, – Мне необходимо знать, что ты не договариваешь. Иначе мы так и не сможем понять друг друга… Ты сегодня предсказал эту засаду, обвинив Антуана, в, скажем, предательстве. Это очень серьёзно. Я хочу знать, что дало тебе на это право.

В ответ юноша поднял на Рая хмурый, даже злой взгляд:

– Видите ли, я по природе своей злопамятен. Что делать… и я не верю, что что-нибудь способно переделать человека… разве что… молот и наковальня, – и Эжен невесело рассмеялся, – Суть, или душа, если угодно, это нечто раз данное, даже когда внешняя оболочка и изменяется до неузнаваемости, это остается неизменным. Это касается и Антуана. Простите, но до сих пор он давал мне повод думать о себе только плохо, как бы Виктор и не старался изменить это моё к нему отношение. Кстати, он тоже всегда напирает на то, что тот мой брат. «Брат»! А я гораздо выше ценю настоящую дружбу. И Виктор для меня прежде всего лучший, надёжнейший друг.

– Постой, Виктор старался изменить это твоё мнение?.. Так вы знали о существовании Антуана! Верно, верно… Мне так показалось ещё во время нашего первого с тобой разговора…

– Конечно, знали. Мы даже мечтали… О, как мы мечтали о встрече с ним! Вон, Виктор и поныне мечтает…

– А ты?

– А я уже повстречал его! – и глаза Эжена снова вспыхнули пусть и отражённым, но таким ярким пламенем, – Да, мы встречались аж два раза, и было это шесть и два года назад.

– Что?! – изумлению Рая не было предела.

– Уж поверьте, вы не ослышались, – горько рассмеялся Эжен, – И я скрыл это от Виктора, хотя оба раза это было очень трудно сделать. Просто так не хотелось расстраивать его…

– Расстраивать?!

– Да, расстраивать! Я знал, что как бы ни старался, мой рассказ будет очень гадким. Всякий раз, когда я уже был готов раскрыть рот, одна мысль останавливала меня. А, может быть, я всё же ошибаюсь? Может быть, мы с Антуаном пали жертвами недоразумения?..

«И после этого ты будешь говорить, что злопамятен! Ты будешь это говорить после того, как уже на моих глазах дважды попытался пойти на контакт с братом, явно всякий раз надеясь на чудо!? Нет, сынок, ты веришь в доброе в людях… Потому и не стал чернить Антуана в глазах Виктора, хотя, похоже, повод был…» – Рай тепло улыбнулся, но озвучил другие свои мысли:

– Недоразумения? А, может быть, так оно и было? Может быть, и сегодня… Видишь ли, Эжен, я больше всего на свете сейчас хочу, чтобы вы все стали братьями не только по крови, но и по духу, какими являются друг для друга Анри и Фрэнк.

– Постойте, – Эжен сощурился, – Они ведь братья и по крови, не только по духу, как вы говорите, верно?!

– Ты очень внимательный слушатель. Да, они братья, в некотором роде, ведь отец Анри был троюродным братом вашей матери. Я хочу сказать, что и в их отношениях бывали сложные моменты, но они находили в себе силы справиться с этим, потому что знали, всегда знали, что они могут друг на друга положиться. А обиды… Согласись, как бывает легко сказать что-нибудь, о чём потом жалеешь долгие месяцы, и даже годы. Слово не воробей, вылетит, не воротишь. А ведь такое бывает и не со зла, а так, под горячую руку. Да что далеко ходить. Разве твоя ссора с Виктором не является лучшим тому примером?

Эжен неохотно кивнул:

– Что это вас потянуло на морали, господин Рай?

– На морали? Нет, сынок, просто мне больно, физически больно видеть всё это. С одной стороны, я вижу, как вы похожи, не только внешне. У вас одна улыбка, у вас – это у Жана, у тебя и Антуана, думаю, и у Виктора. И ты, и Антуан, я уже не говорю о Фрэнке, уже ни раз доказали мне, что у вас благородные сердца, вы мужественные, сильные люди. Я вижу, в вас много общего. И в то же время… Антуан и Фрэнк ещё не видели друг друга, а уже, боюсь, стали соперниками в любви, – заметив, как изогнулись брови Эжена, Рай тяжело вздохнул, – Ну, во всяком случае, Антуан уже приревновал графиню де Монсар к брату. И это и понятно, и обидно. Видишь ли, Антуан влюблен в графиню де Монсар, он уже собирался предложить ей руку и сердце, а тут Фрэнк. Он спасает графиню в Туманной Гавани, когда ту понёс взбесившийся конь, и теперь он вместе с Анри похитил графиню. Антуана можно понять, ведь он и Фрэнк… то есть, Жан… они близнецы!

Широко распахнутые глаза Эжена застыли в удивлении:

– В графиню не трудно влюбиться, это точно, – согласился он, – Так что, я готов поверить, тут дело серьёзное.

– А теперь ты. Ты и Антуан… Так в чём причина вашей с ним, скажем, нелюбви друг к другу?

– Друг к другу? Позвольте, вы уже уверены, что и Жан возымел зуб на Антуана? Хотя, да, понимаю, до этого уже не далеко… Но с чего вы взяли, что Антуан холоден ко мне? – и Эжен лукаво усмехнулся.

В ответ Рай сокрушённо покачал головой:

– Я лишь предполагаю… Вот ты говоришь, вы с ним встречались, а он об этом ещё ни словом не обмолвился ни со мной, ни, я уверен, с графом, вашим отцом. Теперь я начинаю догадываться, что причина здесь та же, что не позволяет говорить и тебе…

– Ага! Вот видите, не сказал! – но тут же радость Эжена сменилась на задумчивость, – Может быть, он всё же устыдился? Теперь, когда он знает правду… Ведь вы говорите, что он до встречи с вами не знал о нашем существовании.

– Да, ему не говорили.

– Не говорили… Забавно… А теперь как ему признаться перед своим благородным отцом, что он заехал в мою тоже Лаганскую физиономию, когда у меня были связаны руки!? Что по его рекомендации мы с Виктором были жестоко высечены?!

– Что?! – от таких слова юноши Рай содрогнулся всем телом.

– Да, вы уж поверьте, мы с ним очень душевно встречались! – и Эжен нервно рассмеялся, – Вот ситуация! Так вы говорите, что граф настроен принять нас всех к родимому очагу? Мило. Очень мило. Тогда я бы не хотел оказаться на месте Антуана. Как-то мы встретимся, и он посмотрит мне в глаза…

Эжен развернулся к Раю и всей душой почувствовал, как сильно брианец хочет понять его.

– Хорошо, уговорили… Но позвольте мне начать очень из далека. Вы сами хотите знать всё… Всё, так всё, если это вообще возможно… – Эжен снова опустился на стул и, тяжело опершись локтями о стол, начал свой рассказ, – Многие не верят… даже Виктор мне не очень верит, но я на самом деле помню, как мы жили у той нищенки, как вы её назвали… Точнее, я не помню лицо той женщины, но в моей памяти хорошо засели наши долгие прогулки по вонючим портовым подворотням, помню тех больших злых собак, которые однажды чуть нас не покусали за то, что мы первыми подхватили, упавшие с повозки лепёшки. А нас – это Виктора, меня и Антуана. Да, я помню, что нас было трое. И я помню, как мы с Антуаном постоянно дрались, а Виктор нас разнимал. Я не помню причин этих ссор, только это жгучее чувство обиды и желание заехать в нос братика. Но, кажется, тогда всё же больше всех попадало Виктору, потому что он лез между нами, и я диву даюсь, почему он совсем не помнит это. И вот однажды, на нашей улице появились странные люди…