– Ох, Домаша, уж не знаю, что и сказать.
– А что?
– Да так, больно мне все боязно…
– Боязно… Чего же боязно… Вот тут как угодить человеку-то? Видеться хотела – увиделась, видеться будешь – боязно.
– Чует мое сердце, Домашенька, что-то недоброе…
– И что ты, Ксения Яковлевна! Все, Бог даст, обладится. Коли вылечит он тебя, дядя в нем души не будет чаять… Ведь он и прошлую ночь всех нас спас от кочевников.
– Да что ты!..
– А ты и не ведаешь…
– Ничего не ведаю…
Домаша рассказала Ксении Яковлевне о предупрежденном Ермаком Тимофеевичем набеге кочевников.
– Вот какой он, Ермак-то твой, – заключила свой рассказ Домаша.
– Уж и мой! – вздохнула Ксения Яковлевна.
– Известно, твой. Чей же?.. Любит тебя больше души своей. Я парням не верю, языки из них многие точить умеют, а Ермаку Тимофеевичу верю.
– Почему?
– Говорит он так, от сердца – сейчас видно правду-то…
– Кабы так-то… – тихо сказала молодая Строганова.
– Так, так… Ты не сумлевайся. Чай, ждешь не дождешься, как придет-то…
– Оно, конечно, жду… Только он и не глядит на меня…
– Это он глаза другим отводит, Семену Аникичу да Антиповне.
– Должно, что так…
– Будет легче. Вечор я говорила тебе, что дай только ему в светлице освоиться, привыкнуть к нему и надзор будет меньше, тогда удастся вам и словцом перекинуться…
– Дай-то бог!
Обе девушки встали и, обнявшись, стали ходить по горнице.
В рукодельной песня сменялась песней.
– Ишь распелись, – заметила Домаша.
– Счастливые! – вздохнула Ксения Яковлевна. – Нет у них ни горя, ни заботушки.
– Как знать… – заметила Домаша. – Каждый человек горе-то и заботу в себе таит…
Девушка тяжело вздохнула.
Обе они подошли к окну и стали смотреть на высокую избу Ермака Тимофеевича. Для Ксении Яковлевны эта изба со вчерашнего дня получила еще большее значение.
– Слышь, они цыганку в полон взяли, – вдруг сказала Домаша.
– Кто – они…
– Ермак с товарищами.
– Где же она?
– У нас будет жить во дворе… Привели, слышишь, ее, Семен Аникич приказал…
– Вот как! Ты ее видела?
– Нет, мне сказывали, а я беспременно посмотреть на нее схожу. Может, она и гадать умеет. Ведь цыганки все гадают…
– Я слышала, что гадают… – ответила Ксения Яковлевна.
– Это-то мне и любопытно. Может, и ты, Ксения Яковлевна, пожелаешь, так сюда призовем ее?
– Задаст нам Антиповна, не позволит…
– Умаслим как-нибудь… А любопытно о судьбе своей узнать…
– Оно, конечно…
– Я спервоначалу все о ней проведаю и тебе расскажу. А там и за Антиповну примемся…
– Хорошо… – начала было Ксения Яковлевна и вдруг, оборвав свою речь, воскликнула: – Вот он идет!..
Домаша посмотрела в окно. Ермак Тимофеевич действительно шел от своей избы по направлению к усадьбе. Ксения Яковлевна быстро отошла от окна и скорее упала, чем села на скамью. Сердце у нее усиленно билось и, она, казалось, правой рукой, приложенной к левой стороне груди, хотела удержать его биение.
– Что с тобой? Успокойся, Ксения Яковлевна, – говорила Домаша, стоя около нее.
– Боязно, Домаша, – дрожащим голосом говорила девушка.
– Смотри, выдашь себя раньше времени!
Эта предосторожность подействовала. Ксения Яковлевна пересилила себя и успокоилась.
XXIII
Второй день лечения