Голубыми дорогами мира

– Понял. И на том спасибо.

– Якорь поставьте запасной, а на складе получите новый. Что там налепят в заводе неизвестно. С морем шутки шутить негоже, сам знаешь. Расходы все по якорю спишешь по ремонтной смете, найдешь выход. И за выговор не расстраивайся. Скоро конец ремонта, все выговора снимем. А малец этот молодец, я б и то не додумался до такого.

Капитан вышел от начальника в приподнятом настроении, все обошлось.

«Синяя звезда» закончила ремонт и ушла в Антарктику за китовым мясом. Но «хвост» с лапой якоря тянулся за ней долго. Разнеслось это по всем морям и океаном. И нередко в радиопереговорах между «Синей звездой» и другими судами «Синюю звезду» подначивали.

– А, это вы, безлапые? Как там у вас якоря, целые? Может вам лапу подарить?

А Сашка учился в училище. Постигал мореходную науку.

Расстрельный развод

Дальневосточный траулер типа РТМС, немецкой постройки, рыл форштевнем воду, пугая рыбу. На баке стоял второй механик Владимир Семенович, для друзей просто Володя, иногда Вовка, по судовому просто Семеныч. С траулером резвилась и играла стайка дельфинов. Они то обгоняли форштевень судна, то стремительно плыли прямо перед форштевнем, как бы предлагая судну догнать их, то уходили в стороны, выпрыгивая из воды. Вдалеке мелькали плавники касаток. Но дельфины не сивучи, они касаток не боялись. Море жило своей жизнью. Семеныч смотрел на море, начинался закат. Солнце опускалось все ниже, уходя за видневшийся вдали хребет острова Формоза, то бишь Тайваня. Траулер шел из южных морей домой. Позади остался Индийский океан, Малакский пролив с его Сингапуром, в котором Семеныч купил себе огромный ковер синего цвета, давно мечтал, японский телевизор Sony с большим экраном, «недельки» – наборы женского белья для жены, и много других мелочей. Было тепло, как бывает вечером в субтропиках, тропики остались позади. Да и не страшна тропическая жара на траулере, все каюты оборудованы кондиционерами. Настроение у Семеныча было хорошее, дней через пять прийдет судно в родной порт, сейчас в Приморье осень, самое лучшее время года, можно будет в тайгу съездить, набрать лимонника, шишек, порыбачить всласть. Любил Семеныч рыбалку на горных быстрых речках, где в изобилии водились ленок, форель, голец, иногда попадался и таймень. Лучшего отдыха и придумать нельзя. Да и по жене соскучился. Все у них вроде бы хорошо, Семеныч доверял ей, но вот только Бог деток на дал им, а ему уже за тридцать, да и ей, слава Богу, двадцать восемь. Семеныч еще раз взглянул на море и пошел в каюту. Зайдя в каюту, лег на диван, взял книгу, стал читать. Раздался стук в дверь.

– Входи, не закрыто, – крикнул Семеныч.

Зашел начальник радиостанции. Семеныч недолюбливал его, какой-то он скользкий, закрытый, себе на уме человек. Таких на флоте не очень уважают. Но их жены работали вместе, в книжном магазине, и были подругами, Семеныч тоже как бы дружил с Митричем.

– Привет, – сказал начальник радиостанции, звали его Александр Дмитриевич, а на судне просто Митрич.

– Привет, – ответил Семеныч.

Митрич сел в кресло у стола, Семеныч спустил ноги с дивана, положив книгу. Стал ждать, что скажет Митрич.

– Выпить есть? – спросил Митрич. Притом спросил таким голосом, что Семеныч почувствовал, что у того есть какая-то важная новость. Семеныч достал из холодильника початую бутылку смирновки. Достал стаканы и селедку, стоявшую тоже в холодильнике в тарелке, порезал хлеб. Налили, выпили, закусили. Налили и еще выпили.

– Какие новости? – спросил Семеныч.

Митрич замялся.

– Да вот, говорил по радиотелефону с женой, привет тебе передает.

– А как моя там?

Митрич вильнул глазами.

– Да все вроде хорошо.

Посидели, поговорили о судовых делах, о скором приходе домой. Когда бутылка подходила к концу, Семеныч больше пить не стал, скоро на вахту. Митрич опьянел и вдруг стукнул кулаком по столу.

– Вообщем так, Вова, не буду молчать. Моя сказала, что Лариска твоя скурвилась, открыто гуляет с каким-то милиционером, тот даже ночует, бывает, у нее. Милиционер женатый, двое детей. Вот такие дела. Извини, но решил рассказать тебе все. Все равно, придет время, узнаешь.

Семнычу эти слова ударили в голову, по сердцу, хмеля как не бывало. Он сидел на диване, наклоня голову и осмысливая сказанное. Потом достал нераспечатанную бутылку смирновки, открыл ее и выпил прямо из горлышка полбутылки. Хмель все равно не брал. Вспоминались лучшие дни с женой, общие дела, общие радости и горести. Как она могла? Предательство всегда удивляет преданных. Вот был рядом вроде бы близкий человек, к нему тянулся душой, и вдруг этот человек в одно мгновенье стал врагом. И осмыслить сразу это трудно, а понять невозможно. Семеныч был крепким человеком, иногда вспыльчивым в мелочах, но в серьезных делах спокоен и рассудителен. Вот и сейчас он почувствовал, что потихоньку успокаивается. «Ладно, разберусь» – подумал он. Уже спокойно налил водку в стакан, выпил. И почувствовал на этот раз сильный удар хмеля в голову.

Вахта у Семеныча была с нуля до четырех утра. Придя на вахту и осмотрев машинное отделение и механизмы, Семеныч зашел в центральный пост управления машинным отделением, его на судне называют ЦПУ. Расписался в вахтенном журнале и отпустил отдыхать четвертого механика. На вахте Семеныч ходил по ЦПУ сам не в себе, это заметили мотористы. Шептались: «Что-то у второго случилось»

Семеныча машинная команда очень уважала, за верность данному слову, за непридирчивость, за большую справедливость. Никогда Семеныч не показывал своего превосходства над другими, со всеми был на равных, всем помогал, если кто-то чего-то не знал и никогда не наказывал за проступок, если он случался в первый раз. А всегда старался поговорить по душам с подчиненными, узнать, что да как. Но если его поведение кто-то считал слабостью и совершал проступок еще раз (первый раз простил, простит и во второй раз), то наказание было неотвратимым и жестким, вплоть до списания с судна. Знавшие Семныча давно, обычно встретив его на берегу, просились к нему в рейс. Поэтому люди, почувствовав, что Семнычу плохо, сочувствовали ему и всячески пытались отвлечь его от мрачных мыслей даже на вахте. Но Семеныч плохо понимал, что ему говорили. В голове крутилась одна мысль: «Как она могла? Почему? Как это случилось?». Вспоминал их совместные походы в тайгу, ночевки в палатке, чтение книг по вечерам в дальних отрогах Сихотэ Алиня, рыбалку, уху.

Книги читать было можно и в тайге после того, как Семеныч смастерил освещение, которое легко умещалось даже в кармане куртки, но носил он его всегда в рюкзаке. Он купил велосипедную динамку в спортивном магазине, приделал к ней водяную турбинку и, выбрав для стоянки берег горного ручья, втыкал два металлических стержня в дно ручья, закреплял динамку на стержнях, опускал турбинку на недлинной оси, так, чтобы брызги не попадали на динамку, заставлял воду ручья крутить турбинку, а с нею и велосипедную динамку. Кабель от динамки пробрасывался в палатку и в палатке ярко светились две велосипедные лампочки. Можно было и читать, и вообще быть со светом. Жена чаще читала, Семеныч же любил сидеть у входа в палатку у костра до поздней ночи, иногда выпивая немного, иногда просто так глядя на огонь. В дальних морских рейсах скучал за берегом, за простым домашним уютом, но больше всего скучал за запахом дыма костра, шумом и плеском ручьев в тайге, говором деревьев над головой. Сейчас вспоминались эти совместные походы в тайгу с женой, ее жаркие и сладкие объятия, нежный шепот. И вот всего этого больше не будет, исчезло, предано, уничтожено. Нет тяжелее оскорбления для моряка, чем предательство жены. Ведь знала же за кого замуж шла, никто не неволил. И сколько раз он ей говорил, что пора детишек заводить, она все от этого отбрыкивалась, значит была себе на уме. Но если бы у нее кто-то был на примете, то другое дело, а то ведь связалась с женатым человеком, в чужую семью влезла. «Ладно, разберусь» – снова подумал Семеныч. Часов около двух ночи в ЦПУ спустился «дед», так обычно называют на флоте старшего механика. Прошелся по ЦПУ, посмотрел на Семныча.

– Ты не заболел?

– Да есть немного, не страшно, – сказал Семныч, чтобы хоть чем-то оправдать свой не очень хороший вид.

– Если хочешь, иди отдыхай, я приму вахту у тебя, постою, все равно не спится.

– Да нет, не нужно.

В ЦПУ доносился чуть слыцшный рокот главного двигателя, звенела его турбина. Море было спокойным и судно шло быстро, без покачиваний.

– Это ты пил с начальником радиостанции?

– Выпили немного.

– Сволочь он, уже раззвонил о твоей беде по всему судну.

– Вот скот, а не человек. И какое ему дело?

Раздался звонок телефона. Семеныч поднял трубку.

– Доброй ночи, Семеныч, капитан говорит. Как дела?

– Спасибо, Оскар Мартынович, все хорошо.

Капитан был из приморских литовцев, хороший, порядочный и честный человек.

– Ты деда не видел?

– Возле меня стоит.

– Дай ему трубку.

Семеныч передал трубку деду. Стармех слушал капитана, поддакивая и соглашаясь. Положил трубку.

– Сходи к командиру, тебя зовет, я побуду здесь.

– Там на втором дизель-генераторе течь масла небольшая. Если что, запускать только в крайнем случае. Третьему по вахте передам, они устранят.

Семеныч пошел из ЦПУ наверх. Капитанская каюта была на самой верхней палубе. Семеныч постучал и зашел в кабинет. Капитан сидел за столом.

– Заходи, Семеныч. Садись.

Семеныч вошел и сел. Капитан что-то мялся, видно было, что ему неудобно начинать разговор, но все-таки он его начал.

– Слышал о том, что у тебя случилось. А начальника рации в следующем рейсе здесь не будет. По крайней мере я изо всех сил постараюсь это сделать.

Капитан был малоразговорчивым и сейчас он не стал много говорить. Молча поднялся, достал бутылку коньяка, налил себе немного, а Семенычу сказал: «Как хватит, так скажешь». Семеныч остановил его граммах на ста пятидесяти. Выпили. И снова Семеныч почувствовал, что хмель его почти не берет.