Из Испании с любовью

– Как модельер? Ты говорил, что он на шифоньер похож.

Маша улыбнулась – и потупилась. Кажется, ей приглянулся кто-то из прохожих.

– Не беспокойся, на полках шкафа я бы навела порядок! Но если он владеет таким особым проницательным умом и осторожен, то ты не думаешь, что он тебе подчас чего-нибудь не договаривает?

– Чаще всего, так и есть. Но я не обижаюсь.

– Я имела в виду кое-что другое, – настойчиво сказала Маша. – Ты уже показывал ему эту открытку?

– Нет еще. Но ты права. Если он увидит в этом явную угрозу для меня, то он предупредит. Но если будет неопределенность, он ничего не скажет. В одном я убежден: где бы я ни находился…

– Ой, какое благозвучие! Столько дифирамбов! Ты не боишься позабыть себя? Ты так увлечен своей работой, переводами. Ну да, я женщина, поэтому все время думаю об этом. И я его не знаю. Но я заметила, что при одном звуке его имени ты начинаешь рассуждать его словами.

Когда она так говорила, то лучше было сразу соглашаться.

– Ага. Как ты, порой, моими или я твоими. Ладно, я проконтролирую себя.

Они дошли до ведомственного дома с балюстрадой у подъезда, где Статиков когда-то жил, еще до клиники, до судьбоносной встречи с Машей. (Она была догадлива – сразу же ускорила шаги, взяв его для убедительности под руку). Знакомое окно на третьем этаже, где раньше находилась детская, горело под лучами солнца жарким всполохом. А через два окошка – была спальня, откуда он неоднократно видел эту набережную. В общем-то, он распростился с этой памятью. И если они проходили тут до этого, то, думая о том, что «распростился», как бы проверяя себя, он мимоходом, вскользь поглядывал на эти окна. Но он тогда не знал, что в силу обстоятельств ему придется вскоре вылететь в Испанию. И поднимая взгляд на этот дом, обычно думал, что от той жизни, которую он здесь провел, в его сознании остались только головешки. Теперь же, после сообщения родителей Елены и ее открытки, лишь усугубившей неизвестность, сказать о прошлом как о головешках он уже не мог. Маша сердцем понимала это. Максим, когда она о том заговорила, был вспомогательной защитной темой для нее. Она сейчас шагала обок с ним, та женщина, которую он более всего любил, и осторожно вслушивалась в его мысли. И почему всегда такое чувство рядом с ней, когда они идут вдвоем по улице, когда они идут вдвоем, когда они идут, когда они, когда…?

– Ты думаешь о головешках и о сыне? или о своем Максиме? – тепло и назидательно промолвила она. – Я знаю, если ты поедешь, то найдешь его.

Ровно в шесть часов Статиков очнулся бодрым и окрепшим. Он мог поздравить себя с полным выполнением намеченной программы: чувствовал такой прилив душевных сил, что мог бы хоть сейчас отправиться в дорогу. Но он решил, что следует сперва пойти под душ. В ванной он с шампунем вымыл голову, досуха растерся полотенцем и уже в комнате обрызнулся парижским спреем, купленным в дороге. Затем при помощи заботливо положенного Машей в сумку кипятильника нагрел стакан воды, вылил половину в раковину и приготовил быстрорастворимый кофе из пакетика. Оказывается, номер телефона в полученном послании фотографически запечатлелся в памяти и, теребя воображение, крутился на уме. Он подошел к столу, чтобы себя проверить. 8721736. Все правильно. Допивши кофе, он сел у изголовья на кровать, где был на тумбе телефонный аппарат, вишнево-белой гарнитурой развернул к себе тот и набрал на кнопках номер. Зуммер на другом конце никак не реагировал. Думая, что он чего-нибудь напутал или, торопясь, забыл набрать последнюю «шестерку», он еще раз нажал на ту же кнопку. Но результат был нулевым. Решив, что аппарат хандрит и надо доставать свой широко затратный сотовый, он от досады ткнул по двум соседним кнопкам. Соединение сработало, послышался гудок.

«Diga!» – ответил в трубке женский голос.

– Perdonen, usted habla inglеs?

«En inglеs? No hablo inglеs. A quien…?»

Статиков еще раз извинился и повесил трубку: он понял, что при наборе допустил ошибку. В Испании все номера у телефонных абонентов были шестизначными или семизначными, но прежде надо было набирать двузначный код провинции, куда звонишь. Так что если это место возле Барселоны, то соответствующий телефонный префикс должен быть бы – 93. Он повторил набор уже с девятизначным номером. Из трубки донеслись гудки, но к телефону что-то все никто не подходил.

«Alaparato» – раздался, наконец, мужской ленивый голос.

Думая, что лучше выяснить уж все зараз, Статиков решил не истязать того своим испанским языком.

– Я получил письмо, в котором есть ваш номер телефона, – отчетливо сказал он.

Трубка замерла, как если б микрофон зажали на другом конце ладонью. Затем промямлила, как бы с трудом и с вялой интонацией переходя на русский:

«Как вас зовут?»

– Сергей.

«Понятно, что Сергей. Простите, но я должен убедиться. Вы можете сказать, когда и где вы познакомились с женой?»

– С Еленой?

– А что, у вас жен много было?

Статиков сказал, что спрашивали, без удовольствия припомнив эту сцену.

«Что, прямо с новогодней вечеринки дала деру с вами? – вполне ожил на русском сленге голос. – Она мне тут чуток запудрила мозги, когда про вашу встречу заливала. Но это на нее похоже! Вот что. Вопросов никаких не задавайте. Схема у вас есть. Старайтесь выехать пораньше завтра на своем сеате. Там, где указано, вас встретят. И не впадайте в мистику: вы просто ищите свою жену и всё».

Он глубокомысленно умолк, видимо, решив закончить разговор.

– Я не ее ищу, а сына! – рявкнул Статиков. – Скажите, он у вас?

«Я же вас предупредил? (Голос был и терпеливый и уставший, как у людей, которым раз от разу приходиться давать однообразные распоряжения или отвечать на глупые вопросы) Здесь все узнаете. Сразу видно, из России. Смотрите, хоть уж не убейтесь по дороге!».

Произнеся от сердца гневную тираду на раздавшихся гудках, Статиков повесил трубку. Зачем понадобилось с посыльным тайно присылать это письмо, где был указан телефон? Его разыгрывают как желторотого юнца и убеждают, что хотят помочь. Пусть так и есть, кто-то вызвался скоординировать его шаги. Но не понимал, к чему такая конспирация, и рассвирепел от всей услышанной белиберды. Его предполагаемый земляк толком ничего не сообщил, тень на плетень навел, а сам предостерег от мистики, что безо всякого сомнения не обошлось без наущения Елены. И все же никаких других возможностей, чтобы узнать, как разыскать ребенка, не было. Следовательно, завтра утром он должен выезжать. Шагнув к столу, он взял подброшенный листок с маршрутной схемой, взглянул на крестик после поворота, думая сосредоточиться на том, и подошел к окну. Да, город невелик, так что можно было бы легко узнать, где он остановился. Но как они узнали про «Сеат»?

Сбоку от отеля каменная улица машистыми ступенями карабкалась между домов на холм. С глухими, как заколоченными и никогда не открывавшимися деревянными воротами, она была сейчас в тени и кроме трех фигур, спускавших с горы, безлюдна. Далее, за зданием гостиницы она соединялась с небольшой торговой площадью, где было выделено место для парковки легкового транспорта приезжих. Днем от мельтешащих покупателей у магазинов перед отелем было суетливо, но ближе к вечеру, ибо это место находилось в стороне от центра, истертая брусчатка площади пустела. По улице спускался сверху смуглый парень с девушкой. Его бородка, от висков до подбородка, показалась Статикову больно уж знакомой. Не доходя гостиницы, он остановился и стал рукой показывать куда-то своей спутнице. Объект, по направлению которого он тыкал пальцем, находился за углом, так что из окна не видно было, что его могло привлечь. Шествующий метрах в двадцати пяти от них спортивного сложения мужчина, помахивая перед собой от духоты газетой, тоже приостановился. Он оглянулся, как бы что-то вспомнив, но передумал возвращаться и живо прошагал вперед. Жестикулируя, парень увлеченно продолжал чего-то объяснять своей прелестной спутнице. По татуировке на запястье и другим приметам, Статиков узнал в нем того самого помощника смотрителя, с которым разговаривал сутра у маяка. Девица тоже показалась ему хорошо знакомой: это была вроде та насмешница, которую он видел на балконе, когда гулял по городу и заблудился. Тогда она смотрела сверху, но он запомнил ее подбородок с такой же детской ямочкой, что и у Маши. Сейчас она была одета по-другому, более нарядно. Но зрительная память у него была отличной, и он не мог сказать, чтоб все испанки были на одно лицо. Сцена на покатой мостовой перед гостиницей происходила не более пятнадцати секунд. Выразив лицом решительный протест, не соглашаясь с тем, что говорил ей парень, девушка рассерженно мотнула головой, и они проследовали дальше.

Не различая всех деталей панорамы, Статиков смотрел на улицу, берущую начало где-то в нижней трети того самого холма, вдоль которого он проходил до этого. Ему казалось, с ней должно быть что-то связано: не многовато ли уж всяких совпадений за один неполный день? В такие преходящие случайности, когда тебя некстати обливают из окна водой или ты встречаешь в самых неожиданных местах людей, которые имеют отношение к твоим делам, ему не верилось. Он мог бы еще допустить, если б вся тому подобная возня с привкусом шпиономании, происходила около персоны Кручнева, с которым была тесно связана Елена. Но если тот и был замешан в каких-нибудь преступных махинациях, то находился далеко от этих мест. Человек, с которым он недавно разговаривал по телефону, и каковым, скорее всего, был приятель Кручнева – Лепорский, недаром остерег его, чтоб он не поддавался мистике и постарался не разбиться по дороге. От недостатка информации мысли не могли оформиться во что-то цельное: рассудком он всё отрицал как полную бессмыслицу, а оттого что был не в силах увязать одно с другим, чувствовал себя разменной фишкой в запутанном клубке чьих-то нерешенных темных дел. Могло ли это быть хоть как-то связано с Варыгиным, за помощью к которому он обратился перед вылетом? Те сведения, которые тот раздобыл, не были такими уж конфиденциальными, но само то, что он куда-то обращался, могло сыграть запалом, насторожить кого-нибудь из тех людей, кто занимался этим делом. Варыгин, впрочем, сам был темная лошадка, что дополнялось еще общим социальным фоном: по мере затянувшегося кризиса и одномоментных, политического свойства неувязок в России точно в приступе горячки наблюдалось маниакальное единство и расслоение в умах. В нравственно-духовной номинации люди обессилили, как говорил Максим. Экономическому спаду, как следствие всегда сопутствует падение морали, если – не наоборот. Так что, пробуя найти какую-нибудь подоплеку всего того, с чем здесь столкнулся, он мог не без причин подумать, что и на громадном удалении от лихорадившей страны шлейф происходящего там тянется за ним. Пусть так. Хотя при чем тут он, приехавший в Испанию лишь с тем, чтобы увидеть собственного сына?

Он не ошибался в самых общих интеллектуальных построениях, так же как и в том, чего увидел за окном. На улице перед гостиницей был, в самом деле, Марио – поверенный и незадачливый подручный Маркоса. Имен обоих Статиков не знал. И все-таки судьба распорядилась так, что в поисках ребенка ему помог никто иной, как этот резвый итальянец.

Глава 6

Простившись утром возле заградительного тына у обрыва с Маркосом, Марио не сразу одолел противный паралич в своих конечностях. Поглядывая в спину складной удалявшейся фигуры и чувствуя холодный пот на лбу, нетвердо, точно ватными ногами он зашагал к своей каморке. После непростого разговора ему хотелось опрокинуть рюмочку другую горячительного, остыв, осмыслить всё услышанное и поскорей переодеться, чтобы опять почувствовать себя в своей тарелке. Он видел крадущуюся поступь Маркоса: тот шел как люди зверски осторожные, шествовал спокойно и брезгливо, не перешагивал, а будто обходил малейшие препятствия, которых вообще-то на утоптанной дорожке не было. Ну, разве что своими ястребиными глазами он различал микроскопические трещинки, поросшие травой канавки или, может быть, небрежно брошенные группой девушек с вчерашнего туристского автобуса фантики конфет. Марио хоть и старался всеми силами не обнаружить свое отношение, да только уж в минувшей деловой беседе ему не все понравилось. До этого, когда они встречались в городе, в последовательных аргументах Маркоса, ему казалось, были убедительные доводы. Но тот или сознательно умалчивал о том, что Марио не полагалось знать, или от пренебрежения не договаривал чего-то главного, точно игнорировал его самостоятельность – с такой же вот брезгливой утонченностью, как шел, думая, что он за всё уж заплатил. Но Марио мог схватывать меж слов, что надо, и он не шпингалет, какого можно подцепить такой напыщенной галиматьей на удочку. И все же этот парень щедро рассчитался за не такую уж и крупную услугу, глядишь, прикинул он, когда-нибудь еще раз обратится, чтобы обеспечить кругленькой добавкой к жалованию. И он решил прикинуться пеньком, как делал это перед полицейскими в участке, когда те проводили рейд в Палермо, чтоб для профилактики забрать кого-нибудь. Он постарался подольститься к Маркосу, изобразил, что он наивен, как не целованная девственница, не в меру любопытен и доволен.

Пару лет назад его очередное увлечение в родном Палермо, где он работал по ночам электриком в порту, грозило перейти в мало желательный – и для него и для его родительской семьи, законный брак. Девушка была официанткой в том кафе, куда он заходил со своей компанией, чтобы обсудить текущие дела и выпить пива. Стоило б заметить, их боевая политическая группа была хоть куда! Полиция им тут нехило льстила тем, что причисляла к праворадикальной партии, смешивая с ForzaNuova и буйными чернорубашечниками с севера, якобы пустившими свои побеги на плодоносной почве Коза Ностры. Да, они устраивали шествия, требуя, чтоб власти не скрывали правду и не давали постоянное убежище мигрантам, которые не так уж плохо зашибали, когда надоедало бить баклуши на пособие; но по большому счету ничего не делали, не утруждали себя даже тем, чтобы прилично выучить язык. Раньше, когда мафиози были в силе, такой бы номер не прошел, они бы этих оборванцев не пустили в город. Так многие считали. К тому же это было шиком, чтобы на глазах у ожиревших обывателей с латунным выражением на лицах – la vita ? bella!