Александра посмотрела в ту сторону, куда кивнула муза комедии. Между возлежащими в нескромных позах нимфами и вдрызг пьяными сатирами суетливо пробирался странного вида мужичек в длинной рубахе из грубого небеленого полотна. Ноги его были босы, всклоченная борода и волосы давно не стрижены, что сильно диссонировало с разодетыми в шелк и парчу красивыми гостями Олимпа.
– Кто это?
– Еврейский бог Яхве. Пройдоха! Наобещал своему народу с «три короба» – землю обетованную с городами, которые те сами не строили, с домами, полными чужого добра, и с виноградниками, не ими посаженными. А завел в пустыню! Народ беден и сейчас живет впроголодь. Скот, хлеб – всего мало. Какие уж тут ему жертвы! Так он что удумал – брать человеческие души в залог в виде обрезанной крайней плоти. Не можешь зарезать телку, отдай кровь младенца! Плодородные земли все заняты, а обещание, данное пастве, надо выполнять – либо войной, либо коварством и обманом. Дурить головы, что бродячий табор голодранцев имеет право брать себе чужое имущество, до бесконечности не получится. Их надо куда-то вести, а то ведь с голоду все перемрут, болтаясь уже столько лет по пустыне. Или, еще хуже, вернутся к старым богам, от которых они так неразумно убежали, поведясь на его посулы. Видимо, с голодухи пришел сюда подкрепиться. Жалкий какой! Смотри-ка, кажется, к нам направляется!
Александра внимательно посмотрела на пробирающегося между лож нижнего яруса Яхве и задумчиво сказала:
– Боюсь, что вы, олимпийцы, недооцениваете его опасность. Вижу, быть ему мировым богом. Когда-нибудь не вам, а ему будут чадить фимиам на жертвенниках ваших капищ.
Талия с недоумением еще раз посмотрела на суетящегося Яхве и громко расхохоталась, запрокинув голову.
– Ты в своем уме? Никому больше такого не рассказывай, глупая жрица Дельф! Иначе оставишь святилище Аполлона без гроша.
– А если я говорю правду? – вспыхнула Александра.
– Правду? Да кому нужна твоя правда? Боги ее презирают, а люди боятся, как огня. И еще ненавидят тех, кто о ней разглагольствует. А потом еще и мстят за свое унижение, когда обман рано или поздно открывается. Нет большей ненависти, чем ненависть к провидцу после крушения иллюзий неудачника. Признать, что ты олух и глупец, непереносимо. Уж лучше пусть все останется как есть, в тайне, чем прослыть посмешищем в глазах соплеменников.
– Ну, зачем ты так про людей? Тысячи паломников идут в Дельфы узнать правду.
– Правду? Ты только попробуй им ее сказать! Получишь столько – костей не соберешь. Потому что правда всегда горькая и безжалостная. Люди цепляются за ложь, даже если она ведет к самоуничтожению. Скажи им, что их царь вор и обманщик – со свету сживут. Особенно им страшно узнать правду о самих себе. Они взывают: «Боги! Мы хотим знать истину!», а на самом деле только и ждут, чтобы им бессовестно врали. Вот поэтому они платят золотом исключительно за приятные уху и маловразумительные прорицания. За плохие тебе и хлебной корки не подадут. Но жизнь так устроена – хорошее случается гораздо реже. Последнее слово всегда за богами. Но люди достойны своих богов, ибо сами их для себя выбирают. Это так удобно не нести за себя ответственность!
– Так было раньше и есть сейчас. Но почему ты думаешь, что останется навсегда?
– Ну, сама посуди: чем этот женоненавистник и оборванец из Синайской пустыни может перекупить поклонение нам могущественным олимпийцам?
– Например, снять с человека чувства вины за выдуманный грех и переложить его на какого-нибудь коварного искусителя.
– И на кого же?
Александра внимательно осмотрела веселящуюся толпу и показала пальцем вниз:
– Да вот хоть бы на этого.
Талия удивленно вытаращила глаза:
– На Пана? Этого милого безобидного дурашку?
– Может и безобидного, зато противного. Рогатый, волосатый, с хвостом и копытами.
Талия, еще раз внимательно посмотрела на сатира, самозабвенно тискающего за зад полуголую озерную наяду, и покачала головой:
– Нет. Как-то не убедительно!
– Ну, тогда предложить новый договор – вы люди накладываете на себя такие-то ограничения, а за это я вам обещаю справедливое воздаяние – муки или блаженство после смерти. В этом случае человек перестанет ощущать себя игрушкой в ваших настроениях и прихотях и отдаст свою энергию, тому, кто напишет для них простой и внятный закон. Это уберет хаос непредсказуемости и упорядочит их жизнь. С помощью такой религии управлять народом очень просто.
– Этот обманщик?! И договор?!
Схватившись за живот, хохочущая Талия повалилась на бок и нечаянно опрокинула низкий столик с едой и напитками. И в этот момент крадущейся походкой к их ложам, почтительно семеня босыми ступнями, приблизился еврейский бог.
– Приветствую вас, прекрасные богини. Вы так задорно смеялись, что захотелось приобщиться и узнать, что привело вас, о, наипрекраснейшая дочь Зевса, в такой неописуемый восторг? – обратился он к Талии предельно церемонно.
Разглядывая потрепанную хламиду Яхве, муза развеселилась еще больше.
– Восторг?! Есть от чего. Оказывается, не только я умею сочинять дурацкие басни! – вытирая выступившие слезы, ответила Талия. – Видишь эту полоумную? Это Кассандра, дочь троянского царя Приама. Только что она сделала пророчество – сказала, что ты, Яхве, свергнешь богов с Олимпа, и все наши жертвенники достанутся тебе одному. Нет, я сейчас умру со смеху!
– Что вы, что вы, наипрекраснейшая из муз, не слушайте глупую девчонку, вы не можете умереть. Амброзия сделала вас вечно юной. Ой, канфар уронили! Разрешите поднять?
Яхве проворно согнулся и, шмыгнув под ложе Талии, вытащил закатившуюся чашу. Заглянув в нее, обрадовался – на дне еще что-то оставалось. Он опрокинул содержимое канфара себе на руку и слегка потряс. Остатки амброзии вытекли наружу. Яхве с наслаждением припал губами к ладони и с шумом втянул лужицу божественного нектара в рот. Лицо его выражало предельное благоговение. Келейным голоском он обратился к Александре:
– Наидобрейшая дочь великого царя, вы слишком ко мне великодушны. Мне не довелось видеть славного города Троя. Богат ли он? Плодородна ли земля вокруг? Много ли ее? Есть ли пастбища для скота? Сильна ли армия у вашего отца?
– А ты с какой целью интересуешься? Уж не раздоры ли собрался сеять? – язвительно спросила муза. – Илион с его удобными гаванями, теплым морем и богатыми землями – вотчина Аполлона. Это место уже занято.
– Что вы, что вы! Ни на что не претендую. Просто так – досужее любопытство. Если любимый сын Громовержца будет не против, то я бы, конечно, хотел посетить этот благословенный край и убедиться, что он так же прекрасен, как вы его описали.
Александра, пожала плечами.
– Добрым гостям всегда и везде рады.
Талия презрительно хмыкнула …
Глава 20
Александра просунула голову в дверь.
– Пап, к тебе можно?
Сидевший за массивным столом мужчина, отвлекся от монитора не сразу. Вопросительно посмотрев на дочь, он сдвинул по-брежневски кустистые брови, словно пытаясь вспомнить, зачем сам ее позвал.
– Ах, да, заходи!
С тех пор как не стало деда, за прошедшие годы в обстановке просторного кабинета ничего не изменилось. Разве что древние фолианты в коленкоровых переплетах сменил современный ноутбук, а вместо старого пафосного кресла с резными подлокотниками теперь вращалось и качалось удобное компьютерное из натуральной кожи. Жертвовать функциональностью и комфортом ради статуса и пафоса уже давно никто не хотел.
Рассеянный тон отца показался немного странным. Обычно, предельно собранный, он не тратил много времени на общение с детьми. Сколько Александра себя помнила, его воспитание всегда было коротким и по существу. Тщательно поддерживаемый матерью культ патриарха царил в семье беспрекословно. С ранних лет Саша знала, если папа дома, то ей с братьями ни шуметь, ни играть или баловаться нельзя категорически. Правило неукоснительное и не обсуждаемое. Руководитель департамента МИДа, он нигде и никогда не напускал на себя маску важного босса. Да и особого смысла не было. Есть такие лица, для которых хватает секундного взгляда, чтобы сразу все понять. Ты просто чувствуешь. После чего сам безотчетно выстраиваешь иерархию.
– Садись, нужно поговорить.
– Не пугай! Что-нибудь случилось?
– Нет. Просто хочу сообщить – ты уже достаточно взрослая и пора подумать о замужестве.
Александра скривилась в ухмылке:
– Судя по тону – ты уже подумал вперед меня.
Свинцово-серый взгляд отца стал насмешливо-жестким.
– Ты умная девочка и, надеюсь, мне не нужно объяснять, что кто попало не может войти в наш дом в качестве зятя?