Неудержимые демоны, или История женской войны. Книга третья

– Молодец, – отстранённо похвалил его Всадник и повелевающим жестом вытянул руку: – За верную службу ты получаешь два выходных дня.

– Два?! – поразился Эндре. Он перевёл взгляд на едва дышащую бледную Марту и прошептал: – Да за что же мне столько, Ваше Величество? Я не знаю… не смогу… давайте я останусь с госпожой Виллимони? Помогу, как смогу?

Стоя перед взыскательным господином, по-прежнему смотревшим на него безучастным взглядом, Эндре нервно сцепил костлявые морщинистые руки в замок. Бирр аккуратно уложил Марту на носилки и сам подхватил их спереди.

– Идёмте в западный флигель, скорее! – приказал он и скорым, но ровным шагом двинулся к белой громаде дворца, к его изогнутой крыше под монументальной колоннадой.

Всадник провожал их задумчивым взглядом.

– Люди, люди, – скорбно качая головой, проговорил он, – какие же вы все уязвимые и слабые… Вы надеетесь на то, что вас прикроет Провидение, а когда вдруг обнаруживается, что этого Провидения нет, вы начинаете злиться и обвинять в своих неудачах кого угодно, но только не себя. Ведь вы изначально слепы, ваших мозгов не хватает даже на то, чтобы осознать, насколько вы мелки и беззащитны. Однако в вашей слепоте кроется ваша величайшая сила – именно благодаря ей вы не опускаете рук и боретесь, даже и не думая, что ваша жизнь так хрупка и оборвать её столь просто…

Размышления юного Принца вслух прервал странный глухой стук. Вздрогнув, он широко распахнул полуприкрытые глаза – и увидел, что старый Эндре стоит перед ним на коленях, приложив руку к области сердца. Блёклые глаза преданного слуги были полны слёз.

– Ваше Величество, – прошептал он, – как Вы мудры… Даже не верится, что Вы ещё молоды…

– Людскую жизнь легко оборвать, – отстранённо повторил Всадник и вздохнул. – Ладно, Эндре, – сказал он, – я выделяю тебе столько отпускных, сколько потребуется для ухода за госпожой Виллимони…

– Господин, господин… – радостно забормотал Эндре, – всех сил мира не хватит, чтобы выразить, как я Вам благодарен…

– Тебе не потребуется это, – возразил Всадник, – ненавижу эту лицемерную пышность. Лучше будь со мной честным, Эндре. Будь честным до самого конца.

– Да, Ваше Величество…

Слуге вдруг показалось, что его господин хочет сказать что-то ещё: во всяком случае, он подозрительно шевельнул губами, но неожиданно отвернулся.

«Мне всегда лгут, – печально подумал он, – потому что меня боятся. А я устал быть страшилкой для людей…»

* * *

Марту перенесли в западный флигель дворца и уложили в небольшой комнатке, которая своей стерильностью могла поспорить с лучшими лазаретами Столицы. Здесь она и лежала – на смятой постели, в беспамятстве, которое иногда прорывалось внезапными вспышками бреда. За стенами флигеля бушевала война: рокотали снаряды, стрекотали ружья, умирали люди, но тут шла в своём, особенном, ритме, своя, обособленная, жизнь. Империя кидалась на штурм снова и снова, всех охватила какая-то военная лихорадка – и ни у Бирра, ни у Ноули не было времени приходить сюда днём. Но, когда наступала ночь, они, даже валясь с ног от усталости, тащились в одинокую комнатку во флигельке и в тревожной полудрёме просиживали у постели больной.

Марта сделалась красной, она часто металась и выкрикивала нечленораздельные слова. Температура у неё повышалась, она постоянно просила пить и никого не узнавала. Бирру были знакомы симптомы этой лихорадки… стольких товарищей он уже видел такими, а потом – в могиле… Но ему не хотелось высказывать свои предположения при Виллимони, хотя Виллимони, конечно, тоже прекрасно всё понимал.

Врачи только скорбно качали головами. Ноули и Бирр часто слышали витающий вокруг тревожный шёпот: «Как такое могло случиться? Что теперь будет с Республикой?!»

«Как будто Марта уже лежит в гробу, – озлобленно думал Виллимони в таких случаях, – она будет жить, чёрт возьми, такого не может быть, чтобы мы остались здесь, а она – нет! Мы выстоим, все трое, и умрём не иначе как вместе и не сейчас!»

Но дни шли за днями, а Марте не делалось лучше. Она бредила и лихорадила, становясь всё более похожей на иссушенный призрак. Врачи теперь радовались только одному: что она умрёт не от страшной гангрены. Как будто бы могла быть какая-то разница, как она умрёт!

А за стенами флигеля, шла война, как по-прежнему, и это казалось невероятным: что Марты там нет, а всё продолжается… После её ранения мир перестал быть реальным: все эти ужасы происходили где-то далеко-далеко отсюда, и они в них не участвовали, но они сами себе лгали. Они были тут, они впутались в эти страшные события, которые не хотелось воспринимать всерьёз, настолько сильно было желание позабыть кошмары войны…

На седьмой день после ранения Марта открыла лихорадочно блестящие красные глаза и крепко схватила Ноули за руку. Её пальцы были словно сделаны из железа, лицо в отблесках сияния лампы казалось жёлтым, как расплавленный воск. Капли пота блестели у неё на лбу, она тяжело, хрипло дышала и пыталась что-то сказать.

– Ноули… – пробормотала она, – Ноули…

– Марта, ложись! – потребовал Бирр, встрепенувшись на своём стуле. – Тебе нельзя вставать!

– Ноули… – широко раскрытые умоляющие глаза смотрели прямо на него, словно больше во всём этом мире никого не существовало. – Ноули, сиди тут… я не хочу одна…

– Да, – быстро проговорил Виллимони, – я тут, я рядом. Слышишь? Марта?

Прикрыв глаза, она больше не шевелилась. Только её губы едва двинулись:

– Говори что-нибудь… рассказывай мне о себе… я хочу слышать… слушать… так страшно…

Бирр тревожно следил за ними из угла, но на этот раз в его глазах не было такой огромной доли обречённости. И Ноули сам чувствовал, что кризис позади, однако он сам боялся оставлять Марту одну. Поэтому он крепче сжал исхудавшую руку раненой и начал свой рассказ…

* * *

Семейство графа Виллимони изначально проживало в Хапрене. Ноули запомнил этот город, но слишком обрывочно и смутно: ему было всего шесть, когда отец неожиданно приказал паковать чемоданы и переезжать в Столицу. Но он знал, что Хапрен – это вотчина тишины и спокойствия. Там ему никогда не нравилось; ведь поиграть ему было не с кем. Юный наследник графа был слишком непоседлив даже для своего возраста и подчас поступал не как титулованный аристократ, что причиняло немало огорчения его родителям. Однако дядя, молодой офицер Деллил Виллимони, не уставал хвалить племянника. Впрочем, господин и госпожа также гордились своим способным отпрыском. Все члены рода, которых он знал, лелеяли и баловали его. Оказавшись в шумной Столице, маленький Ноули словно вернулся домой после долгих скитаний. У него сразу появилось с десяток друзей и довольно обширный круг общения, так что вскоре его родителям даже пришлось выделить ему личную коляску и кучера, чтобы он сам отдавал многочисленные визиты. Но он никогда не приезжал в гости один, с ним неизменно была его двоюродная сестра, Байна Санна.