– Но не ты, – усмехается. – Тебя же это не останавливает?
Чертков спокоен и невозмутим. Он медленно приближается ко мне.
– Я не шучу, – тоже делаю шаг навстречу.
– Я вижу.
– Не смей прикасаться ко мне. Не смей.
Только ему плевать на мои угрозы.
Он подходит вплотную, а я чувствую, как отнимаются ноги, тело деревенеет, я не могу шевельнуться.
– Как скажешь, родная, – хмыкает.
Он останавливается так, что острие ножа упирается в его живот.
– Чего застыла? – его губы растягиваются в издевательской ухмылке. – Режь!
Подается вперед. Лезвие царапает кожу, вспарывает, выпуская горячую кровь наружу. Тонкая бордовая струйка ползет по белоснежной рубашке.
Мысли разом выветриваются из головы.
Всего один рывок, одно движение, и я могла бы отнять его жизнь. Наверное. В комнате настолько тихо, что биение собственного сердца оглушает.
Я стискиваю рукоять из последних сил. Пальцы немеют, дыхание сходит на нет.
Я смотрю на Черткова, попадаю в ледяной капкан. Мой взгляд бьется раненой птицей, а его взгляд пожирает меня.
А потом нож падает на кафель.
Я не могу. Не могу. Не могу убить его.
– Второго шанса не светит, – говорит, будто сетует. – Зря ты упустила свою свободу.
– Ты бы все равно не позволил…
– Но ты даже не попыталась.
Он сжимает мои плечи так, словно хочет раздробить кости в порошок.
– Это штора? – интересуется неожиданно насмешливым тоном.
Соображаю с трудом.
Моргаю.
– Ты это из шторы соорудила? Наряд свой.
– Д-да.
– Оригинально.
– Ничего сложного.
В готовке я не мастер, а с одеждой гораздо проще. Несколько надрезов и безликий кусок ткани превращается в экзотический костюм.
– Смотрится ужасно, – заключает Чертков.
– Не в твоем вкусе?
– Я хочу, чтобы ты была голой.
– Это трудно снять. Много узлов. Нелегко развязать.
Вместо ответа он берется за ткань и разрывает. Несколько мгновений, и плотная штора превращается в лохмотья.
Каждое его движение заставляет меня вздрагивать. Но я не совершаю ни единой попытки противиться или защищаться.
– Убьешь? – интересуюсь чуть слышно.
Он разворачивает меня лицом к столу, толкает, вынуждая согнуться пополам.
– Нет, – прижимается сзади. – Просто отымею.
Расстегивает брюки, трется возбужденным членом о мое лоно.
– Ты опять мокрая, – выдыхает мне на ухо. – Течная сука.
Шлепает ладонью по искалеченной заднице. Содрогаюсь, морщусь от боли.
– Не переживай, шрамов не останется. Все заживет. Когда я захочу оставить тебе что-нибудь на память, проявлю больше фантазии.
Он немного отстраняется и вдруг грубо входит в меня, выбивает сдавленный вопль из моей груди. Двигается мощными толчками, резко, жестко. Не желает доставить ни капли удовольствия, только закрепляет право на собственность.
Но я отвечаю ему. Бедра приходят в движение. Рефлекторно.
Я выгибаюсь, упираюсь лбом в прохладную столешницу, тихонько постанываю.
Наши тела соприкасаются, и мои ягодицы обдает огнем. Боль опять сливается с наслаждением. Я не способна разобраться в своих эмоциях, теряюсь в мрачных лабиринтах.
– Ты просто болен! – уже не думаю про осторожность и вероятные последствия.
– Да, – посмеивается. – Я болен, и ты даже не представляешь насколько.
Он немного отстраняется и вдруг грубо входит в меня, выбивает сдавленный вопль из моей груди. Двигается мощными толчками, резко, жестко. Не желает доставить ни капли удовольствия, только закрепляет право на собственность.
Но я отвечаю ему. Бедра приходят в движение. Рефлекторно.