Отражение в стекле

– Какой «тихо»?! Лютый, млин, ты чё, какую-то шпану за серьёзных чертей принял?!

– Я предпочитаю не лезть в драку при первой возможности. Считаю подобное поведение неправильным.

– У-у-у млин, – Хан почесал голову, – Вон чё эта интеллигенция с пацанами реальными делает. Губит, клян даю!

– Я не… – Артём осёкся и ухмыльнулся, – считай, что это старые привычки.

– В натуре?! А я чёт и смотрю, больно ты хилый. Небось книжки свои читаешь, а качаться и забыл, м?

– Пишу. Я пишу «свои книжки».

– У-у-у млин… интеллигенция….

Артём так до конца и не понял, было ли это выражение негодования, или действительно кому-то было пора задуматься о том, что книги можно не только таскать, чтобы не приходилось обдумывать мысли дольше одной минуты.

– Чужбаны! – заголосил в нескольких шагах перед компанией Хан. – Пошкандыбали, короче. Только Лютый хочет мирно перетереть сначала!

Группа отозвалась неодобрительными возгласами и бурчанием, но в лицо никто ничего не ответил.

– Да я так же ответил, в натуре! А только шеф сказал, что Лютый бригадой рулит, вот пусть и рулит… интеллигент, млин.

Артём осмотрел «бригаду». Встало сразу несколько вопросов: откуда они берут столько комплектов одинаковой одежды, почему все предпочитают брить голову налысо и как они зарабатывают себе на жизнь в свободное от пьянства время. Из всех них только Юлий казался относительно образованным человеком, возможно, именно поэтому его и выбрали за главного.

– Ну чё млин? – спросил Хан. – Куды?

– Я-то откуда знаю? Не я вас тут собрал, пусть дорогу показывает тот, кто её знает.

– Эт чё, я теперь новый бригадир? – с радостными нотками в голосе промычал Хан.

– Это значит, что ты штурман и левая рука бригадира.

– А чё не правая?

– Да хоть центральная! Веди уже.

– Слово-то какое обидное: штурман, млин…. Ну чё репы вылупили?! Лютый сказал переть за мной, так что каньдёхаем веселее!

Южники шагали бодро, Артём рядом с ними казался миниатюрой на человека, будто хорёк оказался посреди стада буйволов. Забавно было и то, что этот хорёк вёл стадо за собой, пусть и понимал, что уж лучше лев ведёт стадо баранов, чем баран стадо львов. Почему-то не отпускало чувство, что в данной ситуации именно Артём – тот самый баран.

Подобный марш длился около получаса. Южники за это время ещё больше разгорячились, травили друг другу дешёвые анекдоты, переговаривались и в целом вели себя непринуждённо. Артём же успел несколько устать как от ходьбы, так и от их манеры шуметь на несколько улиц вперёд.

– Там, – Хан указал на заброшенное здание старой многоэтажки. На многих окнах не хватало стёкол, но и на тех, где они были, зияли дыры, похожие на иллюминаторы на пыльной поверхности. Штукатурка местами осыпалась, являя вместо себя потрёпанный бетон, двери с подъездов сняли, но вместо некоторых стояли импровизированные решётчатые ворота, облепленные фанерой и парой листов ржавого железа. Из пары окон Артём подметил напряжённые взгляды, ждущие его действия.

– Встаньте слегка подальше. Я попробую поговорить сам, без лишнего шума, так сказать.

– И нифига не лишнего – Хан раскурил сигарету в паре десятков метров от ближайших окон, – Я бы вообще прямо сейчас влетел!

– В натуре… – пробубнили некоторые.

Не успел юноша и придумать план действий, как одна дверь отошла и из неё высыпалось по меньшей мере пятнадцать парней, причём некоторые были заметно старше других, что создавало картину больше умилительную, чем воинственную. Кто-то уже держал наготове алюминиевые биты, намотал на руки цепи, некоторые просто скрестили руки и молча сверлили переговорщика взглядом. Последним вышел Дмитрий. Бывшая любовь Марго смотрел ещё злее остальных, на что, впрочем, имел право, судя по количеству синяков.

– Здорово тебя вчера помяли. Не знаю, помнишь ли ты моё имя, но…

– Мне так плевать на твоё имя, что ты даже представить себе не можешь, насколько именно!

«Верно говорят, что такие на ошибках не учатся»

– А ты ещё наглее, чем мог показаться при первой встрече, Дима.

– А ты ещё более бессмертный, чем вчера казался, упырь.

– Как насчёт не переходить на личности? Я пришёл говорить в первую очередь, а не посыпать друг друга дерьмом, подобно обезьянам.

– Да ты мало того, что ботан, так ещё и стремаешься нормальных разборок! Как ты думаешь, хочу я говорить с утырком, который у меня бабу из-под носа увёл, а потом позвал своих дружков-петушков, когда ощутил свою беспомощность?!

– Ты кого там в петухи определил, дамочка?! – Хан почти тут же оказался рядом с Артёмом, как и остальные южники. – Тебе вроде уже рыло чистили, не хватило что ли?!

– Да вы просто не шарите! Разоделись в чёрное, крутых строите, а как дело доходит до реальных вопросов, так штаны узкие – ходить мешают! – со стороны подопечных Дмитрия раздались одобрительные смешки.

– Лютый, я его ща за такой базар уработаю, могилой клянусь!

– Давай, попробуй! – отчаянный бывший достал из кармана выкидной нож. – Всегда мечтал за девушку устроить мокруху!

– Вы тупых не стройте! Они не за девушку стоят, а за своих друзей и разбитое окно в ресторане, – Артём уже понял, к чему идёт дело, и решил просто огласить причину приговора.

– Да тем лучше, мне терять нечего!

– И правда лучше, дорогой! – сказал единственный южник горной внешности и лязгнул затвором пистолета. – Только зубочисточку свою оставь, да? Всевышний видит, нам запрещено вас в трупы делать.

– И чё ты там своей пуколкой мне доказать пытаешься?! Если ты хотел припугнуть, то у тебя не вышло!

– Это ты, дорогой, своей железякой пугать собирался, а я не пугать буду! Так что саблю в ножны и дерись, как настоящие горцы с горцами дерутся – голыми руками и чистой верой!

– Да плевал я на твою веру!

В следующий миг Артёма контузил грохот выстрела, за которым последовал сдавленный крик упавшего сверстника, схватившегося за ногу.

– А говорили, что холостые не больно бьют. Во как скрючило!

– Мочи козлов! – заорал Хан и первым влетел в ошарашенного противника.

Следующие несколько минут тянулись ужасно долго для Артёма. В правом ухе до сих пор звенело, в глазах плавал туман, а в носу стоял запах пороха, будто ушедшего целиком в его лёгкие. Южники последовали примеру Хана и уже спустя несколько секунд завязалась крупная потасовка из перекрикивающих, перекидывающих и перемалывающих друг друга тел руками и ногами. В этом гудящем улье было заметно больше людей, чем казалось поначалу: против южников уже сражалось не пятнадцать, а порядка сорока человек, выбежавших на подмогу, сквозь поднятую пыль виднелась солидная лужа крови, парень с разбитым носом волочил за локти раненого Диму, пока тот продолжал неистово кричать и корчиться от боли. Ещё раз где-то грохнул выстрел и прямо из толпы выбежал мальчишка лет семнадцати, хватаясь за руку и захлёбываясь своими слезами. Увидев его, другой парень стиснул зубы и в прыжке выстрелил коленом в нос горцу, выронившему от такого удара пистолет, он пытался защитить лицо, пока сидящий на нём парень перемалывал ему всё тело вдоль и поперёк. Краем глаза Артём заметил, как в него разогнался юнец в химически-зелёной куртке; он отступил от удара в последний момент и прибавил инерции бегуну. Тот сразу потерял равновесие и упал, с мерзким хрустом прикладываясь лицом о бордюр, от такого удара он почти не шевелился и под ним тоже начала собираться кровь.

И всё это кричало, ревело, брыкалось, извивалось, падало, завывало и тоже кричало, но теперь иначе. И лишь Артём, стоя в нескольких метрах поодаль, наблюдал, подобно полководцу, и пытался найти этой мясорубке хоть какое-то оправдание, хоть какой-то смысл, найти хоть одну причину этому ужасу, кроме человеческой глупости, жестокости и подлости. Нужно быть очень подлым, чтобы развязать эту мясорубку со своим братом по нации. Нужно быть очень жестоким, как тот горец, чтобы устроить пальбу в этом хаосе и выстрелить сразу в мальчика, которому на вид не было и восемнадцати. Нужно быть очень агрессивным, как Хан, готовый в любой момент подкинуть первые дрова в кровавый костёр, или как Дмитрий, готовый нарезать этих дров своим ножом.

И Артём. Артём был достаточно глуп, чтобы согласиться на это, достаточно самодоволен, чтобы попытаться поставить на уже готовом поле для перемалывания костей стол переговоров. Но что всего страшнее, он был достаточно труслив, чтобы теперь лишь наблюдать за всей бойней сбоку, не вызывать полицию или хотя бы не помогать соратникам, какими сомнительными они бы ни были.

И ему хватило подлости, чтобы сломать нос этому бедолаге. Нет, Артём ничем не мог отличаться от тех, кем он пытался не стать всю жизнь. Он такой же дикий зверь, как и они все.