Неудержимые демоны, или История женской войны. Книга третья

– Нет, зачем? – с удивлением ответил Принц. – Разве у нас некому заниматься чёрной работой?

Желая удостовериться в том, что он её не обманул, она сама побежала к телу. При этом мстительная надежда обнаружить имперца мёртвым грела её сердце, и она испытала мучительное разочарование, когда увидела его лежащим в луже тёмно-вишнёвой крови, с бледным лицом, искажённым страданием, однако живым. Имперец явно растерял свою спесь: сейчас он тихо и зло плакал, пытаясь окровавленными пальцами вытащить пулю из тела. Заметив склонившихся над ним кеблонцев, он издал лишь испуганный свист и ничком рухнул на землю. Поддавшись дуновению ветра, жухнущая трава закрыла его своими волнами. Марта опустилась рядом с раненым на колени. Почему-то ей – совершенно не к месту – вспомнился Ноули и то мужество, с каким он держался в темнице. Сама не зная, для чего, но она желала, чтобы и этот имперец выказал хоть какую-нибудь твёрдость, но он уже был без сознания.

– Мало мы от него добьёмся, – вздохнула Марта, поднимаясь. – И почему ты его не убил? – зло спросила она у дэ Сэдрихабу, который, весело насвистывая, вёл под уздцы лошадь пленника.

– Не хотел, – беспечно отозвался демон. – За кого вы меня принимаете, в отличие от вас, я не промышляю живодёрством. Если он тебе так не нравится, сама его убей: я всегда могу уступить тебе ружьё.

Марта с сомнением посмотрела на весело улыбающегося ей дэ Сэдрихабу, затем на ружьё, и – с явной неохотой – на лежащего без чувств имперского пленника. Она успела возненавидеть его за ту дерзость и непочтительность, которыми он её одарил, но она не могла убить его беззащитного, в её глазах это равнялось подлому предательству. Пока она собиралась с силами, дэ Сэдрихабу с выжиданием смотрел на неё. Наконец, Марта решительно подсунула руку под спину раненого и деловито приподняла его над окровавленной землёй.

– Нет. Пусть живёт теперь, – сказала она и передала имперца Калебу Кузнецу.

С выражением искреннего презрения на лице Кузнец принял бесчувственное тело и взвалил его поперёк седла благородного скакуна, который явно приглянулся Всаднику. Сторожа уносились к воротам, поднимая за собою клубы пыли. Они торопились спасти жизнь имперца – но лишь в надежде на то, что он будет ценным информатором, в чём Марта сомневалась. Она же с дэ Сэдрихабу неторопливо шла по дикому простору стремительно жухнущих трав, наслаждаясь всей душой теми последними мгновениями покоя, что им оставались. Демон изредка поглядывал на неё, словно решаясь на некий разговор. Марта не могла выносить эту напряжённую тишину и долее, а потому она решительно спросила:

– В чём дело?

– Кхм… я хотел спросить у тебя, – с непривычной для неё в его голосе смущённостью сказал дэ Сэдрихабу, – ты не знаешь какого-нибудь достойного имперского дворянина, за которого я мог бы выдать Бэарсэй?

– Бэарсэй? – ужаснулась Марта.

Будто бы им передалось её великое удивление, галки в вышине неба, раздражённого и занавешенного, как слезами, тучами, тревожно заголосили и разлетелись в разные стороны. Природа вокруг них мгновенно затихала и пряталась, словно ей неприятна была даже лёгкая поступь полукровки и его звонкий подростковый голос. Всадник потупил взгляд (чего она от него вовсе не ожидала) и, начиная краснеть, невразумительно пробормотал:

– Я хотел… чтобы она была счастлива, и…я устал от неё! – вдруг выкрикнул он и полными злого вызова глазами посмотрел на Марту, которая даже смешалась от неожиданности. – Я видел, у Ноули есть друг. Лиордан Эммиэль. Пускай он женится на Бэарсэй и увезёт её к себе домой.

Пускай он женится на Бэарсэй и увезёт её к себе домой. Эти слова прозвучали как приказ, о чём Марта не преминула сообщить ему. Лицо дэ Сэдрихабу, обычно непроницаемое и надменно-насмешливое, сделалось почти жалким и виноватым. Остановившись, он потянул её за рукав и тихо сказал:

– Я не могу её терпеть. Она постоянно выставляет меня ничтожеством; Керенай напоминает мне, что я ничего не стою как правитель, если не могу повелевать даже сестрой! – в голосе демона звучала детская обида, и в это мгновение он не выглядел ни опасным, ни злым. Он был ребёнком, которому Марта искренне сочувствовала и которого попыталась утешить.

– Не волнуйся, – участливо сказала она, – мне кажется, Керенай просто пытается найти твоё слабое место.

– Он меня терпеть не может, – пожаловался Всадник, поднимая на неё доверчивый взгляд тёмных глаз. – А вот ты ему нравишься.

– Что? – Марта отчаянно покраснела, прижимая ладонь к щеке, словно это могло остановить распространение красноты.

Всадник лукаво подмигнул ей:

– Правда. Ты ему нравишься, – по слогам протянул он, словно наслаждаясь звучанием этой фразы. Чуть подумав, он неожиданно внёс странное предложение: – Хочешь, я сделаю так, чтобы вы с Ноули развелись? Тогда он женится на Бэарсэй, а Керенай – на тебе.

– О чём ты? – ужаснулась Марта. – Я никогда… нет, это просто глупости какие-то!

Крепостные стены были уже совсем близко, а разговор всё никак не катился к концу, потому они замедлили шаг, почти не продвигаясь вперёд.

– Значит, вы действительно друг друга любите? – печально вздохнув, спросил дэ Сэдрихабу и, получив скромный кивок в качестве ответа, ещё больше погрустнел. – Куда мне тогда девать Бэарсэй?!

– Ты же сам предлагал выдать её за Лиордана Эммиэля, – напомнила Марта.

– Но он… он её обидит! – возразил демон, чьи глаза вдруг расширились до невозможных размеров. – Он не злой человек, но он не захочет давать ей то, что ей нужно. А она моя сестра, я не могу выдать её замуж за смертного, да ещё вот за такого…

И вновь молчание – неприятное, неуютное, но единственно возможное для смешавшейся Марты. Она не знала, как помочь Всаднику, если он бросался от одного решения к другому и взрывался, если чьи-нибудь слова не устраивали его.

Стены подступили к ним вплотную. Почему-то они произвели на Марту ужасающее впечатление: ей казалось, что они своей грубостью, прочностью и тяжестью раздавят её, а в их тени она растворится и навеки канет в бесконечность.

Дэ Сэдрихабу метнул на неё тяжёлый взгляд из-под полуопущенных век.

– Всё ясно, – коротко сказал он. – Забудь. Тебе не положено знать о таких вещах.

Марта настолько удивилась, что даже не смогла возмутиться. Она была шокирована тем, как быстро в том открытом и доверчивом мальчике, каким он выглядел ещё пару минут назад, могли случиться такие страшные перемены. Стараясь избегать его взгляда, она держалась чуть позади, пока они проходили в город, и всё равно ей было неловко: она думала, она всё-таки поступила неправильно. Но, когда она собралась с силами, было поздно. Дэ Сэдрихабу вспрыгнул на громадную чёрную тучу, вращающимися движениями спустившуюся из гущи небес, и, даже не взглянув на неё напоследок, исчез. Только холодный ветер, рванувшийся в лицо, бросил ей в волосы и перепутал с ними палые листья.

Берта, сосредоточенно обгрызавшая уже десятую куриную ногу, отточенным движением отправила в рот с острыми волчьими клыками жалкие останки косточек и подбежала к Марте. Глаза её, что стало для неё обыкновением в сытые революционные дни, весело блестели.

– Скоро будут холода, – сообщила она и нервно почесала мизинцем за ухом.

– Да, – сухо откликнулась Марта, на миг глянув на неё пустыми глазами.

Мысли её были далеко от этого разговора, но где именно – даже она сама сказать не могла…

Первые дни на фронте

Королевство Авалория (истинно – Империя), Центральные Провинции, Кеблоно. 1 Лаурара 3041 года по летоисчислению Авалории.

– Вперёд, вперёд! – зычно кричал Кларк, размахивая длинной плёткой прямо над головами у своих маршалов.

Всего их было четверо: Эстерстил Лиус, в ведении которого находился западный фронт будущих военных действий, Лаудон Лиус, его старший брат, обязавшийся заняться западным крылом, Саранус Дзил, поклявшийся прикрывать тыл при возможном отступлении, и, собственно, Фолди, на пару с Королём командовавший авангардом.

Маршалы ворчали, но послушно покрикивали на своих подручных, те – на адъютантов, а адъютанты носились из одного крыла войска в другой и лишь вносили дополнительную сумятицу. Офицеры и солдаты молча крутили пальцами у виска, но старались исполнять то, что им велели, даже если смысл первоначального приказания искажался настолько, что обращался в полнейший бред. Легко можно понять причину недовольства Короля, а заодно и его ближайших помощников.

С самого начала этого злосчастного похода всё, в абсолютном смысле слова всё, не задалось. Когда Совет единодушным голосованием решил выступить против взбунтовавшейся Республики, обнаружилось, что половина мундиров и новейших ружей, изобретённых и заряженных по тому самому рецепту, который кеблонцы пытались выбить из Виллимони год назад, испарились со складов в неизвестном направлении, армию попросту не во что было одевать и нечем вооружать. Затем, когда виновники были обнаружены (ими оказались несколько чиновников из министерства госбезопасности), главнокомандующие столкнулись с новой проблемой. Солдаты пугались ружейных выстрелов; они падали на землю и закрывали голову руками, причём отказывались вставать даже тогда, когда десятники и надменные офицеры из аристократии начинали пинать их увесистыми армейскими сапогами. Впрочем, эти хвалёные офицеры, якобы просвещённая опора государства, показали себя немногим лучше. Если из десятка солдат все без исключения хлопались ниц от выстрелов и дыма пороха, то из такого же количества офицерства идентичным образом поступало приблизительно семеро. Эстерстил, за исключительное умение гнуть людей по своему желанию в любую сторону прозванный Палковичем, и тот отчаялся отвешивать могучие пинки своим храбрейшим генералам…

Когда же за две недели войско более-менее привыкло к ружьям и перестало бояться их, Король отдал приказ выступать навстречу Кеблоно. И вот тут-то появилась третья, и самая страшная, головная боль: неварские кочевники.

Неизвестно откуда взявшиеся степные бестии нападали на имперские легионы внезапно и, не ожидая и не требуя боя на равных основаниях, шли в наступление. Засыпав солдат градом стрел, кочевники отступали, стоило военачальникам отойти от первоначального шока и выстроить свои полки. При этом неварцы не несли никаких потерь, а вот имперцам приходилось плохо. Мало того, что после обстрела они лишались многих человек убитыми и ранеными, так это ещё и приводило к упадку настроения в войске…

Когда же Империя оказалась на границах Кеблонской Республики, воины столкнулись с новой неприятностью. Местные жители не оказывали никакого сопротивления, это верно, а потому, что их не было в опустевших домах. Вся провизия и скот испарились таинственным образом, колодцы оказались либо завалены, либо отравлены. А на подступах даже к самым захудалым городишкам стоял, словно частокол из отчаянных защитников, лес виселиц или колов, занятых сплошь представителями имперской аристократии и всех тех, кто стоял на стороне Империи. Наскоро собранное ополчение из ушедших в леса партизанить мужчин нападало на легионеров по ночам, поджигало дома, где те останавливались. Несколько раз в огне оказывался даже королевский штаб, и Его Величество с приближёнными едва избегали смерти.

Фолди казалось, эти жуткие две недели стоили ему минимум двадцати лет жизни. Зато Королю было удобнее всех: он лишь красовался на своём породистом скакуне и отдавал приказания, взрывался в случае их неисполнения и никогда не задавался вопросом, а почему же они не исполняются. Он писал письма жене, гонял Фолди, хоть тот по-прежнему числился его официальным любимцем, словно несчастную уличную собаку, виноватую лишь в том, что у неё нет дома, и громогласно жаловался своему новому фавориту, ленивому Саранусу Дзилу, что вся эта страна живёт и дышит пламенным желанием отравить его, королевскую, жизнь.

А Фолди и Эстерстил Палкович лишь злились в стороне и строили злодейские планы мести Саранусу, которые заключались в том, чтобы опозорить этого никчёмного дворянчика перед очами Его Величества.

Эстерстил появился на политической арене Империи сравнительно недавно. Этот сравнительно юный, но многообещающий талант выбился в люди лишь благодаря своевременной помощи Фолди, который легко определил, что здесь можно получить выгоду. Протекция Его Высокопревосходительства помогла Эстерстилу довольно быстро получить высокие чины на военном поприще, и тот был готов теперь преданно служить Фолди за его помощь. Впрочем, первый министр не сомневался, что и этот человек с честными глазами и аристократическими убеждениями предаст его, едва почует запах выгоды, и потому держался настороже, причём вдвойне настороже, поскольку Эстерстил мог стать опасным соперником. Второго Лиуса он не опасался: тот явно занимался командованием армии лишь от скуки, хотя, впрочем, не существовало на свете такой вещи, которая не вызывала бы у него скуки.

В воздухе слышались шорох приминаемой травы, движение воздуха и разговоры в войске. Солнце, поднявшееся в зенит, лениво выплёскивало жёлтый свет на движущиеся строем полки. Где-то там, в дымчатой завесе осеннего тумана, появились и пропали высокие, стройные зубчатые башенки и гордо развевающийся под небом штандарт.

Кларк даже приподнялся в стременах от радости.

– Город! – закричал он. – Мятежники у нас в руках!

Маршалы выехали вперёд, выстроившись в одну линию. Там, за морем колышущейся степной травы, высилась Кеблонская Крепость. Её хмурые бойницы грозно смотрели на войско неприятелей.

Кларк осмотрелся по сторонам, и его губы скривила злобная усмешка. Вынув из широкого рукава свиток дорогого пергамента, он протянул послание угодливо склонившемуся к холке лошади Саранусу Дзилу.