Самопревосхождение

А это постоянное «чудо новизны и удивления» в её глазах, которое она демонстрировала ежедневно? Или знаменитый «танец жизни», как его называют учёные, имея в виду способность ребёнка каждой своей клеточкой реагировать на появление человека около себя? Или это непонятное нам детское умение точно выразить своё отношение к другому – положительное, отрицательное, нейтральное, а также множество их оттенков, более того, привлечь к себе внимание, заставить, если угодно, всех вокруг делать то, что хочет это маленькое, якобы беспомощное существо?

Да, науке уже удалось доказать, что в нас «встроен» и активно «работает» ген защиты и опёки детёнышей (в отличие от многих других «спящих» генов). Но ещё больше существует других наблюдений, и не только от науки, в которых говорится о Любви, что вызывает в нас «дитя человеческое» (а по аналогии с ним и все остальные детёныши), и о влиянии, которое оказывает наша любовь (или её отсутствие) на всю оставшуюся жизнь пока ещё маленького человека. Именно Аннушка научила меня тому, что в любви и любовном общении не бывает «передозировок», поэтому не стоит бояться перехваливать своё чадо в этот период. Да и в последующие периоды тоже, когда продолжится самоопределение и становление человека – через кризисы и преодоление препятствий, через тернии к звёздам и от подражания к свободе.

Во время прогулок с Аннушкой мы вместе слушали музыку, разговаривали или молчали. Если говорил я, она внимательно смотрела на меня, видно было, что старалась понять, а потом отвечала своими необыкновенными звуками, движениями маленьких рук, одетых в крохотные варежки, всем телом или чудесной беззубой улыбкой. Если она сама хотела мне что-то передать, я тоже внимательно её слушал и тоже старался понять. Как ни странно, почти всегда это у нас получалось. Так мне хотелось бы думать во всяком случае. Даже когда она спала, а я наблюдал за нею и за собой, во мне возникало продолжение наших с ней разговоров или вдруг появлялись неожиданные мысли, которые хотелось запомнить или записать.

Сейчас, по прошествии некоторого времени, я могу уже с уверенностью сказать, что именно в те зимние дни и часы нашего с нею общения я смог по-настоящему ощутить влекущее чувство к – одновременно простому и сложному – устройству этого мира и нашей естественности пребывания в нём. Я смотрел в голубые, как небо, чистые глаза Аннушки, видел, с каким неподдельным интересом она вглядывается в каждую веточку, шишку или обронённое птицей перо, в проплывающий мимо пейзаж или падающие капли дождя со снегом, и мне передавалось, каким-то неведомым способом, но совершенно точно с её помощью, это отношение к жизни как к чему-то удивительному и вечно новому. А может быть, и ещё что-то очень важное, например, способность органично сливаться с окружающим миром, чувствовать себя его неотъемлемой частью и испытывать радость от такого «пустяка».

«Увидеть привычные вещи в новом свете, – думал я, – это и есть, наверное, пробуждение сознания. Существование самодостаточно, – продолжал я размышлять с неожиданно возникающей благодарностью, – ему надо лишь довериться. И только осознание является собственным нашим достижением. Знания, информацию можно заимствовать, получить механически, но осознание должно быть обязательно личностно пережитым и усвоенным. И, значит, только тогда, когда человек действует по своей собственной воле, свободно, при этом с пониманием велений высших сил, он в состоянии преодолеть и усмирить противоборствующие начала внутри себя, найти свой «непреложный путь» и как бы «заново родиться», став, наконец, равным самому себе. «О, вещая душа моя! О, сердце, полное тревоги, о, как ты бьёшься на пороге как бы двойного бытия…» (Ф. И. Тютчев).

Ася была ровна и сдержанна в отношениях со мной, я же, со своей стороны, старался не нарушать её состояния замкнутой отстраненности. Лишь однажды она чуть приподняла завесу со своих переживаний:

—

Постоянно жить с тем, кто не является твоим человеком, мучительно и невозможно. Если же это всё-таки произошло и ты видишь, как один думает: «Я над миром», а другой полагает: «Это мир надо мной», и они оба не в состоянии изменить себя, ибо это составляет ядро их личности, их сущность, – то гораздо честнее, наверное, на мой взгляд, признать ошибку, чем продолжать эти… неестественные отношения. Иначе непременно ввергнешь себя – и другого, конечно, тоже – в пучину обмана, а, следовательно, создаваемого самими же нами несчастья…

Обычно я передавал Аннушку Асе после прогулки и сразу уходил к себе домой. Изредка она приглашала меня к столу, «на чашку чая», совершенно в духе Софьи Алексеевны, и тогда мы говорили, в основном, о забавных историях, происходящих с Иоанной, благо такие новости появлялись каждый день. Однажды Ася поинтересовалась, когда будет закончена вторая книга и намерен ли я продолжать работу дальше.

—

Не знаю… Не уверен. – Я покачал головой.

—

То же самое ты говорил и о первой книге, – напомнила она.

—

Человек предполагает… – развёл я руками.

—

Но ты сам хоть немного удовлетворён тем, что сделал? – Она явно хотела меня поддержать.

—

Даже если у меня не всё получилось, – а так и есть, иначе и быть не может, – сказал я твёрдо, – я рад, что мне удалось хотя бы попробовать это сделать.

—

И что же именно ты хотел сделать? – Ася мило сверкнула глазами. – Можешь сказать кратко? Например, описать только зерно, а не всё будущее дерево?

—

Это невозможно! – воскликнул я и сразу добавил. – Помнишь, как-то мы уже говорили, что для подобного резюме, строго говоря, надо переписать заново все книги, рукописи и устные сказания… – Я помолчал. – Хорошо, попытаюсь кое-что повторить, но отнесись, пожалуйста, к этому снисходительно и не очень серьёзно. Как я сам.

Ася согласно закивала головой, а я продолжил:

—

Мне бы хотелось передать некий… message for human being or person*: человек сам решает, как он будет жить. Ежели он решит, что хочет и может жить осознанно, то есть в гармонии и единстве с самим собой и с миром, найти свой собственный Путь и тем самым исполнить своё истинное предназначение, – то так именно всё и «случится». Закон: «всё справедливо» – существует и его никто не в силах отменить. Но люди хотят, чтобы их «вели», в то время как нужно идти самому, уметь постоянно писать и переписывать сценарий своей собственной жизни, а значит, и слышать «высший зов», диктующий необходимые поправки. Только не надо никого винить, ради Бога! Помните, это ваш выбор, господа!

Я замолчал, не слишком довольный собой, но Ася заметила и на этот раз уже без всякой усмешки:

—

Думаю, если читать твой текст страницу за страницей, можно всё-таки кое-что уловить из того, что ты обозначил как «message». Это правда: человек сам может создать какой угодно масштаб своей жизни. Однако, – Ася загадочно улыбнулась, – кто же это сказал? «Бог спасает нас, но не без нас»…

Десятого января Иоанне исполнялось три месяца, и этот день – так всё совпало – стал для всех нас новой точкой отсчёта. Сначала, как обычно, я принёс крепко спящую Аннушку после прогулки и уже собирался уходить, но Ася неожиданно остановила меня, провела в большую залу и оставила там одного, а сама ушла укладывать девочку.

Я всегда считал, что у нас большая квартира, однако жилище Аси и Софьи Алексеевны поражало воображение. Высоченные потолки, узкие во всю стену окна с полукруглыми завершениями рам, длинные, разветвлённые коридоры, кое-где упирающиеся в лестницы, ведущие на другой (другие?) этажи, множество дверей, за которыми могло оказаться сколько угодно комнат, неимоверных размеров ванная комната с мраморным полом, изобилием предметов старинного и современного оборудования, прекрасно сочетающихся друг с другом…

Во многих помещениях я просто никогда не бывал. Вот и сейчас я впервые стоял в громадной зале с массивным, строгим деревянным столом, подстать стенам, обитым деревянными панелями, и резному высокому буфету с широкой столешницей. Великолепная сервировка – «на двоих» была дополнена низкими, художественно оформленными букетами из живых цветов и бронзовыми канделябрами, каждый – с зажжёнными тремя свечами.

В зале был полумрак. Антикварного вида люстры не горели. За окнами темнел быстрогаснущий зимний январский короткий день. Ася вернулась скоро, пригласила меня к столу и попросила открыть две бутылки шампанского: мне обычного, себе – безалкогольного.

—

Хочу поблагодарить тебя за Аннушку, – сказала она, поднимая бокал.

—

Благодарить надо, по-моему, вас. – Я с удовольствием прислушивался к хрустальному звону бокалов.

—

За что? – тихо спросила она.

—

За то, что вы есть…

В сумраке комнаты и в отблесках свечей глаза Аси таинственно мерцали. Мы молча смотрели друг на друга через стол, и вдруг я почувствовал, что могу снова говорить с нею о самом главном, что уже начинал однажды светлым майским днём, когда мы были одни в загородном доме.

…

Закончив свою романтическую речь, я встал и просто сказал:

—

Ася! Выходи за меня замуж.

—

А я уже думала, что мне придётся самой делать тебе предложение. – Она тоже встала. – Пойдём, я покажу тебе детскую комнату.

Длинными коридорами она провела меня в небольшую, оклеенную весёленькими обоями, свежеубранную комнату. В кроватке, раскинув руки, в нарядном боди, с широкой плетёной лентой на голове, украшенной шёлковым красным цветком, спала Иоанна.

—