Я пошарилась в пустых карманах.
– Тома! А ты не ошиблась адресом? Почему мы?
– Ты бачила, что мени люди принесли? А вы мени что подарувалы? Якись куры, да крем для ног?…
И поплелись мы со Светкой из дворца Тамары, плюясь и хохоча, уж точно, навсегда.
Утром Светка звонит и предлагает просить у Тамары прощения за подарок.
А я вот думаю, на дни рождения зовут зачем? Вместе порадоваться? Или подсчитать цену подарков?
Что украли у Леси?
Я слышала разные абсурдные истории про домашних воров.
То злодей начинает музицировать на хозяйском пианино, бросив обчищать комоды. То, на кухне уплетает вареники со сметаной. То неожиданно для хозяев и оперативников засыпает сном праведника на супружеской кровати.
Но то все чужие истории! Сейчас звонит Леся, подружка и персонаж пары – тройки моих рассказов.
– Ты только представь! Возвращаюсь домой – сумку забыла. А там мужик! В моем зале, на моем диване! И он читает твою книгу «Муха Ukraine»!
– Да, ну! Не бреши!
– Клянусь! У меня даже слов не хватило от возмущения! Я, как заору! Он с дивана то поднялся, а от книги не может оторваться. Тогда я его сумкой по башке! И он, вместо того, что бы бросить книжку и наутек! Нет! Он прячет ее за пазуху и преспокойно так мне и говорит.
– Пардон, зачитался, очень интересно написано! И бочком – бочком на выход.
– А что он еще украл?
– Секреты мои! Мне перед этим вором так стыдно! Ты же там про меня такого понаписала…
Тихая Лина
У меня на кухне, на диване, уже два дня живет тихая Лина.
Она, действительно, вся такая тихая, беленькая, с продолговатыми синими глазами. У нее есть гражданский муж Саша. Я видела их несколько раз у одной общей подруги.
Еще несколько дней назад Лина жила в квартире мужа Саши. На Святошино. Но поругалась с тремя сестрами Саши, которые тоже живут в этой квартире.
Квартира четырехкомнатная. Огромная. Двусторонняя. Кухня одна, аж – 24 кв. метра. И все комнаты изолированные. Лина с Сашей с южной стороны живут. Сестры с северной.
И разделяет их громадный хол. Звукоизоляция отличная. Хоть из пушки пали! Ничего не слышно.
Но сестры слышат. Уже полгода. С того момента, как у Саши появилась Лина. Дело в том, что у Лины есть особенность. Эдакая изюминка. Она кричит. По ночам. Во время любви с Сашей.
Да так орет, что все три сестры, вроде, уже привычные за пол года к ее ночным крикам, все равно вскакивают с постелей и в одних сорочках вырастают на пороге у брата.
– Что? Что случилось? У вас все нормально?
А в этот раз сестры не выдержали и набросились на Сашу, требуя урезонить молодую жену. Или изгнать ее из жилища. И потому Лина ушла из дома.
Я убеждаю Лину помириться с нервными золовками. Вернуться к мужу, который не знает, что она у меня и разрывает телефон Лины. И впредь как – то сдерживаться. Перейти, может, на шепот.
Но оскорбленная Лина не желает так скоро сдаваться и тем более переходить на шепот.
Она тихо вздыхает, поводя своими продолговатыми синими очами. И, как я вижу, собирается жить у меня на кухне и дальше.
У меня тоже огромная квартира, двусторонняя. С отличной звукоизоляцией… И у меня дома молодой мужчина.
А вдруг? В жизни всегда есть место подвигам.
Но, зная особенность Лины, ее изюминку, я почти спокойна.
Бомбейкина
Танцовщица
Клуб коллекционеров, а проще, сходняк холомызеров, проходит в Экспо Центре Киева по субботам. Давно я хотела пристроить в хорошие руки одну картину. Поехала вчера в Экспо Центр. Выбрала себе свободное место среди таких же, жаждущих продать чего – либо. Прислонила картину к стене. Полотно художницы Валентины Бомбейкиной «Танцовщица» имеет свою историю. Как-то Валька предложила мне продать коллекцию ее рисунков. Соцреализм. Героика труда. Донбасс, Днепрогэс.
Знакомый депутат Миша глянул на чумазых шахтеров и скривил козью морду.
– На фига мне эти пролетарии! А вот баб голых я бы купил! Какую – нибудь танцовщицу…
– Эти слова взбодрили Вальку на подвиг. Она вооружилась кистями, маслом. Уложила меня на софу в качестве натурщицы. Потом свою соседку Нэльку. Потом мою дочку Леночку. И через пару дней картина была готова.
– Лицо танцовщицы было сияющим, очаровательным. Копия Леночки. Но меж глаз красотки проходил суровый шов полотна. Валька по своей рассеянности увидела шов поздно. Пришлось лицо стирать, грунтовать холст и писать по-новой. Второй раз лицо получилось уже вымученным. Руки девы оказались маленькими в сравнении с ногами. Руки были от Леночки. Ноги от соседки Нэльки. С ее характерной шишкой у основания большого пальца. Нэлька по молодости носила узкую обувь. Что было от меня я уж утаю…
Признаться, позировать – труд не из легких.
А еще этот коврик жуткий, у ног красавицы! Его Валька срисовывала со своего замызганного половика!
– На фига ты рисуешь этот непотреб? – злилась я, глядя на коврик.
– Не правда! Коврик роскошный, сливового цвета!
– А бубен почему такой? Овальный! В какие передряги он то попал?
– Я так его вижу.
Что тут скажешь!? Что видит творец, простому смертному неведомо!
Короче, депутат Миша от такой красоты отказался напрочь.
Огрехи видели и покупатели, «тертые калачи», наводнившие клуб.
– А чего лицо у нее, как у обезьяны?
– Ой! Не фантазируйте! – защищаюсь я.