Бессмертный

– У тех ребят несколько куч этой аппаратуры. Если там и нет того, что нам необходимо, то я могу легко собрать нужный прибор.

– Прибор собрать я тоже могу, – кивнул Иолай, – но у меня совсем нет желания возвращаться в тот гадюшник.

– А есть другие варианты?

Иолай, да и все остальные, задумался. Часто бывает так, что приходиться идти туда, куда тебе совсем не хочется, и делать вещи, которые ты ненавидишь. Обычно это называется работой. А иногда от этого зависит твоя жизнь или жизни других.

– Мы можем либо вернуться, но на этот раз готовые ко всему, либо бродить по всей пустыне, в надежде найти более… цивилизованную цивилизацию. Но если здесь такие и были, то они давно отсюда смылись. Или превратились в дикарей.

Все снова призадумались.

– Подождите! – вскинулась девушка. – Но ведь там же радиация! Тот корабль…

– Она права, – согласился Иолай. – Обычным людям там делать нечего. Пусть не сразу, но с годами эффект себя проявит.

Мне ли не знать. На родной планете я видел тысячи и тысячи людей, подвергшихся радиации. Даже не знаю, что хуже: чума или лучевая болезнь. По крайне мере, второе не передается от человека к человеку.

– Значит, придется пойти только тебе, – сказал Верон киборгу. – На тебя радиация повлияет меньше всего, тем более, вряд ли ее там сильно много.

– Эх, опять всю работу на меня скидывают, – посетовал Иолай.

Укол совести был не таким уж и острым. У киборгов вместо крови течет олейхор, способный медленно выводить радиацию, если, конечно, она не превышает критической величины. Да, Иолай некоторое время будет чувствовать себя довольно погано, но это все равно не повод разболтать всем о моем бессмертии.

– Надо поспать, – решил Верон чуть позже, когда мы обсудили несколько насущных проблем. Старики пожаловались на голод, на что Верон посоветовал им сходить на ночную охоту. Аппетит у лысых толстосумов тут же пропал.

– Вот это верно! – поднял указательный палец вверх Иолай. – Утро вечера мудреней. Надо только сначала проверить раненого. Я бы сам сходил, но не хочу тратить энергию.

– Я проверю, – сказала девушка.

– Если бережешь энергию, не надо так активно жестикулировать, – пожурил киборга черноглазый.

– Не самый лучший телохранитель, да? – беззлобно улыбнулся я франту.

– Мы не раз выбирались из самых серьезных переделок вместе, – серьезно ответил Верон, – так что не надо неуместных шуток.

– Извините, если кого-то обидел. – Я усмиряюще поднял руки. – Не хотел.

Черноглазый не ответил. Существуют люди, для которых некоторые пустяковые вещи кажутся чересчур важными и серьезными. Некоторые зацикливаются настолько, что со временем перестают замечать поистине существенные проблемы, что им в конечном счете аукается.

Дабы не создавать неловкости, я тоже подошел к костру.

– Живой? – спросил я без всякого интереса.

– Дышит, – ответила девушка.

Мы вернулись к машинам.

– Кстати, – обратился я к девушке, когда мы расселись по местам, – ты откуда вылезла?

– Вылезла? – фыркнула она. – Как грубо.

– А как я должен сказать? Ты выскочила как черт из табакерки! Белое платье все в грязи, крови и рваное…

– Я про твою зеленую тряпку вообще молчу.

– … на голове кавардак, лицо чем-то заляпано.

– Где? – Девушка начала судорожно оттирать с лица невидимою ей грязь. Один из примеров зацикливания на пустяковых вещах, которые по большей части присущи лишь женщинам.

– Да вон, под глазом, – подсказал я, пока она себе кожу не содрала.

– А сразу не мог сказать? Сижу тут, как кикимора… пустынная.

Она и правда была похожа на кикимору: одежда разорвана, волосы как солома, черная солома, а руки еще грязнее лица. Несмотря на все это, такой вид придавал ей какую-то очаровательную аутентичность.

– Сразу – это когда? Когда мы уматывали от аборигенов и взрыва или когда так стемнело, что на расстоянии вытянутой руки ничего не видно?

– Ладно-ладно, я поняла: не было времени. Теперь все? – Девушка закончила оттираться.

– Еще вот тут немного. – Я показал пальцем на лоб.

Девушка резко отстранилась.

– Ты чего? – удивился я.

– Я думала, ты сейчас слюнями своими оттирать соберешься.

– С чего бы это? – усмехнулся я.

– Да кто тебя знает, – пробубнила она, оттирая лоб.

– Меня знают все, кому нужно, а вот насчет тебя не знаю, извини за тавтологию. Может, наконец, скажешь свое имя?

Она немного замялась, словно решая, достоин ли я такой чести.

– Скажу: Мара.

– Мара? – поднял я брови. – Просто Мара?

– А что такого?

– Да нет, ничего. Если ты Мара, тогда я Хорс.

– А если я скажу, что не Мара, у тебя тоже имя сменится?

– Так что с тобой случилось? – ушел я от ответа. – Почему тебя не было вместе со всеми в лагере? Что ты вообще все это время делала?

– Что делала? Да ничего особенного. Когда я приземлилась, то дверца почему-то не открывалась…