Дигридское золото

Не смотреть в пол, если отец говорит. Но вот и прямой взгляд он приравнивал то ли к личному оскорблению, то ли всегда видел в нём недовольство.

Не выглядеть слишком грустной, если рядом мать. Она почему-то очень гневалась, когда при ней я не лучилась от счастья. Хотя она прекрасно видела, что моя улыбка фальшивая. И от этого снова становилась раздражённой.

Скоро все эти правила окажутся не нужны потому, что рядом не будет ни отца, ни матери.

Ранним утром я стояла у поместья. В руках у меня был крошечный чемоданчик с новыми красивыми вещами. Мне собрали их, чтобы в пансионе не подумали, что я хожу в простой и, какой кошмар, поношенной одежде.

Второй чемодан стоял рядом с моими ногами. Он был куда больше и увесистей. Там было несколько книг, повседневная одежда, предметы гигиены, учебные принадлежности и многое другое. На самом деле, этот чемодан для меня куда ценнее, чем тот, что в моих руках. Что мне до шелковых тряпок, которых мне насовали с собой для вида? Я просто боялась, что если отец решит, что я пренебрегаю его даром, то взбесится.

Он стоял рядом. Смотрел, как слуги открывают ворота для экипажа. Господин Сфета выглядел недовольным. Он нетерпеливо топтался на месте и зло зыркал на меня, словно это по моей вине утро выдалось прохладным. Как только экипаж остановился, он вымученно выдохнул и радушно оскалился. Первые мгновения маска с приветливым выражением никак не хотела смотреться естественно. Из-за этого лицо вблизи казалось настолько перекошенным, что вызывало ужас.

– Господин Сфета! Рад вас снова видеть! К сожалению, ау?н[11 - Ау?н – приставка к имени свободного человека в Анулейне.] Унъён не смог приехать. Ему нездоровиться. Он распорядился, чтобы все вопросы уладил я, его первый помощник, аун Ёоклё?.

Они пожали друг другу руки. Отец распорядился, чтобы им принесли небольшой стол, на котором они поспешно расписались в бумагах. Я не знала, почему отец не позвал гостя в дом.

– Хм-м, а это, я так понимаю, ваша дочь?

Он приветливо протянул мне руку. Я с искренним желанием понравиться такому галантному мужчине крепко её пожала. Он удивлённо усмехнулся.

– Вы должны были вложить свою руку в мою. Я бы накрыл её другой своей рукой. Так знакомятся в Анулейне с благородными девушками.

Его спокойный тон и внимательный мягкий взгляд застали меня врасплох.

– Я запомню, – смущённо заверила его.

– Господин Сфета, – обратился он к отцу. – Мне представлялось, что ваша дочь несколько старше. Что ей хотя бы четырнадцать…

Я оглянулась. Слуги стояли у поместья и качественно изображали грусть. Некоторые женщины старательно прикладывали к глазам платочки, а мужчины смотрели вперёд, словно великие мыслители, погруженные в мрачные раздумья. Среди всей этой своры я так и не нашла того, кого бы хотела видеть. Моя мать так и не вышла. Уж не знаю почему. Мне бы хотелось думать, что это потому, что она не смогла встать с постели в такую рань, а не потому, что была ко мне настолько безразлична. Хотя оба варианта нельзя назвать уважительным.

– Вы пропустили графу, господин Ёоклё!

– Нет, что вы. Я не собирался её заполнять. Ауну Унъён очень нравится имя девушки.

– Вот как, – озадаченно произнёс господин Сфета.

Я не удержалась и усмехнулась. Отец зло посмотрел на меня. Эта крайняя озадаченность была забавна тем, что была настолько яркой, что даже Ёоклё смутился такой реакции.

Мать назвала меня сама и, по мнению отца, сильно оплошала. Он невероятно любил красивые имена со сложным произношением. Например, как у братьев: Ста?йхион, Цифи?тха. Меня он хотел назвать Схисаа?рфис. Я слышала, как слуги шептались, что это из-за того, что так он хотел перебить неблагозвучность фамилии. Но в итоге я осталась Радис, и отец не упускал возможности припомнить это матери.

– Как тебе вообще пришла мысль назвать МОЮ дочь таким именем? Мою дочь! – кричал он в своём кабинете. – За что тебя так обделила судьба, раз ты не умеешь ни думать, ни читать? Домашняя змея! Ты назвала дочь земельного господина так, как деревенские тупари своих не называют. Или ты сделала это специально?

Я вздохнула, избавляясь от дрожи, которая всегда приходила, как только я вспоминала скандалы родителей. И тут же нашла для себя предмет, интерес к которому помог бы быстрее выкинуть из головы неприятные мысли.

– А что это за документ? – спросила я

– Это бумага, согласно которой вы переходите в семью моего господина. Он обязуется дать вам образование и взять в жены, когда вам будет шестнадцать.

– То есть, я больше никак не связана ни с отцом, ни с матерью?

Ауну показалось, что это меня расстраивает, и тон его стал мягким и успокаивающим.

– Да, со стороны закона вы чужие люди. Звучит как-то дико, не находите? Но таковы принятые формулировки. Всю ответственность за вас теперь несёт мой господин. И все его подчинённые должны беречь и охранять вас, – он задумался на секунду и добавил. – Вас, аун Унъён Ради?с.

Ёоклё произнёс моё имя с непривычным певучим ударением. Улыбка сама по себе появилась на моём лице.

Как только была поставлена последняя роспись, слуги горестно вздохнули, словно по команде. Я испуганно вздрогнула и поёжилась.

Как-то всё быстро закончилась. Я ожидала большего. Какой-то душевной бури. Не было особенного волнения или боли в груди от потяжелевшего сердца. Всё оказалось проще. Прошло меньше пяти минут и вот я уже не часть семьи и поэтому казалось, что произошло что-то обычное и с обычным человеком. А разве я такая?

В глубине души проснулась яркая злоба, близкая к остервенелой вредности. Руки чесались что-то сделать, только бы на душе перестало быть так паршиво. Но я держалась, стараясь не посрамить честь семьи в последние наши общие минуты.

– Эта семья ни во что тебя не ставит! – пронеслась у меня в голове яростная мысль.

– И наконец-то я из неё ухожу. Я должна радоваться и быть благодарна, что отец так и не сказал, что я порченая усмерка, – убаюкивала я пробудившуюся злобу.

Борьба в моей душе кипела, как вода в Молочных озёрах. Но так и не решившись что-то сделать или сказать. Я замерла, до белых костяшек сжимая ручку чемоданчика. Слуга уже отнёс первый в экипаж и вернулся за вторым. На его удивление, я не спешила с ним расставаться даже после вежливого напоминания.

Аун Ёоклё осторожно приобнял меня за плечи, помогая сделать крохотный первый шаг. От этого прикосновения оцепенение спало, и я оглянулась. Отец смотрел на поместье, цепким взглядом проверяя, чтобы все слуги грустили о моём отбытии.

Я шагнула назад. Мягкие ладони ауна соскользнули. Чемоданчик пролетел по широкой дуге и разбился об плечо отца. Раскрылся. Панталоны и сорочки разлетелись во все стороны вместе с кружевными платками, чулками и перчатками.

Коварный удар не сбил отца с ног. В его взгляде плескалось такое бешенство, какого я ещё не видела. Даже когда он узнал, что я порчена, то был зол меньше, чем сейчас. Меня это так рассмешило, что я хрипло хохотнула.

Повисла по-настоящему жуткая тишина. И в ней я почувствовала, как комок злобы, созревший где-то под сердцем, раскрывается, как бутон тюльпана. Это не доставило мне стыда и не принесло сожаления. Я наслаждалась. Теперь отец ещё неделю будет беситься, а мать сетовать, что не увидела такое яркое событие.

Ёоклё, словно ожидая подобной выходки, чуть закрыл меня от взбешённого отца. Его рука однозначно легла на рукоять кинжала, скрываемого полами плаща.

– Как же это непривычно, отец – прямо смотреть вам в глаза.

У господина Сфета заиграли желваки и, прежде чем он придумал ответ я решила сказать то, для чего набиралась смелости.

– Братья никогда не вернутся! А я вернусь. И тогда ты будешь прятать от меня глаза!

Ёоклё был готов под землю провалиться от того, как бездумно я накаляла ситуацию. Но ничего не успело произойти. Я развернулась и резким шагом, свойственным городскому беспризорнику, а не дочери земельного господина, направилась в карету. Я залезла в неё, забыв воспользоваться поданной рукой слуги. Ёоклё без промедления последовал за мной. Как только дверь за ним захлопнулась, мы тронулись.

– Ну, давай же! Быстрее. Пока он не пришёл в себя, – первый помощник подгонял возницу, с безумной искоркой в глазах оглядываясь на удаляющееся поместье семейства Сфета.

Он ни разу не упрекнул меня за произошедшее.

***

Я так и не стала аун Унъён Радис. Единственное, что осталось с той сделки, так это договор, который лежит где-то там, в Анулейне, подписанный рукой отца и лишённый веса приказами Академии. При желании я могла забрать его на память, как то, с чего началось моё долгое путешествие. Было бы символично принести его, например, сюда. Тогда бы им всё ещё и закончилось.

– Вот я и вернулась, – тихо сказала я.

Раскидистый высокий белый дуб был безучастен. Я запустила руки в сочный клевер. Стебли проскользнули между пальцев. Подняла взгляд. Там несильный ветер шептался с листьями. С одной из веток свисал огрызок верёвки. Давно, когда она была целой и крепкой, я могла разбежаться, уцепиться за неё и с весёлым писком подлететь к небу. Иногда меня заносило или переворачивало, и обратно я летела совсем не туда, куда планировала. Например, прямо в ствол дуба.

Кажется, что это было совсем давно.