Достойно есть

морщины на лбах и на потолках
и других увидел молодых усатых опоясывавшихся оружием
молчаливо
два пальца на рукояти
век за веком.
«Видишь» рёк он мне «это всё Другие
и нельзя Им быть без Тебя
и нельзя без Них быть Тебе
Ты видишь» рёк он мне «это всё Другие
и нельзя без того чтобы ты их встретил
если хочешь чтобы твой образ был нестираем
и собой остался.
Потому что многие из них в чёрных рубашках ходят
многие говорят на языке хирогриллов
и есть среди них Сыроеды есть Водные Дикари
есть Ненавистники Хлеба есть Бледнолицые есть Новостервятники
связка и число оконечностей на кресте
Тетрактиды.
Если вправду ты выстоишь встретив их» он мне рёк
«жизнь твоя обретёт клинок и путь» он мне рёк
«К своему оружию каждый» он рёк
И тот, кем воистину был я Много веков назад
В огне ещё зеленящийся От неба не отсечённый
Вошёл внутрь меня И сделался
тем, кто я есть
В три часа пополуночи
вдалеке над бараками
первый запел петух
Я Прямые Колонны увидел на миг на Метопе Могучих Зверей
и Людей несущих Богопознание
Обрело очертания Солнце-Архангел, навек одесную меня

ТАК ВОТ ЖЕ я
и мир, сей малый и великий!

Страсти

I

Так вот же я —
я, созданный для юных Кор и островов Эгейских,
возлюбленный косульего прыжка
и жрец оливковой листвы —
я, солнцепийца и саранчебойца.
Так вот же я – лицом к лицу
с одеяньями чёрными дружно шагающих в бой
и эпохи пустой, истравившей из брюха детей,
разъярившейся похотью!
Ветер крылья стихий развязал и грохочут грома у вершин.
Доля чистых душой, как и прежде одна, воздвигаешься ты из теснин!
В теснинах раскрыл я ладони свои
В теснинах опустошил я ладони свои
И другого богатства не знал, и другого богатства не видел я,
Кроме струй родниковых студёных
Зефир Поцелуи Граната плоды источающих.
К своему оружию каждый, я рёк:
В теснинах я рощи гранатов оставлю
Я стражем в теснинах дыханье Зефира поставлю
Я в мир поцелуи отправлю освящённые страстным желанием!
Ветер крылья стихий развязал и грохочут грома у вершин.
Доля чистых душой, ты одна моя доля по крови!

II

Родной мне дали греческую речь —
Мой нищий дом на берегах Гомеровых.
Нет заботы другой кроме речи моей на берегах Гомеровых.
Там ставридки и окуни
слово ветром избитое
протоки зелёные в толще лазури
всё чего только в сердце своём я не видел светящимся
эти губки медузы
с самой первой песней Сирены
ракушки лиловые с первым трепетом чёрным.
Нет заботы другой кроме речи моей с первым трепетом чёрным.
Там гранаты и айвы
смуглолицые боги, дядья и племянники,
в кувшины огромные льющие масло,
и дыхание рек, напоённое запахом
ивы и мирта
горькой мяты и дрока
с первым зябличьим писком
псалмопения звонкие с первым возгласом Слава Тебе!
Одинокой заботы полна моя речь, с первым возгласом Слава Тебе!
Там лавры и вербы
кадило и ладан
несущие благословение ружьям и битвам.
На земле на застеленной скатертью лоз виноградных
яйца-крашенки дым от мангалов
И – Христос Воскресе!
с первым греческим залпом.
И любовь сокровенная с первыми звуками Гимна.
Нет заботы другой, кроме речи моей с её первыми звуками Гимна!

1

Ещё в глине мой голос оставался но звал тебя
Розовеющий плод молодой холодок
И с тех пор он ваял тебе перед ранними зорями
Очертания губ и туманные пряди