Я спешу свернуть разговор.
Вот до чего доводит паранойя, особенно подкормленная сплетнями о подвалах и пытках.
Так нельзя. Необходимо успокоить нервы. И если я не в состоянии нормально существовать, когда рядом находится Демьян, то надо как можно скорее отсюда убраться. Найти новый клуб, отправиться в Америку. Вариантов масса.
– Ты хотела доказательств, – говорит Карина, протягивает мне телефон. – Смотри, полистай.
Я не сразу осознаю, что именно вижу.
– Господи…
– Господом тут и не пахнет, – хмыкает Карина.
Меня передергивает от жутких фотографий.
На дисплее сплошная кровавая рана, но если присмотреться, то можно разобрать контуры лица, пусть израненные, разломанные, смазанные.
Я зажимаю рот рукой, быстро отдаю телефон, нет ни малейшего желания вглядываться, изучать дальнейшие кадры.
– Не узнаешь? – спрашивает моя коллега.
– Нет.
Даже непонятно, мужчина это или женщина.
– Она была в клубе, не так давно. Вместе с нашим арт-директором.
– Что?! – восклицаю пораженно. – Та миленькая девочка?
Пусть я и записала ее в коварные расчетливые стервы, она и вправду очень мило смотрелась, если трезво судить. Маленькая, хрупкая.
– Да, она «фея», как ты понимаешь. И ей не слишком повезло встретить такого клиента как Демьян.
«Не слишком повезло» – еще слабо сказано.
– Переломы, ожоги, челюсть раздроблена, – перечисляет Карина. – Ее по косточкам собирали.
Я ничего не отвечаю. На следующий день отвожу деньги матери, подаю документы на американскую визу. Настал черед изменить декорации. Хватит с меня родного берега. Пора двигаться дальше.
?
Я покидаю гримерку, отправляюсь в главный зал, ступаю по пустынному коридору. На мне костюм Ангела и счастливые ботфорты, блондинистый парик. Сегодня особенный вечер, собираюсь показать новый номер, улучшенную версию. Надеюсь побольше заработать перед отъездом в Штаты. Мне обещают все оформить в ближайшее время, осталось набраться терпения.
Я предвкушаю овации, комплименты. Я нахожусь в приподнятом настроении, однако безразличие моего Демона терзает похлеще самой жестокой пытки.
Страшно, стыдно признаться, но я по-прежнему хочу его. До дрожи в пальцах, до дрожи в каждом позвонке. Даже чудовищные фото не останавливают. Вдруг ошибка? Вдруг все совсем не так? Вдруг это не его рук дело? Вдруг…
Мысль резко обрывается.
Кто-то обхватывает меня за плечи, толкает к стене. В приглушенном свете я с ужасом различаю неизвестного человека.
– Бункер двадцать один, – говорит он. – Двадцать один.
Его лицо залито кровью.
Господи.
Да он весь ею залит!
– Дело четырнадцать сто семнадцать.
Мужчина кажется мне знакомым. Где я могла его видеть? Здесь в клубе?
– Код. Восемь, восемь, восемь.
Его голос дрожит, хватка слабеет, пальцы почти разжимаются, отпуская меня на волю. Кажется, он все делает из последних сил.
– Бункер двадцать один, – оглядывается, затравленно озирается по сторонам. – Дело четырнадцать сто семнадцать. Код. Восемь, восемь, восемь.
Он же совсем молод. Сколько ему? Не больше тридцати. Но он чудовищно измучен, истерзан.
– Держи, – неожиданно сильно сжимает мои плечи, вдавливает в стену. – Повтори. Держи. Повтори!
– Держи, – шепчу я.
А в следующую секунду охрана оттаскивает его от меня.
– Нет! – вопит незнакомец. – Нет!
Но удар по голове быстро заставляет его замолкнуть.
Я в ужасе смотрю, как мужчину тащат по коридору, на полу остается отчетливый кровавый след.
Что с ним творили? Откуда столько крови?
Я перевожу взгляд на собственный наряд, безнадежно испорченный, но это сейчас волнует меньше всего.
– Идем, – начальник охраны берет меня под руку, ведет в кабинет шефа.
Еще никогда прежде шаги не давались настолько тяжело. И дело совсем не в ботфортах на высокой платформе.
Антона нет, Карабаса тоже не видно.
Меня усаживают на диван, рядовые громилы остаются за дверью. Начальник охраны нависает рядом.
– Я… скоро мой выход. Я успею переодеться и…
– Думаю, тебе дадут выходной, – хмыкает начальник охраны. – За стресс.