Делия

– Да, меня затошнило. – Стараясь ни во что не вдумываться, но уже ощущая на сердце тяжесть с каким-то неимоверно противным привкусом, я подняла свою полную коньяка рюмку и пробормотала:

– Пью за любовь.

Дальше, к сожалению, ничего не помню.

***

Воскресенье, десять утра. Просыпаться не хочется, но кто-то звонит в дверь. Почему никто не открывает? Ах да, родители собирались сегодня на дачу вдвоем…

Я ведь прибрала там после вчерашнего? Я покопалась в памяти, и от мысли, что я вообще понятия не имею о том, что происходило где-то после шести вечера, спать сразу расхотелось.

Звонки становились все настойчивее, и я вскочила, в спешке чуть не смахнув с тумбочки записку: «Дочка, мы уехали, вернемся вечером. Завтрак на столе, обед в холодильнике. Надеюсь, твоя головная боль прошла. Наверное, это все свежий воздух с непривычки… Целую, мама». До сих пор не понимаю, действительно она была так наивна или притворялась.

За дверью стояла Лина – свежая, бодрая, румяная. Невольно пригладив свои всклокоченные волосы, я устало сказала:

– Ну, проходи. Расскажешь мне то, чего я не… что упустила. Надеюсь, ты за этим пришла?

– Я пришла помочь тебе с романом. Несомненно, эти описания тебе пригодятся. Мне необходимо с кем-то поделиться! – затараторила она.

– О нет, – закатила я глаза, – мои герои не будут совокупляться в траве пьяными – по крайней мере в первой части. Так что сначала расскажи, что было после того, как я выпила последнюю рюмку.

– Ничего особенного – ты упала под стол и вырубилась. Или вырубилась и упала под стол…

– Я храпела? – почему-то заинтересовалась я.

– Если тебе будет от этого легче, нет. Пашка отнес тебя в дом, а я пошла за ним и призналась ему в любви.

– Боже… прямо в моем прису… в присутствии моего бездыханного тела?! А он что?!

– Не уверена, что он меня понял. Ноги-то его держали, он даже тебя нес, хоть и споткнулся четыре раза и чуть не уронил тебя дважды. А вот с головой у него был непорядок. Болтал что-то, улыбался… Зато у меня все прояснилось в мозгу, после того как мы с Колей…

– Чай будешь? – перебила я хладнокровно.

– Я не завтракала…

– Ладно, сделаю тебе бутерброд.

– Ага, если можно, с сыром… Давай-ка я с начала начну, а то совсем запутала тебя. В общем, когда Пашка сказал, что у него есть девушка, мне стало все равно. Вот просто все на свете до лампочки. Я дала Коле утащить себя из-за стола, потом он потянул меня за дерево… мы целовались, а он прижимал меня к стволу березы своим телом…

– Как романтично.

– О да, и гладил меня – сначала лицо, потом волосы, шею, плечи, потом все ниже и ниже… мы опустились в траву…

– Здесь можно без подробностей.

– Нет уж, слушай! В общем, Коля дал волю своим эмоциям. Что-то сбивчиво шептал, признавался, целовал меня… я легко позволила себя раздеть – сама знаешь, снимать-то было особо нечего. Он спросил, будет ли у меня первым. И тут в голове как будто просветлело! Я оттолкнула его и сказала, что люблю другого. – Тут Лина сделала многозначительную паузу.

У меня сжалось сердце: бедный, бедный Коля. Даже в нетрезвом состоянии услышать такое от любимой девушки нелегко.

– Он сразу посерел и перестал меня трогать. Я оделась. Он спросил, кто этот счастливчик. Я ответила. И тут он заорал на меня: «Ну так иди и скажи ему об этом! Может, тебе повезет и он согласится тебя… (тут было плохое слово, я матом не ругаюсь). Ты же для него это надела, да?» По-моему, Коля тоже протрезвел от всего этого: даже не шатнулся, когда вставал. Я заявила: «А вот пойду и скажу». Подошла к столику – в этот момент Пашка как раз выгребал из-под него тебя. Соня бормотала: «Ну вот, теперь и Оля…» Лиза все над чем-то похихикивала. Настя бросилась помогать Пашке, но он сказал, что сам справится, и она убежала – кажется, мыть посуду. Так вот, он понес тебя в домик, я пошла с ним и, когда он уложил тебя на ту кровать, с которой недавно встала Соня, сказала: «Я тебя люблю». Он возился с тобой и даже не обернулся. Что-то произнес… что-то отвлеченное – то ли о том, что надо подушку поправить, то ли вообще о погоде. Не знаю, как теперь определить, услышал ли он… На меня напало какое-то отчаяние, захотелось упасть еще ниже – так, чтобы уж точно вымазаться в грязи: схватить его за руки, броситься целовать – или, не знаю, упасть на колени…

– Но ты же ничего из этого не сделала? – с ужасом переспросила я.

– Нет. Удержалась. Вышла, села за столик. Потом подскочила Настя: «Уже шесть пятнадцать, надо успеть на автобус!» Только ее заслугами мы и добрались до города. Она, оказывается, чудесный организатор. Сама все быстро убрала и вымыла, всех растормошила, всех повела – она и дорогу до остановки запомнила…

– Отлично, значит, родителей не ожидает там бардак… Стоп, а я? Я тоже… шла с вами?

– Да, ты пришла в себя, но очень медленно передвигала ноги и ворчала, что у тебя перед глазами все плывет. Я вела тебя под руку. А из автобуса ты вышла уже нормальная – сказала, провожать не надо, хотя Пашка вызывался.

– А Коля?

– Коля не вызывался. Он вообще был злой как черт.

– Да еще бы.

– Он и меня провожать не стал.

– Ну конечно.

– Думаю, он меня уже никогда и никуда провожать не захочет.

– Считаешь, все кончено?

– Ну а как иначе.

Мы помолчали (я упорно старалась ни о чем не думать), а после Лина, откусив кусок от сделанного мной бутерброда, спросила:

– Голова не болит?

– Уже нет. Мне хорошо. Вернее, физически я чувствую себя хорошо.

– Я тоже отлично.

– Ну, тебе же не впервой пить коньяк.

– Впервой.

– А ты говорила…

– Я всего лишь хотела…

– …произвести впечатление?

– …подбодрить Пашку.

– О, значит, у тебя бывают и другие мотивы лжи.

– А ты что, вообще ничего не помнишь?