– Ступни целуй.
Когда мягкие губы прижимаются ко мне, член ощутимо напрягается. Опять.
Проклятье, что же эта сучка вытворяет со мной?
Я даже не смотрю на нее. Не хочу видеть, как она согнулась в позе покорности, как призывно выпирает ее покалеченная задница.
Но я чувствую все.
Рот, запечатлевающий поцелуй. Мягкие пряди волос. Даже слезы, стекающие с ресниц. И озноб. Ледяную дрожь, сотрясающую тело.
Я чувствую ее. Как самого себя. И это охр…неть как странно.
Я ни капли не раскаиваюсь, но я не могу упиваться ее унижением в полной мере. Что-то мешает, какой-то странный барьер.
Разложить бы ее на этом столе, вжаться губами в губы.
Но этого не будет никогда.
Я все-таки не выдерживаю и смотрю вниз, оцениваю багровые полосы, кровь запекшуюся на бледной коже. Я испытываю легкое сожаление. Ничего личного. Просто красивая вещь испорчена. А я бы не хотел ничего портить раньше времени. Внешне. Внутри – другое дело. Внутри я ее с огромным удовольствием искалечу.
Разве можно предположить, что это дрожащее создание бросилось на меня с ножом, пыталось угрожать?
Она опять поднимает голову, и я понимаю – да, можно.
В ее глазах пылает ненависть, ярость и злоба. И это так мне знакомо, смахивает на мое собственное отражение.
– Держи, – я бросаю ей сумку, которую она забыла в моем кабинете. – Там твой телефон, можешь позвонить отцу и рассказать о нашем тесном сотрудничестве.
– Ты скотина.
– Постарайся придумать что-нибудь повеселее.
– Я тебя уничтожу.
– Пустые угрозы. Слушай, а давай снимем видео и отправим запись твоему папочке? Пусть посмотрит как я натягиваю его обожаемую доченьку. Его дорогую наследницу. Его маленькую принцессу. Ваша семья любит снимать всякие видео. Разве нет?
– Ты ничего не знаешь о моей семье! – она бледнеет, видимо и вправду боится, что я отправлю запись отцу.
Зря переживает.
Я не намерен осуществлять и половины из того, о чем говорю. Но смотреть за реакцией приятно. Видеть ужас на лице этой холеной суки – что может быть лучше?
Я сломаю ее. Разотру в порошок и развею по ветру.
Я бы мог изобразить галантного кавалера, сыграть в любовь, по-джентельменски предложить помощь и содействие. Завоевать ее доверие, очаровать, а потом разбить мечты, выбить почву из-под ног.
Но нет, я за другой расклад.
Я хочу приковать ее. К себе. К своему члену. Привязать.
Я не намерен изображать героя.
Я хочу, чтобы она четко понимала для кого течет и под кем стонет, в какую мразь влюбляется.
Я стану ее надеждой и приговором. Светом в окне и темнотой, которая окутает с головы до пят. Я стану гр…баным «Стокгольмским синдромом».
Я разрушу ее изнутри. Я уничтожу все ее опоры. Медленно, методично, по плану.
Правда?
Да, я действительно этого жажду.
Или нет? Почему я прыгаю перед ней будто щенок? Почему постоянно прогибаюсь? Почему член встает как по свистку, лишь только она оказывается рядом?
Что-то пошло не так в нашей игре. Еще непонятно кто и кого здесь нагибает.
За ту пощечину мне стоило вырвать ей когти. И зубы заодно. Избить так, чтоб стоять не могла. За цирк с ножом надо было добавить много новых шрамов по соседству с теми, которые уже расположились на ее спине.
А я что сделал?
Трахал. Грубо, по-скотски. Но трахал.
Сомнительное наказание.
Я подтягивался на хр…новом турнике, чтобы хоть немного сбить вожделение, переключить мозг на что-то кроме этих невероятно длинных ног, крутых бедер.
А она сбросила одежду, поманила пальцем.
И… сколько я потом перетягал железа в спортзале? Сколько бы не перетягал, от дурацких мыслей избавиться не сумел.
Так кто кого?
– Приберешь здесь, – резко поднимаюсь и ухожу.
– – -
Я запираю кабинет на ключ, включаю гигантский телевизор на стене, запускаю видео на весь экран, поднимаю уровень звука на полную.
Я смотрю это не в первый раз. И не в последний. Я знаю каждый кадр. Каждый фрагмент отпечатан в моем подсознании. Хранится на подкорке.
Но иногда такие вещи надо освежать. Резать по живому, вскрывать старые раны, чтобы даже и не думали срастаться.
Передо мной темная комната и яркий свет прожектора. Слепит. Ничего не удается разобрать. Только смутные очертания мебели. С одной стороны стоит не то стул, не то кресло. А в другой стороне стол. Посередине, на полу, валяется одежда. Куча тряпья.
Вроде бы ничего подозрительного, но не для меня. Не для того, кто пересмотрел все это свыше миллиона раз.
Я бы хотел попасть туда. В это самое мгновение. Я бы хотел уметь управлять временем. Только есть вещи даже мне неподвластные. И вот одна из них.