Россия в Первой мировой войне

Подробно мы остановимся на этом вопросе в следующих главах. Здесь же мы затронем другой вопрос, связанный с только что указанным, а именно – вопрос о том, в какую из указанных на схеме № 1 категорий зачислялись лица, получавшие в мирное время освобождение от действительной службы. На первый взгляд может показаться, что этот вопрос имеет только формальное значение, но на самом деле это не так.

Согласно русскому Уставу о воинской повинности 1874 г., лиц, не принятых в мирное время на действительную службу, зачисляли сразу же при призыве в государственное ополчение. Последнее подразделялось нашим законом на два разряда:

I разряд – предназначался не только для формирования особых ополченских частей, но мог быть также использован для укомплектования действующих войск.

II разряд – предназначался исключительно для укомплектования особых ополченских частей, которые применялись только как охрана тыла или как рабочая сила.

Как мы увидим дальше, наибольшее развитие в области льгот получила в нашем законодательстве льгота по семейному положению. Ею пользовались до 48 % призываемых. И вот приблизительно половина этого числа (льготные I разряда) зачислялись прямо в ополчение II разряда, т. е. в случае войны освобождались законом от настоящей боевой службы. Другая половина льготных по семейному положению зачислялась в ополчение I разряда. Хотя по смыслу закона ратники ополчения II разряда могли быть привлечены в случае надобности на пополнение действующих войск, но, согласно нашим же законоположениям, учет велся лишь ратникам I разряда, служившим ранее в войсках (т. е. в возрасте от 39 до 43 лет) и только младшим четырем возрастам прочих ратников I разряда. Численность этой части ополчения I разряда считалась достаточной «для вероятной потребности: 1) в дополнительном укомплектовании для постоянных войск и 2) для формирования ополченских частей».[4 - Редигер. Комплектование и устройство вооруженной силы. 1900. С. 533.]

Таким образом, наш закон намеревался освободить не только от боевой службы, но и от всякого вида военной службы также и ратников I разряда, за исключением ранее служивших на действительной службе и четырех младших возрастов.

В итоге вместо распределения тягостей воинской службы по возрастным слоям наш закон как бы отсекал часть мужского населения, предназначая ее для воинской службы вплоть до 43-летнего возраста, и освобождал совершенно другую от боевой и даже от всякого вида военной службы.

Мировая война, вспыхнувшая в 1914 году, нарушила все расчеты Российского военного ведомства. Пришлось во время войны спешно изменять законоположения. Но основные дефекты Устава о воинской повинности сказались во всей своей силе. На схеме № 2 указаны сроки призывов возрастных классов в различных категориях наших военнообязанных. Из этой картограммы ярко видно, что возрастной принцип был совершенно нарушен.

Для пояснения нашей мысли на примере посмотрим, как отразилась мировая война на людях призыва 1897 г.

В 1914 г. люди этого призыва находились в возрасте 38 лет.

Согласно изложенному нами выше, они могут быть в отношении тяготы, выпадающей на них с объявлением войны, разделены на три категории.

Первая: прошедшие действительную службу, числящиеся последний год в запасе.

Вторая: зачисленные в 1897 г. в ополчение I разряда.

Третья: зачисленные в 1897 г. в ополчение II разряда.

Первые в первый же день объявления мобилизации были призваны в действующую армию и выступили в ее рядах в поход, вторые начали призываться лишь 25 марта 1916 г., т. е. через двадцать месяцев после начала войны; а третьи начали призываться только 25 октября 1916 г., т. е. через двадцать семь месяцев. Для того чтобы эта третья категория могла быть привлечена к боевой службе, а не оставалась бы в частях ополчения, потребовалось даже радикальное изменение закона.

Это громадное различие в требованиях государства к вышеуказанным трем категориям предрешалось еще в 1897 г., в большинстве случаев в зависимости от того, каким работником был тогда в семье своего отца (или деда) призываемый. С тех пор прошло 17 лет. Семья отца, а тем более деда распалась (при этом по мере удаления от крепостного права выделение молодых семей происходило все раньше и раньше). К 1914 г. семья призываемого стала совершенно самостоятельной единицей. Между тем создавалась такая картина: глава многочисленной семьи, с детьми малолетками, идет на поле брани, а здоровый бобыль блаженствует в тылу и только через 27 месяцев кровавой бойни призывается, и часто лишь для того, чтобы в далеком тылу окарауливать запасы.

Социальная несправедливость получилась громадная. Она еще увеличивается, если сравним 42-летнего многосемейного бывшего солдата, хотя уже и числившегося ратником I разряда, но призванного уже через пять дней после объявления мобилизации и вскоре затем попавшего в ряды действующих войск, с 21-летним холостым молодым человеком, по положению в семье отца попадающим в ратники II разряда. Могло случиться так, что этот молодой человек, освобожденный от боевой службы, оказывался сыном того бывшего солдата, который сам шел умирать за Родину.

С целью компенсировать нарушение экономических интересов семей, из которых уходил глава, правительство назначило выдачу особого денежного пайка. Мера эта была разумная и справедливая. Но этими деньгами восстанавливалась лишь экономическая справедливость, но не социальная: жизнь, увечье – деньгами не искупаются.

Отсюда мы видим, что наш закон коренным образом нарушал принцип использования «живой силы» по возрастам. Вместо деления мужского населения по горизонтальным возрастным слоям, как это мы видим на картограмме № 1, в действительности мужское население Российской империи было разделено как бы по вертикалям (см. схему № 2), причем это деление крайне неравномерно распределяло тяготу воинской службы во время войны, налагая всю ее на плечи одной части населения и почти освобождая от нее другую. Вместе с нарушением принципа «возрастного» использования населения идея общеобязательности воинской повинности терялась. В на рушение возрастного принципа наш закон позволял своего рода последовательность. Призыв ратников ополчения I разряда производился после исчерпания всех возрастов лиц, прослуживших в мирное время в войсках, а призыв ратников ополчения II разряда производился только после использования почти всех возрастных классов ополчения I разряда.

Схема № 2 с обозначенными на ней сроками призыва представляет в этом отношении весьма интересную иллюстрацию.

Такая постановка дела не могла во время войны упрочить в наших народных массах сознание общеобязательности долга защищать свое отечество. Для малокультурных масс русского народа практическое осуществление закона было гораздо убедительнее, нежели слова о священном долге, напечатанные в первой статье закона. После революции на солдатских митингах часто слышались фразы: «мы тамбовские» или «мы пензенские», «до нас неприятель еще далеко, так нам незачем сражаться». Эти фразы формулировали не столько отсутствие патриотизма в низах русского народа, сколько отсутствие понимания идеи общей обязательности воинской службы. Наши законоположения о «воинской повинности», как мы видели, и не воспитывали народного сознания в этом направлении.

Германское законодательство в противоположность нашему крайне внимательно отнеслось к этому вопросу, и главным воспитательным приемом ему послужило тщательное проведение возрастного принципа в своих требованиях к гражданам. Вынужденное, так же как и русское (хотя и в меньшей степени), считаться с освобождениями от действительной службы в мирное время, оно создает для этих лиц особую категорию, под названием Эрзац-резерва. Все физически годные для службы в мирное время, а также отпущенные из войск до истечения общего срока службы зачислялись в этот Эрзац-резерв.[5 - Редигер. Комплектование и устройство вооруженной силы. 1900. С. 533.]

С объявлением войны чины Эрзац-резерва, не достигшие 28-летнего возраста, призывались наравне со своими сверстниками, числившимися в резерве, на укомплектование полевых и формирование резервных войск. Чины Эрзац-резерва 28–32-летнего возраста призывались наравне со своими сверстниками, числившимися в ландвере 1-го призыва. Наконец, чины Эрзац-резерва в возрасте 32–38 лет призывались, опять-таки наравне со своими сверстниками, ландверистами для формирования частей ландвера 2-го призыва. По достижении 38-летнего возраста чины Эрзац-резерва зачислялись на общем основании в ландштурм.

Отсюда мы видим, что с объявлением войны все освобождения и льготы, которые вынуждено было сделать германское законодательство для мирного времени, теряли свое значение и все население Германской империи уравнивалось в своих обязанностях по защите отечества.

Казачьи уставы о воинской службе

Мы уже упоминали выше о том, что 2,5 % населения Российской империи в отношении воинской повинности подчинялось особым казачьим уставам. Мы говорили также, что причина выделения казачьего населения объяснялась стремлением не нарушать тех исторических традиций, которые сложились у казаков.

Основным типом для казачьих уставов послужил Устав о воинской службе Войска Донского (издан в 1875 г.).[6 - См. схему № 3.]

Согласно этому уставу, вооруженная сила Войска Донского состояла из «служилого состава» войска и «войскового ополчения».

«Служилый состав» разделялся на три разряда:

а) «Приготовительный» разряд, в коем казаки получали предварительную подготовку к военной службе;

б) «Строевой» разряд, из которого комплектовались выставляемые войсками строевые части, и

в) «Запасной» разряд, предназначаемый для пополнения убыли в строевых частях в военное время и для формирования в военное время новых воинских частей.

Служба каждого казака начиналась по достижении им 18 лет и продолжалась 20 лет. В этот период он находился в «служилом составе», причем в «приготовительном» разряде он пребывал 3 года, в «строевом» – 12 лет и в «запасном» – 5 лет.

В течение первого года нахождения в приготовительном разряде казаки освобождались от личных податей, как натуральных, так и денежных, и должны были приготовлять необходимое для службы снаряжение. С осени второго года казаки приготовительного разряда начинали получать первичную индивидуальную военную подготовку в своих станицах. В третьем же году сверх этого обучения для них назначались лагерные сборы на один месяц.

По достижении 21 года казаки зачислялись в «строевой» разряд, и из них такое число, какое было необходимо для пополнения строевых частей, зачислялось в феврале следующего года на действительную службу, на которой и оставалось непрерывно в течение 4 лет. Выставлявшиеся казаками полки и батареи разделялись на три очереди, из которых в мирное время 1-я очередь находилась на службе, а 2-я и 3-я – «на льготе». Вышеупомянутые казаки строевого разряда первых 4 возрастных классов состояли на службе в частях 1-й очереди; затем, по окончании 4-летней действительной службы, они зачисляются на 4 года – в части 3-й очереди. Льготные казаки, принадлежавшие к полкам 2-й очереди, подлежали ежегодно двум контрольным сборам и одному трехнедельному учебному сбору. Принадлежавшие же к полкам 3-й очереди подлежали сбору только один раз, а именно – на третий год пребывания их в этой очереди, также на три недели.

Казаки «запасного» разряда в мирное время ни на какие сборы не собирались. В военное время они призывались на службу по мере надобности, начиная с младшего возраста.

Наконец, в «войсковом ополчении» состояли все казаки, способные носить оружие, не принадлежащие к «служилому составу», причем казакам ополчения до 48-летнего возраста велся учет.

Мы нанесли на схему № 3 распределение воинской службы, согласно казачьим уставам, по возрастным слоям. Сравнивая это распределение с таковым же, созданным нашим общим уставом, и таковым же, созданным германским законодательством, мы не можем не увидеть большее сходство со вторым, нежели с первым. В казачьих уставах, так же как и в германском законоположении, мы видим чрезвычайно внимательное распределение тяготы военной службы по возрастным слоям, причем даже число таких возрастных слоев совпадает.

Этим сходство между казачьими уставами и германским законодательством не исчерпывается. Оно идет глубже.

Согласно казачьим уставам, молодые люди, физически годные к воинской службе, но по той или другой причине освобожденные от действительной службы в мирное время, зачислялись в «льготные полки». Таким образом, они не делались сразу же ратниками ополчения, как это происходило по общему уставу, а попадали в строевой резерв 2-й очереди. Вследствие этого с объявлением войны они теряли свои льготы мирного времени и шли наравне со своими сверстниками на защиту отечества.

Сходство между казачьими уставами и германскими законоположениями об обязательной воинской службе тем более разительно, что о каком-либо взаимном заимствовании не может быть и речи.

Мы встречаемся здесь лишь с крайне интересным социальным явлением: одни и те же идеи, логично и последовательно проведенные в жизнь, привели к одним и тем же следствиям.

Различие заключалось лишь в том, что Германия осуществила идею общеобязательной воинской службы в более грандиозном размере. Она подошла к этому осуществлению путем эмпирическим (сильный толчок в этом отношении дал Тильзитский мир 1807 г., секретной статьей которого Наполеон запретил Пруссии содержать в мирное время более 42 000 войск) и путем глубокой научной разработки под руководством такого гениального организатора, как фельдмаршал Мольтке. Казаки же шли исключительно эмпирическим путем. Вековая борьба, которая выпала на их долю для защиты России от народов Востока, потребовавшая участия в этой борьбе всего способного носить оружие мужского населения, не только воспитала казаков в идее общей обязательности воинской службы, но и вырастила самые формы осуществления этой идеи на практике.

Таким образом, в распоряжении русских государственных деятелей наряду с опытом рекрутского укомплектования армии был также и исторически сложившийся опыт казачьей общеобязательной воинской службы. Невольно возникает вопрос, почему же этот «казачий» опыт не был использован в общем уставе, раз на всю империю распространялась идея всеобщей воинской повинности.

Ответ на этот вопрос нужно искать в области общих социальных и политических условий.

Проведение в жизнь идеи общеобязательности воинской службы очень тесно связано с демократизацией общественного строя. Прусские архивы сохраняют целый ряд проектов интересных реформ, рассматривавшихся до Вены (1806). Один из них, Кнезебека, предлагавший установление всеобщей воинской повинности, был отвергнут в 1803 г. Критик этого проекта писал: «Государственный строй и военные учреждения тесно связаны; выбросьте одно кольцо, и развалится вся цепь. Всеобщая воинская повинность возможна только при реформе всего политического строя Пруссии». Эти архивные проекты свидетельствуют о невозможности проведения всеобщей воинской повинности при наличии препятствий, коренившихся в общеполитических условиях тогдашней Пруссии. Точно так же выдающиеся военные умы XVIII в. высказывали идеи в области тактики, те идеи, которые впоследствии осуществил Наполеон, но старый порядок был бессилен воспринять их. Так и в Пруссии – потребовался жестокий удар, потрясение до основ феодальных пережитков, чтобы перевести реформу из области пожеланий в жизнь. Только после Вены стал возможен Шарнгорст как творец военной реформы. Полное же вступление Пруссии на путь всеобщей воинской службы, путь, ведущий к «вооруженному народу», стало возможно только после революции 1848 г.

В силу исторических условий казачье население носило в своих традициях и общественных навыках печать глубокой демократичности. Остальная же Россия только с освобождением крестьян делала первый шаг по этому пути. История не может не отметить все величие реформ императора Александра II. Но вместе с этим является совершенно естественным, что для сотрудников этого великого императора, направлявших развитие России по новым путям, трудно было отрешиться от влияния устарелых идей. Поэтому и в военном отношении идеи Рекрутского устава 1831 года были ближе для составителей Устава о воинской повинности 1874 года, чем опыт общеобязательной службы казаков. Между тем Рекрутский устав 1831 года был построен на совершенно иных началах, а именно – на идее профессиональной армии, обособленной от остальной части населения; этот устав вполне логично обосновывался, если можно так выразиться, на «вертикальном» делении мужского населения страны: одна небольшая часть мужского населения должна была сражаться до физической своей негодности, в то время как остальная могла спокойно пребывать в тылу, считая, что защита Отечества не ее дело. Влияние Рекрутского устава и внесло в Устав 1874 года непоследовательность в проведении на практике возрастного принципа.

Влияние идей Рекрутского устава 1831 года на составителей Устава 1874 года находит еще одно объяснение. В 1874 г. идея «вооруженного народа» была новой не только для России, но и для всех прочих европейских государств, кроме Германии. Совершенно естественным являлось со стороны составителей нового Устава стремление по возможности сгладить тот разрыв со старыми формами, который совершался при новом устроении вооруженной силы. При естественном ходе вещей Устав о воинской повинности 1874 года с течением времени совершенствовался бы, утрачивая вредные пережитки, заимствованные из Рекрутского устава. Но взрыв бомбы, убивший 1 марта 1881 г. императора Александра II, поставил кровавую точку на дальнейшем развитии реформ Царя-Освободителя, ориентировав царствование императора Александра III по другому пути. В лучшем случае, мероприятия императора Александра II оставались без дальнейшего усовершенствования. Подобная участь постигла и закон о всеобщей воинской службе.

Вызванная неудачной войной с Японией революция 1905 г. заставила русское правительство опять искать путь в направлении, указанном великими реформами императора Александра II. Но при наступившем успокоении страны правительство принимает все меры, чтобы уклониться от начинаний, возвещенных в Манифесте императора Николая II от 17 октября 1905 г. Правительство императора Николая II после революции 1905 г. уже не верило в старые политические идеи и в то же время не хотело воспринять новые. Эта двойственность политики придает управлению государством характер безыдейности.

Колебания и безыдейность отражаются и в области устроения вооруженной силы.