– Возьми у меня, – продолжает глухо.
– Что?
Криво усмехается.
– Возьми у меня в рот, – поясняет практически по слогам.
Я задыхаюсь от возмущения.
Нет, подобные предложения поступали и прежде. Мне много чего предлагали. Но не в таком тоне, не так.
Я хочу запротестовать, выдать ядовитое замечание, но рука на моем затылке будто тяжелеет, тянет волосы назад, вынуждая до боли выгнуть шею.
Если не сделаю по-хорошему, то будет по-плохому.
Я пытаюсь отключиться и действовать механически, не оценивать происходящее. Я берусь за пояс на его брюках и соприкасаюсь с горячей гладкой кожей. Обжигающая волна обрушивается на меня, а мозг точно ватный. Я забываю что к чему, ничего не соображаю, иду на поводу природного инстинкта.
Мои ладони скользят по враз напрягшемуся животу Черткова. Вверх, изучая идеально вылепленный пресс. А потом вниз, к узкой дорожке темных волос.
Я слегка приподнимаю его рубашку и как завороженная смотрю на стальные мышцы, на вздувшиеся вены.
Интересно… а какой он там? Чуть дальше.
Я расстегиваю его брюки, опускаю ткань, извлекаю вздыбленный член. Я прикасаюсь к нему очень осторожно и неуверенно.
– Крепче, – следует хриплый приказ. – Сожми крепче.
Я в тумане.
Я не чувствую ни малейшего отвращения.
Какой же он красивый. Везде. И здесь тоже. Особенно здесь. Длинный, крупный, мощный. Ровный, идеальный. С большой головкой, на которой виднеется капля смазки.
Я подаюсь вперед и касаюсь его сомкнутыми губами. Отстраняюсь и облизываюсь, смотрю вверх, в потемневшие глаза Черткова.
– Такой огромный, – бормочу надтреснутым голосом. – Не поместиться.
– Смелее, детка. Ты же не первый раз сосешь.
В первый.
Но ему об этом знать необязательно.
Я опять касаюсь его члена, ласкаю языком набухшие вены. Я ощущаю его пульсацию внутри себя. В нижней части живота растет огненный клубок. Все быстрее и сильнее, по нарастающей.
Мы будто настроены на одну радиостанцию.
Безумие, однако наша кровь бьется в едином ритме.
Я пытаюсь убедить себя, что это сеанс терапии. Я способна оправдать все, что угодно. Если действительно хочу.
Алкоголь. Доза. Не важно.
– Бери глубже, – отрывисто заявляет Чертков. – Хватит баловства. Заглатывай.
Я невольно замираю, отклоняюсь от него.
– Тебе не нравится? – задаю совершенно идиотский вопрос.
И он срывается.
Это похоже на взрыв, на шторм, сметающий все на своем пути, разбивающий в щепки любые препятствия.
Он надавливает на скулы, заставляя широко открыть рот и вбивается внутрь резким толчком, упирается в самую глотку, заполняет без остатка.
Я задыхаюсь, только даже не пробую вырываться.
Он трахает меня в рваном ритме, совсем не церемонится. Как животное. Удовлетворяет низменную потребность, желая лишь спустить сперму. А потом грубо отталкивает.
– Самый дрянной минет в моей жизни, – бросает с издевкой.
– Никто не жаловался, – отвечаю холодно.
– Кончали от счастья, что ты им дала?
– Кончали от мыслей обо мне.
– Как поэтично, – ухмыляется.
– Ну тебе этого не понять.
– Полагаешь, у меня недостаточно тонкая душевная организация?
– Дикие звери проявляют больше нежности при случке, – стараюсь вложить в данную фразу все возможное презрение.
– А ты не думала, что все зависит от того, кого я трахаю? – похлопывает по щеке. – С одними тянет проявить нежность, а других можно только еб…ть. Любопытно, к какой категории относишься ты?
– К той, которая бы никогда добровольно под тебя не легла!
– Рот открой.
Сдавливает подбородок так, что я взвываю.
Его пальцы ложатся на язык, пробираются глубже, давят, вызывая рвотный позыв. Я дергаюсь, сгибаюсь, стараясь увернуться.
– Соси давай.
Я подчиняюсь автоматически.