Авантюристы. Книга 6

– Война через пару недель с Сербией начнется и с Россией естественно. Так что если возраст призывной, вали парень в Швейцарию. Всеобщую мобилизацию вот-вот объявят, а у тебя талант явно, как фамилия?

– Ланда Франц, господин майор,– представился художник бульварный.

– Где-то я уже слышал эту фамилию,– наморщил лоб Сергей.– Хуберт Ланда не родственник ли ваш будет?

– Брат,– подтвердил родство Франц.– Он у нас профессор.

– Что же вы, брат профессора и как студент на портретах бульварных перебиваетесь?

– Семья большая, господин майор. И вообще я люблю быть на людях. А тут мое любимое место. Пока нет желающих, пишу свое,– улыбнулся печально Франц.

– Взглянуть позволите?

– Сделайте одолжение,– Франц развернул мольберт с акварельным рисунком.– Только начал…

Михаил, Сергей и два «Трояна» принялись рассматривать работу, на которой уже вполне можно было узнать памятник Шиллеру, размытый потоками дождя и спешащих людей, явно спасающихся от ливня.

– Фантазия вот такая, господа. Вспомнилось отчего-то. Мазня конечно…

– Ничего себе мазня. А что это у вас настроение похоронное? Сами-то вы, судя по мимике лица, человек жизнерадостный, а эти морщинки совсем свежие?– Михаил, пользуясь служебным положением, «учинил допрос» художнику.

– Сынок три дня назад умер. Похоронили, вот и печаль, господин майор. Младшенький. У меня их семеро было. Теперь шестеро осталось. Макс.

– Примите наши соболезнования, Франц, и извините за жандармскую бесцеремонность. Вам тем более нужно увозить семью. Война грядет страшная, голодная. Уезжайте.

– Да на какие средства, господа? Мы и здесь-то, на Родине, живем трудно, а кому мы беженцы нужны будем в чужой стране? Даже если и выберемся. Сейчас многие побегут и все будет в три дорого.

– Побегут недели через две, а пока про войну и что она будет долгой мало кто знает. «Ура!»– будут кричать первый месяц, в патриотическом порыве. Так что цены не очень сильно подскочат, а в Швейцарии практически не изменятся. Так что Швейцарский франк сейчас самая устойчивая валюта в мире и в ближайшие сто лет тоже.

– Радостно за швейцарцев,– улыбнулся печально Франц Ланда.

– Мы можем купить у вас эту акварель?– поинтересовался Михаил.

– Можете, но она не закончена, господа.

– В ее незаконченности есть некая изысканность и гениальность. Она заставляет думать. Картинам, я заметил, иногда вредит законченность. Они становятся похожи на хорошо отполированные гробы. Красиво и… тягостно на них смотреть. А это произведение мне нравится. Поставьте автограф, господин Ланда. Я возьму ее такой, какая она есть,– Михаил протянул художнику пачку кредиток.– Это швейцарские франки. Здесь пятьдесят тысяч. Уверяю вас, что я не в убытке. Эта «мазня», как вы выразились, стоит гораздо дороже и через лет пятьдесят, «уйдет» на аукционе в «Сотби» за миллион.

Франц растерянно взял в руки пачку денег и спросил тихо: – Вы кто?

– Сейчас жандармы, увы. Выезжайте немедленно с семьей. Подумайте о детях, Франц. По прибытии в Швейцарию, обратитесь в любое отделение банка Национального, в любом городе, вот вам номер счета,– Михаил задумался на несколько секунд и вынув из кармана мундира белый, пустой прямоугольник конверта, написал карандашом номер счета.

– Это пенсионный счет. Вам будет выплачиваться некоторая сумма, вполне достаточная для семьи из восьми человек, от Всемирного фонда поддержки деятелей искусства. Не помню как он там называется полностью. Узнаете на месте. Честь имею,– Михаил вскочил в седло.– Счастливо добраться до Швейцарии. И поспешите, пока еще мир в Европе.

Жандармы уехали, оставив Франца стоящим с деньгами в руках. Он так растерялся и разволновался, что в ответ не смог выговорить ни слова. Ком подступил к горлу и слезы выступили на глазах. Спрятав деньги в карман, он прошептал едва слышно: – Спасибо, добрые люди,– и воробей, сидящий на его мольберте, взявшийся неизвестно откуда, встрепенулся, зачирикав так задорно, что Франц не выдержал и расхохотался весело. А птаха, совершенно не испугавшись его хохота, перескочила вдруг ему на плечо и скосив бусинки глаз, зачирикала снова, приводя Франца в изумление и детский восторг. Художник боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть воробышка и стоял, почти не дыша. Воробей клюнул его легонько в ушную раковину и сорвавшись с плеча, исчез в июльском синем небе.

– Господи,– прошептал Франц,– если это не чудо, тогда что чудо?

Глава 6

А жандармы в это время уже были в веке 19-ом и делились впечатлениями о командировке с домашними. Как ни странно, но рисунок Адольфа понравился Аннушке.

– Ты здесь такой важный получился. Совсем на себя не похожий, потому что вот эта шляпа на голове чудная. Кто рисовал, говоришь?

– Людоед,– буркнул Сергей.

– Ой!!!– Аннушка выронила лист ватмана и прижала кулачки к щекам.– Это как же?

– А вот так. Когда рисовал нас, еще сам он про это не знал, мерзавец.

– Дак, что же вы с ним сделали?

– Заплатили сколько положено, да и пошли своей дорогой.

– И он на вас не напал?– Аннушка кинулась к Сергею и обняв, погладила по голове.

– Я же говорю, что он еще сам про то, что станет людоедом не знал. Так что не напал. На Верку напал. Хочешь фильм посмотреть?

– С людоедом?

– Да. Когда он на Верку накинулся, она его слегка копытом лягнула пару раз.

– А ты где был в это время?– Аннушка взглянула на мужа искоса.

– На Верке сидел.

– Так это он, значит, на тебя набросился,– догадалась Аннушка.

– На меня, но Михаил запретил его трогать, убедил, что если что-то с этим подонком случится, то как бы хуже не стало. «Этого»,– говорит,– «Мы уже знаем и на что способен и как поступал, а кто же его знает, кто вместо него придет»,– Так что Верка его пару раз пнула, он и улетел на… В общем, легонько она его зацепила и совсем не больно. Жив остался мерзавец.

– Сколько же он людей съел?– спросила Аннушка.

– Миллионов пятьдесят,– вздохнул Сергей.– Гитлер это.

– Ах, вот ты о ком,– поняла наконец-то Аннушка.– А мог бы жизнь прожить и картинки писать.

– Мог бы, но не захотел. Полез в политику, когда нужно было выбирать, то людоед победил, в душе, художника. Значит, слабенький был художник. Он, правда, всю жизнь «елозил» чем-нибудь по бумаге и холсту. Рисование стало увлечением. Людоед отдыхал от основных занятий, занимаясь второстепенным. Нам еще с ним, очевидно, встретиться придется. СТН-то у него пока.

– О, Господи. Беда-то какая,– испугалась Аннушка.– Он ведь, Гитлер этот, с этим аппаратиком и вовсе лиходей страшный.

– А Михаил говорит,– «Не убий». Может не слушать его и прибить все же, как бешеную собаку? Как ты думаешь?

– Я думаю, что прав Михайло-то. На все воля Божья и не нам решать кому жить, а кому нет. Заповедь сия на всех распространена и на людоедов, Сергунь, тоже. Коль Господь попустил ему над народом германским править, значит, другого не нашел им, по грехам народа этого. А германцев на Россию повел этот людоедище, тоже не просто по дурости своей, а опять же по грехам нашим наказать. Бич он в руках Божьих.

– Бич? Да уж!

Москва 1808-го года жила слухами о происходящих в Европе катаклизмах и сплетнями о придворной жизни в Санкт-Петербурге. Россия, подписавшая унизительный мир с Наполеоновской Францией, по команде из Парижа, влезла в войну со Швецией и вяло вела ее, будто хотела показать всему миру, свою немощь. Однако шведы, судя по результатам «товарищеской встречи», воевать и вовсе не желали и война закончилась в следующем году подписанием мирного договора, по которому России отходила Финляндия. Позор Аустерлица висел над Россией, как дамоклов меч. Бонапарт же, разогнав очередную /третью/ коалицию союзников, прибрал к рукам всю Европу и рассаживал на троны своих родственников. Братьев, племянников и пасынков.

Михайло Илларионович Кутузов, командовавший союзными войсками под городком Славков-у-Брна и имевший под рукой 200-тысяч человек, чуть не попав в плен, преследующей его 75-ти тысячной армией Бонапарта, был в опале и разводил свиней в одной из своих усадеб, названных им Райгородок. С сельским хозяйством Михайле Илларионовичу не везло. В течение двух лет Райгородок дважды выгорал дотла. Загадка этих пожаров кроется скорее всего в том, что это местечко под Вильно, насчитывающее не более 3-х тысяч душ, имело три десятка трактиров.