Дверь в стене тоннеля

– Почем ордена, дядя?

– По литру крови за каждый. Племян-ничек…

– Я серьезно…

– И я не шучу.

– Совок ты непроцарапанный, – сплюнул парень с рыжим «ирокезом» на стриженой башке.

– А за «совка» схлопотать можно, пизьнесмен хренов, зелень подкильная, рвань дешевая…

– Но-но, не очень-то!..

Незадачливый бизнесмен на всякий случай подался поближе к синей «Волге», на лобовом стекле которой белел лаконичный плакатик: «Куплю все».

– Ну, ты, купец х…в, продай тачку.

– Не продается.

– Да брось ты. Все продается. Почем брал?

– Десять тыщ зелеными.

– Ясно, что не деревянными. Двенадцать плачу.

– Это как, серьезно, что ль?

– Я ж сказал – не шучу.

Еремеев достал из чемоданчика пачку долларов. Карина с интересом следила за их торгом, невольно подзадоривая парня одним лишь своим присутствием.

– Ну, это подумать надо, – процедил «ирокез».

– Чего тут думать, две тысячи чистого навара. Сколько тебе, христопродавцу, нужно икон продать, чтоб столько огрести?

– Ну, это смотря какие иконы…

– Пробег большой?

– Сорок тысяч накрутил.

– Годится. Где на учете?

– В Сергиевском ГАИ.

– Поехали. У меня там знакомые. Враз переиграем.

Еремеев по-хозяйски распахнул заднюю дверцу, швырнул на сиденье Каринину сумку. Сам сел рядом с водителем, умостив на коленях «тревожный» чемоданчик.

– Ну, трогай!

Парень вырулил на Ярославское шоссе, и широкая, в соснах по обочинам, магистраль понеслась под колеса.

«Ирокез» врубил приемник, подцепив на антенну какой-то очередной эстрадный вопль. Еремеев поморщился, хотел попросить убавить громкость, но не стал. В этом орище тонул для чужих ушей их разговор с Кариной.

– Ты что, серьезно хочешь купить эту тачку? – спросила она.

– Да. Мне нужны колеса.

– Выбери что-нибудь получше.

– Мне не нужна иномарка. Меня устраивает «Волга».

– Чем? На нее бензина не напасешься.

– Зато она по нашим дорогам. Кирпич можно возить, цемент. Строиться буду.

Это была полуправда. Конечно, машина великое подспорье для строительных дел, но помышлял он о ней и раньше, до пожара, лелеял мечту посмотреть Россию от Москвы до Владика с четырех колес. Теперь и вовсе полезно было бы отскочить от столицы куда-нибудь подальше Хотькова и подольше, чем на грядущее лето… Куда? Еще есть время выбрать. Да и с майором потолковать бы не мешало.

– Девушку вот только высадим в Хотьково – и в Сергиев, – предупредил Еремеев «ирокеза». Тот молча кивнул рыжим гребнем.

– А что я буду в Хотькове делать? – обеспокоенно спросила Карина.

– Подождешь меня у моего приятеля. Я приеду, будем совет держать – что, куда и когда… Кстати, ты знаешь почему Хотьково Хотьковым назвали?

– Почему?

– А тамошний монастырь принимал на ночлег всех странников-паломников – хоть кого, Хотьково.

– Далеко оно, это Хотьково?

– Да за четверть часа домчим.

Доехали и того раньше: минут за десять, свернув с Ярославки под виадук и налево, пронеслись мимо дорожного щита с названием древнего городка, а там и холмистая панорама старинного монастыря открылась, бесцеремонно обстроенного кирпичными параллелепипедами жилых блоков. На самом въезде в город их обогнал зеленый рафик, а вслед за ним стремительно пронеслась голубая «мазда». Она поравнялась с микроавтобусом, и тут из открытых ее окон грянули в два ствола автоматные очереди. Били почти в упор недолго, но верно. «Рафик» завилял, чиркнул бортом в надолбу телеграфного столба и опрокинулся поперек узкой шоссейки, заскользил к мостику через Ворю.

Все произошло в считанные секунды. «Ирокез» даванул на тормоза, всех бросило вперед, Еремеев пребольно вдавился в свой чемоданчик, но все же успел упереться руками в панель. «Волгу» юзом нанесло на крышу микроавтобуса – железный скрежещущий удар, звон стекла, боль во лбу и последняя мысль – конец…

Все же мысль была не последней, так как тут же высветилась другая – «жив!»

Жив был и «ирокез», а главное – Карина, она отделалась легкими ушибами. Смазав с рассеченного лба кровь, Еремеев выбрался из помятой «Волги», заглянул в искореженный рафик. Водитель, пожилой мужчина, придавленный мотором, не подавал признаков жизни. Глаз мельком отметил два пулевых попадания в голову – кончен. Пассажир, сидевший рядом – через кожух двигателя – хрипел и дергался, пуская из изуродованного рта кровяные пузыри. Двое парней в салоне тоже еще были живы, хотя и прошиты навылет. Проще всего было вытащить того, что сидел, а сейчас полулежал, рядом с водителем. Еремеев открыл почти не пострадавшую дверцу и крикнул побледневшему «ирокезу»:

– Помоги!

Но вместо рыжего на помощь бросилась Карина. Они уложили захлебывающегося кровью парня на траву. Рана его была ужасна: пуля раздробила нижнюю челюсть, и к тому же он ткнулся лицом в лобовое стекло – глотку забивало стеклянное крошево и кровавый кляп иссеченного языка. Раненый задыхался. «Еще минуты три – и асфиксия», – профессионально отметил Еремеев. В нем вновь ожили полузабытые навыки и рефлексы. Все было как в Афганистане: разбитая изрешеченная машина, обочина, раненые… Не было только медицинской сумки под рукой.

– Аптечка есть? – крикнул он бизнесмену.

– Нет.