Потерянные Навсегда

Для Гомеса любая угроза его кошельку, даже мнимая, всегда рассматривается как атака на само его существование.

– Брмм. Ну, я так не думаю. Принимая во внимание, что она едет с вами и что вы представляете компанию, ее билет тоже должна оплатить фирма. Так, мне кажется, будет справедливо, - добавляет он с очень серьезным видом, как будто это была его идея, и он отстаивал ее в суде. – Тогда договорились, вы едете на семинар вместо меня, а затем даете мне копию заметок о том, что там было. Хорошая сделка, вам не кажется?

Как и следовало ожидать, он думает, что оказывает мне большую услугу, когда просит меня поехать в Фуншал, чтобы посетить семинар по теме, которая интересует его больше, чем меня. Но я этого не допущу.

– Думаю, да, это прекрасная сделка для вас. Я охотно помогу вам и даже одолжу заметки, вообще, я оставлю их в библиотеке, они предназначены для всех, но за вами останется должок.

Не то, что мне что-то от него нужно, но теперь он не будет думать, что я ему должен, поэтому это нужно было сказать.

У Гомеса недоумение на лице, он готовится ответить мне, но в дверной косяк стучит Габриэла:

– Доброе утро, босс, эти два факса пришли один за другим. Верхний от Нила Алларда и относится к сентябрьскому письму, которое хранится в этой папке. Другой из Швейцарии, и я думаю, что это новый клиент, но факс на немецком языке, и я не уверена. Пришла почта и вот тут куча всего, возможно, ты захочешь взглянуть. Как обычно, я выбросила все, что было похоже на рекламу. Ах да, также звонили от четы Реми, чтобы сказать, что они не могут приехать сегодня. Они спрашивают, можешь ли ты встретиться с ними на неделе в это же время.

Она прошла к столу и положила почту, портфель и факсы в левый угол полированной кожи. Она не заметила Гомеса, потому что кресло прячет клиента от любого, кто входит. Я пользуюсь тем, что Гомес и Габриэла друг друга не видят и взглядом показываю, что я не один. Она подмигивает мне, в знак того, что поняла.

– Если тебе что-нибудь понадобится, свисти, я буду у себя.

Она поворачивается, чтобы уйти, и, делая вид, что удивлена, говорит:

– Доктор Педро, извините, я вас не видела. Доброе утро. У Сюзаны тоже есть почта, и она, должно быть, кладет ее вам на стол прямо сейчас.

Габриэла ушла без дальнейших церемоний, оставив Гомеса ошеломленным и явно расстроенным.

– Но... но вы позволяете секретарше так говорить с вами? И разрешаете ей читать факсы? Не много ли свободы? Поверьте, это нехорошо, нельзя слишком доверять людям. Слушайте, послушайте, кто-то даже может подумать, что между вами что-то есть. Романтические отношения с секретаршей - плохая идея...

И он разоряется в том же духе еще несколько минут, хотя я не обращаю на него никакого внимания.

Романтические отношения с Габриэлой? Меня не отвращает эта идея, но эта девушка не в моем вкусе. Так-то действительно, она очень дружелюбна и приятна в общении, не говоря уж о том, что умна, красива, хорошо сложена, а еще она замужем, у нее двое детей и она так же мало интересуется мной в плане романтических отношениях, как и я. Только грязный ум Гомеса мог вообразить ситуацию, что мои отношения с Габриэлой могли быть чем-то другим, кроме служебного товарищества. Когда он замолкает, я говорю:

– Мы с Габриэлой всегда были на «ты», и я, кстати, не вижу в этом никаких проблем, как и она. По правде говоря, за исключением вас, Лемоса Ногейры, и одного или двух сотрудников, которые, кажется, предпочитают такое обращение, я со всеми на «ты», даже с коридорным. Мне кажется странным, что вы этого не заметили. Что касается того, что она читает мои факсы, ну, она мой секретарь, и это экономит время, а потом, если я ей не буду доверять, кому мне доверять? - Гомес слушает меня со сдерживаемой яростью.

– Да, конечно, я заметил, что вы почти ко всем на «ты», – говорит он с некоторой болью, - но это совсем другое. То, что вы обращаетесь к другим так, это одно, но то, что они к вам на «ты» – это неприемлемо. Это может вызвать проблемы с дисциплиной и затруднить соблюдение субординации, понимаете?

Если бы это зависело от него, то сейчас все еще существовало бы рабство, а наемные работники имели бы право только на то, что боссы, в их величии, соизволили им дать, и они должны были бы быть благодарны за эти подачки, какими бы незначительными они ни были. Этот человек живет в предыстории человеческих отношений, но хуже всего то, что он не единственный, и кажется, что становится все больше и больше людей, которые не могут думать иначе, не могут смириться со своими маниями. Я решаю не говорить ему, то, что стоило бы сказать, зная, что это ни к чему не приведет, он убежден в абсолютной правоте своего образа жизни.

– Я думаю, вы ошибаетесь. У меня никогда не было проблем ни с кем, из-за обращения на «ты». Напротив, я считаю, что так жизнь протекает намного приятнее, меньше пахнет нафталином, не знаю, понимаете ли вы? Меня никогда никто не задевал неуважением, – да мне это и не важно, но это уже не касается Гомеса, – и никто не обрушил дисциплину, и никто никогда не отказывался сделать то, что их просят. Возьмем, к примеру, случай наших испанских коллег и их сотрудников, которые ко всем обращаются на «ты», и это никак не влияет на их качество работы.

Один из испанцев делал это нарочно, несмотря на имя и его постоянное настойчивое требование писать букву «z», а не «s», Гомес испытывает реальное отвращение к Испании, и я не мог удержаться, чтобы не вставить шпильку.

– На самом деле, есть примеры чрезвычайно иерархичных и очень дисциплинированных организаций, где все обращаются друг к другу на «ты», от самых низов, до самых верхов, и ничего, никакая дисциплина у них не страдает.

Я смолк, надеясь, что он хоть что-то поймет. Напрасная надежда. Гомес так просто не сдается.

– Да, да, я даже могу согласиться с тем, что это правда, хотя я не понимаю, как это может быть возможно, - «просто раскрой глаза, осел», думаю я, но не говорю этого, - если и так, то за границей. В Португалии все иначе. Люди разные. Португальцы очень недисциплинированы, и их нельзя оставлять без контроля. Для вашей же пользы.

Настоящий троглодит. В тридцать девять лет. Почему он ничего не понимает в жизни? Возможно, он даже не понимает, как это звучит. Но и воспитывать его не мое дело, даже если бы я мог. Я ничего не имею против тех, кому нравится, независимо от причин, поддерживать жизнь симулякра

архаичных форм обращения в рабочих отношениях, в которых, как раз, мало архаики. Что меня огорчает, так это то, что, как правило, эти формы обращения не нацелены на сохранение вежливости старых времен, а используются для обозначения доминирующего положения над людьми, с которыми такие начальники имеют дело ежедневно. Над коллегами, как они их называют.

Но я отвлекся, передо мной Гомес, который смотрит на меня, как бык на дворец, (то есть с тем же выражением, что у быка, независимо от того, есть ли у него дворец перед рогами), ожидая, что я что-то скажу в ответ, но я немного растерял слова. Я не хочу обижать его, по моим жизненным правилам каждый имеет право быть кем угодно, даже идиотом, а ведь он мне ничего не сделал. Лучше всего использовать обычный слив разговора и двигаться дальше.

– Я не говорю, что я абсолютно прав, в конце концов, вы знаете Португалию и португальский язык неизмеримо лучше, чем я. Я не забываю (и люди вроде вас не позволяют мне забыть), что я здесь иностранец (хотя я прожил здесь большую часть своей жизни) и что, следовательно, есть вещи, которые вне моего понимания. Однако я могу повторить, что обращение на «ты», по обоюдному согласию, никогда не доставляло мне никаких проблем ни при каких обстоятельствах.

Успокоенный и удовлетворенный признанием его превосходного знания чего-либо, он заставляет себя улыбнуться и говорит:

– Я рад, что у вас не было проблем с этим, но на вашем месте я бы перестал это делать, – по-отечески советует он. – Это многое упрощает. Что касается нашего разговора, то именно Сюзана занималась бронированием, поэтому мне необходимы данные, ваши и девочки, чтобы она могла изменить имя в брони.

Он поднялся, опираясь на мой стол, и, пробравшись через бумаги и пошел к двери, его штаны шуршали, цепляясь за толстые бедра, которые терлись друг о друга, при каждом шаге, а клетчатые носки, торчащие из-под брюк, сползли на его толстых ногах.

– Нет-нет, совсем нет, - спешу сказать я. – Обо всем позаботится Габриэла, Сюзане не стоит беспокоиться. Вот, я ей уже говорю.

Прежде чем он успевает возразить, я нажимаю кнопку внутренней связи:

– Габи, пожалуйста, поговори с Сюзаной и попроси ее предоставить всю информацию о бронировании в Фуншале, которое она заказала, а позже мы поговорим. Спасибо.

Так что, по крайней мере, я уверен, что мне не достанется туристическая комната или бронь в двухзвездочном отеле с видом на холм. В конце концов, платит офис, и меньшие расходы на других означают большие расходы на Гомеса. По его лицу это нетрудно прочитать, поэтому он и хотел, чтобы обо всем позаботилась Сюзана, но я уже знал эту его манеру. Хотя он любит роскошь для себя, этот человек просто легенда скупости для других. Видя, что у него нет шансов сэкономить на мне, он легко помахал мне рукой и вышел за дверь.

Я вернулся к факсу Нила, вижу, что дело несложное, и мысленно помечаю себе ответить на него сегодня, затем перевожу взгляд на другой пришедший документ. Похоже, это действительно первое обращение по вопросу о наследстве, на которое я бы ответил, но факс адресован моему отцу - Габриэла, должно быть, не заметила – и ссылается на письмо, которого я не получал, и имя отправителя, я вспоминаю, что где-то слышал его, но, поскольку я бы не сказал, что это срочно, я откладываю его в конец стопки дел, которые нужно сделать, и вернулся к работе, от которой оторвал меня Гомес.

Вопреки тому, что я думал, поскольку телефонных звонков не было и никто меня не отвлекал, мне удалось отправить ответ на пятничный факс до половины двенадцатого. Габриэла постучала в дверной косяк, чтобы сказать мне, что пора идти, но я был уже в плаще. Она подает мне холщовый мешок, когда я прохожу через холл, и я быстро иду дальше, вижу, что лифт на первом этаже, и спускаюсь по лестнице, почти сбивая Жуана, который поднимается мне навстречу.

– Эй, старик, ты сегодня рано. На тренировку? - Бросает он мне вслед, схватившись за перила, чтобы не упасть. Я говорю «да, до скорой встречи», и продолжаю спускаться без остановки.

Выбегаю на улицу, поворачиваю налево в сторону Шиаду, затем направо, где на углу книжный магазин Соариш-да-Кошта, иду по улице почти до конца и вхожу в третье здание справа. Я поднимаюсь на второй этаж, где dojo

Айкидо, в которую я хожу более десяти лет, открываю дверь ключом и впускаю тех, кто уже ждет, бегу в раздевалку, без спешки меняю офисную одежду на keikogi

и следующие шестьдесят минут я и еще 10 энтузиастов потеем - неплохо для тех, кто решил использовать обеденное время, чтобы терять калории, а не копить их. Мастер Такеда находится в Японии на семинаре, и помощник мастера спросил меня и еще одного ученика, можем ли мы помочь ему с тренировкой в обеденное время. Правда, мне пришлось предупредить, что я не смогу приходить в среду и в пятницу. Обидно, мне очень нравятся эти тренировки в середине дня, потому что рабочий день так пролетает быстрее, и даже если я пропускаю всего два дня, я скучаю по ним.

После тренировки я возвращаюсь в раздевалку, снимаю кейкоги, открываю шкафчик, где у меня лежат ванные принадлежности, и прыгаю в душ, ополаскиваюсь почти холодной водой, на бегу вытираюсь полотенцем, которое всегда оставляю в сушилке, пользуюсь дезодорантом и одеколоном.

Снова надеваю костюм адвоката и выхожу с последним соучеником на улицу. Он рассказывает мне о трилогии «Матрица», которую считает лучшим из когда-либо созданных фильмов, и подробно описывает не вошедшие в фильм эпизоды, включенные в сотое расширенное издание коллекционной серии, которая только что была выставлена на продажу – ему пятнадцать лет а критическое мышление новорожденного.

Я не хочу возражать ему, есть вещи, которые мы должны понять сами.

Мы расстались на Гаррет-стрит, и я двинулся в сторону торгового центра. На верхнем этаже я покупаю легкий обед – суп, стейк на гриле с рисом, фрукты, стакан молока. Потом какое-то время сижу за одним из столиков в общей зоне ресторанов, и думаю о том, что еще мне нужно сегодня сделать. Закончив, я спускаюсь по лестнице и иду в офис. Прихожу я чуть раньше двух часов. Кроме радио Габриэлы, как всегда станция Вокс, ни звука в офисе, думаю, сегодня все пошли обедать одновременно. Так лучше. Я беру в руки второй и третий пятничные факсы, на которые отвечаю менее чем за час. Я отмечаю сколько времени у меня уходит на каждую работу, затем снова смотрю на факс Нила Алларда. Как я и ожидал, он не занял у меня много времени. Я все еще думаю, не написать ли, что я еду в Фуншал, где я знаю, он почти наверняка будет, но решил это не упоминать в своем ответе. Я также отмечаю время, потраченное на ответ Нилу, и откладываю его дело к другим, уже выполненным для того же клиента. Поскольку срочных дел не осталось, я пользуюсь возможностью просмотреть почту, которую Габриэла принесла утром. Сообщение от Ордена, сопровождаемое проспектом, напечатанным в цвете с большим количеством фотографий, для семинара, который кажется слишком дорогим, для того, чтобы узнать что-то, о чем я никогда не слышал. Я не думаю, что мне это интересно, и откладываю письмо и проспект в папку справа от себя. Два судебных уведомления с назначенными слушаниями по двум текущим делам. Открытка от двоюродной сестры Филипы, которая в Австралии заканчивает курс морской биологии, пишет, что отправилась на прогулку в Тасманию, звучит интересно, может быть, однажды я смогу туда заскочить. Два счета кредитных карт, на них ноль. Интересно, зачем они вообще присылают мне такое. Коричневый конверт формата C5

из Швейцарии, адресованный господину доктору Небулони. Кого я знаю в Швейцарии, кто стал бы слать мне такой толстый конверт? Некто Г. Бошан, судя по имени отправителя, хотя это мне вообще ни о чем не говорит.

Я открываю конверт и вытаскиваю сложенную пополам стопку бумаг. Это фотокопии документов, в основном на языках, которых я не знаю, хотя один может быть на русском или что-то в этом роде, но есть и три документа точно на португальском. Два свидетельства о рождении, одно из которых датировано 1999 годом, а другое 2001, двое детей, одно женское – Ольга, а другое мужское, без имени, только дата и место рождения и, следовательно, зарегистрированное на имя матери, серийный номер Ванбэйн10D2001, ребенок пришел в этот мир в Луанде, в частной клинике. Третья фотокопия на португальском - это то, что мне сначала кажется багажной биркой, но потом я понимаю, что это браслет новорожденного, судя по размеру. Там напечатано «Частная клиника Белен» заглавными буквами и имя Арантес (Вальмиссон), написанное, по-видимому, фломастером; внизу стоит дата 15 января 2002 года и последовательность цифр и букв SxMClOKDlv:0203. С таким кодом этот Белен точно должен быть в Бразилии. Но зачем мне это прислали? И почему фотокопии помятые и грязные, на них пролито что-то красноватое... ржавая вода? Могли бы кому-нибудь другому отправить... Я откладываю листы и беру сопровождающее их письмо.

"Sehr Geherte Ric"

... По крайней мере, часть тайны раскрыта. Письмо адресовано отцу, но кто, из клиентов Рика, еще не знает, что он умер, я думал, что предупредил всех. Это старое письмо? Но нет, датировано прошлой средой. Я тщательно пытаюсь расшифровать мелкий почерк этого Герхарда Бошана, который, кажется, писал письмо стойкими чернилами, утиным плохо оточенным пером. «Я прошу тебя простить меня за долгое молчание, но, как ты уже знаешь, если Ленц застал тебя перед возвращением в Бразилию, я все это время лежал в больнице. Тот, кто пытался вывести меня из строя, не был профессионалом. Я, конечно, ничего не помню; примерно месяц назад я был в коме и с тех пор только время от времени приходил в сознание. Всего три недели назад я полностью пришел в себя и смог вспомнить, где спрятал фотокопии, которые отправляю тебе. Они немного помятые и грязные (кровь моя), но я не хотел делать новые, потому что качество могло стать еще хуже. Я надеюсь, что они еще могут помочь. Звони, если нужно. На самом деле, мне нравятся телефоны, потому что твой номер нельзя отследить. Обнимаю, твой Гер».

Что за странное письмо. Я снова просматриваю фотокопии и вижу, что все они выглядят как официальные документы, не старше пяти лет, если судить по датам, свидетельства о рождении, возможно, ангольских детей. Я понятия не имел, что мой отец мог иметь какое-либо отношение к таким делам. Но сегодня я больше ничего не узнаю, в письме нет номера телефона, и мне еще многое нужно сделать, и потратить время на то, чтобы попросить адресную службу дать мне номер на основе адреса. Может быть, завтра.

Я бросаюсь на кучу дел, которыми нужно заняться, и вижу брошюру о семинаре в Фуншале, которую Гомес, должно быть, незаметно оставил у меня на столе. Она напоминает мне, что я должен поговорить с Габриэлой, и по телефону я прошу ее забронировать два места на рейс завтра днем и номер с двумя кроватями и видом на залив на верхнем этаже в Перл-Бэй. Отель немного вдали от места проведения семинара, но, судя по тому, что я помню со своего последнего визита, он лучше всего подойдет для Бекки.