Делия

– А что за фильм идет? – осведомилась я.

– Да какая разница! Главное, что это под крышей, и она не протекает, насколько я помню. Правда, там почти все время показывают одно и то же.

– Сегодня «Троя», по-моему, – вспомнил Дима. – Мы ходили на нее уже два раза.

– Черт, да… девчонки, а вы смотрели?

– Нет, – хором отозвались мы с Настей.

– Ну, тогда можно и пойти в принципе… фильм зрелищный, батальные сцены великолепны.

– Но до кинотеатра еще нужно дойти, – снова вмешался Дима. – В лесу наверняка мокро и противно…

– Главное, чтобы дождь прекратился.

– А если не прекратится?

– Тогда не знаю. У меня бабушка в комнате будет. Она, скорее всего, скоро закончит работу. Так что никого пригласить не могу, – развел руками Володя.

– А у меня мама будет, – сообщил Дима. – Аналогично.

– И у нас – родители, – сказала я. – Вот они выходят, кстати – давайте решать скорее.

– Ну что… если ливень закончится, встречаемся через полчаса, как договорились, и сразу идем на ту турбазу в кино. Или в беседке с коктейлем там посидим…

– Лучше тогда с соком, – оборвала я Володю.

– Верно, – поддержала Настя. – Нечего пить каждый день.

Оба парня выглядели слегка разочарованными, хотя, помнится, кто-то собирался поберечь печень.

– Ладно, – все же согласился Володя. – Договорились. Будем исходить из того, что дождя не будет. Если будет накрапывать – можно, в конце концов, взять зонт.

Как только мы попрощались, дождь усилился так, что даже два зонта – один у родителей, другой у нас с Настей – ни капли не помогли: до домика мы добежали промокшими насквозь.

После этого уже и не хотелось никуда выходить – только залезть под одеяло с книгой и чашкой чая (к счастью, у нас был электрический чайник). Но даже если бы мы горячо возжелали встретиться с нашими друзьями, ничего хорошего из этого не вышло бы: ливень обернулся каким-то совсем жутким катаклизмом. По крыше будто барабанил целый рокерский коллектив, а от ветра в окнах звенели стекла. Мама даже испугалась, как бы наш ветхий домишко не постигла участь домика Элли из «Волшебника Изумрудного города».

– Ну что ж, – произнесла Настя перед сном (лишь к этому времени стихия начала успокаиваться), – может, мы еще увидим их за завтраком.

– Да. Хорошо, что этот ураган начался не после того, как мы ушли с ними, – заметила я.

– Представляю, как волновались бы твои родители – мы и так вчера заставили их понервничать.

Я виновато подумала, что в прошлом году им отдыхалось куда лучше. Позаботившись о том, чтобы мне не было скучно, они принесли в жертву свой покой. И я грустно заключила, что, пожалуй, поездка с Настей была не такой уж хорошей идеей: даже я уже не в таком восторге от происходящего, как в первые дни.

На завтрак Дима с Володей не пришли – может, уже уехали. Телефонами мы так и не обменялись.

В следующий раз я побывала на этой турбазе несколько лет спустя… но это уже другая история.

***

Сентябрь начался для меня с плохой новости: Коля перешел в другую школу. Решив не дожидаться конца девятого класса, когда ему пришлось бы определяться с профилем, родители выбрали ему более подходящую школу со спортивным уклоном. Скорее всего, годом позже произошло бы то же самое, ведь ни в гуманитарном, ни в математическом, ни в медицинском и физическом классах, которые только должны были сформировать, Коле было явно не место. Но так рано… я оказалась не готова к разлуке.

Удар оказался даже больнее, чем можно было ожидать, учитывая, что мы и так не общались. Видимо, мое чувство к нему особенно обострялось осенью: я снова стала мечтать о Коле, он начал мне сниться, и мои грезы приобрели еще более горький оттенок, потому что теперь у меня не было надежды не то что на его любовь – даже на встречу с ним. Мысль о том, что мы уже, возможно, никогда не увидимся, не то что расстраивала, а как-то обезоруживала меня: я не понимала, что же в таком случае делать дальше – ведь его место в моем сердце не мог занять никто. То, что мне теперь тоже было что рассказать о прошедшем лете (историю с Димой можно с большой натяжкой назвать курортным романом), дела не меняло.

Иногда в голове мелькало: «А вот если бы ты все еще дружила с Линой, шанс бы был…». Я понятия не имела, восстановили ли они отношения, но помнила, что он уговаривал ее начать сначала, а в тот момент она была так разбита – из-за размолвки родителей, из-за Пашки и, думаю, из-за меня, – что в конце концов могла махнуть рукой и уступить. Почему бы не согреться у знакомого огня, если все вокруг превратилось в лед.

Мне не очень хотелось думать, что я бросила Лину в самый тяжелый момент, но, по сути, так оно и было. Если бы я поставила себе целью отомстить ей – за то, что она сделала в седьмом классе или за то, как нелестно высказывалась о моем стиле жизни, – я могла бы гордиться собой. Но это вышло непреднамеренно.

Иногда мне было любопытно, что происходит с ней теперь (и не только в связи с Колей) – хотелось знать, не помирились ли ее родители, забыла ли она Пашку, чем живет, кого считает лучшим другом. В таком возрасте все может меняться стремительно, особенно за лето. Но ответы на эти вопросы невозможно было получить, ограничиваясь вежливыми приветствиями в коридоре. Если бы я попробовала навести справки через Cоню и Лизу, это выглядело бы странно, и они обязательно передали бы наш разговор Лине. А Настя, похоже, от них отделилась и теперь ходила всюду с новой подругой, кудрявой одноклассницей – кажется, Катей. Когда я спросила ее о Лине, она пожала плечами и сказала, что они почти не разговаривают в последнее время.

После турбазы мы с Настей две недели вообще не созванивались (видимо, нам обеим надо было отдохнуть), а потом встретились только два раза, один из них – ради обмена фотографиями. Все было как-то вяло. Едва начавшаяся дружба прекратилась, и я не уверена, что она вообще это заметила: похоже, для нее все люди были взаимозаменяемы. И, наверное, Настя никогда не особенно не привязывалась ко мне. Она ведь даже не говорила мне о себе ничего такого, о чем не рассказала бы остальным. Единственную более или менее секретную информацию о Насте – насчет ее возраста – я получила когда-то от Лины. С самой Настей мы никогда это не обсуждали.

По сути, она была слишком занята собой и своей идеальностью. Нет, она была не из тех, кто, подобно Лине, правдами и неправдами пытается понравиться всему свету, – для Насти это было бы слишком незрело, слишком вульгарно. Она просто любовалась своим отражением в глазах, а иногда и в душах других и шла дальше, удовлетворенная увиденным. Люди нужны были ей только в качестве зеркал – она коллекционировала их, желая жить в мире с зеркальными стенами, полами и потолками, но близко никого не подпускала. В ее сердце не было места ни для кого, кроме ее самой.

Сформулировав для себя эту теорию, я была так горда, что, разумеется, попыталась изложить ее на бумаге, вплетя в свой нескончаемый роман новую героиню, похожую на Настю. Но, признаться, это не сильно украсило повествование, и я все больше утверждалась в том, что Лина была права: единственное достоинство этого романа – отсутствие грамматических ошибок. В остальном он сплошь состоял из недостатков: неясный стиль, меняющийся в зависимости от настроения автора, не слишком правдоподобный сюжет с кучей банальностей и сентиментальностей и – местами – эпизодичность, связанная с недостатком знаний о жизни. Например, я не могла написать, как героиня бронировала гостиницу в другом городе, потому что понятия не имела, как это делается – пришлось пропустить этот момент. Не знала о специфике работы в книжном издательстве, так что жизнь героя, проводящего там полдня, была описана весьма поверхностно. У меня не было представления о том, как готовить суп или, например, мясо, поэтому жена одного из персонажей никогда не изображалась на кухне. А если сюжет того требовал, то она обычно уже раскладывала готовую еду по тарелкам.

Порой я с тоской думала, что зря вообще взялась за писательство, потому что у меня слишком маленький жизненный опыт. Надо было отказаться от этой затеи или взяться за что-нибудь попроще, вроде школьного романа – из тех, которые читают лет в десять-двенадцать: про строгих учителей, проблемы с оценками и первую любовь. Нечего было замахиваться на «взрослые» сюжеты.

И все же я продолжала пытаться вытянуть свое произведение – переписывала, дополняла, редактировала… и никому не давала читать: родители были слишком заняты, да и не хотелось показывать им незрелую вещь, а подруги, которой я доверяла бы настолько, не было. Когда-то летом у меня была мысль дать роман Насте, но тогда я благоговела перед ней и испугалась, что ей не понравится. Теперь я понимала, что это, наверное, к лучшему, что бы она по поводу него ни сказала.

Единственным человеком, с которым я общалась постоянно, была Маша. За лето мы едва ли позвонили друг другу пять-шесть раз, а встречались и того реже, но с началом учебного года снова стали неразлучны. Ее присутствие практически не ощущалось: не с кем было поделиться, посоветоваться, да даже просто поболтать – зато было с кем пройтись по школьным коридорам и иногда по улице.

В ту осень меня часто посещало дежавю: мечты о Коле, сухой обмен приветствиями с Линой, молчаливая Маша, попытки написания романа на уроках – все было почти как в прошлом году. Только теперь я стала взрослее и, кажется, почти оставила надежду найти Идеальную Подругу. Короткая дружба с Настей заставила меня убедиться в том, что идеалов не существует, а если и есть люди, кажущиеся совершенными, то они, как правило, заняты самолюбованием и хороших друзей из них не получается.

Об Идеальном Парне я теперь тоже думала редко. Ощущение, что у меня появился хоть какой-то опыт в отношениях с мальчиками, почему-то успокаивало меня – будто я выполнила свою норму и теперь могла позволить себе потерять еще немного времени в бесплодных мечтаниях. Теперь я осознавала, что наличие парня само по себе, вероятно, не делает мир другим – если только это не твой любимый парень. Так что бросаться в отношения абы с кем мне не хотелось.

В конце осени у меня выдалось несколько особенно сентиментальных дней, после которых я решила, что все-таки должна узнать, встречается ли Лина с Колей. Я готова была восстановить с Линой какое-то подобие прежней дружбы, чтобы иметь возможность иногда видеть любимого. Мое воображение даже нарисовало такую картину: Коля жалуется мне, верному другу и советчику, на очередную ссору с ней, вздыхает: «Кажется, наши отношения зашли в тупик…», и тут я меняю амплуа и признаюсь ему в своих чувствах. Но даже для того, чтобы получить роль друга и советчика, нужно было найти к нему какой-то подход. А для начала – увидеть его после почти полугодового перерыва.

Для судьбоносного разговора с Линой я выбрала столовую. Точнее говоря, я просто села там однажды на большом перерыве и заняла место рядом с собой – Маша как раз приболела, так что этот день был наиболее удобным. Я пила чай с пирожком и косилась на дверь. Наконец Лина зашла – в окружении подруг – и стала оглядываться в поисках места. Тут я поняла, что в моем плане была недоработка: я не учла, что она может быть не одна.

Я вдруг подумала: Лина ведь им никогда по-настоящему не доверяла, даже не могла позвонить им, когда было плохо ее бабушке, а я, такая положительная и надежная, сейчас вынуждена выкраивать минуту, чтобы пообщаться с ней без них… И что теперь делать? Подойти и попросить о разговоре наедине? Но ведь я хотела, чтобы нужная информация всплыла в ходе непринужденной беседы.

Пока я напряженно размышляла, меня заметила Соня.

– Ой, около Оли свободно! – воскликнула она.

– Наверняка она заняла место для Маши, – не оборачиваясь, сказала Лина – не так уж громко, но я услышала.

– Да, но она не придет, – произнесла я. – Садитесь, два человека тут точно поместятся, а третьего – третью – кто-нибудь посадит к себе на колени.

В этом предложении не было ничего необычного: во время большой перемены наплыв в буфет был такой, что люди чуть ли не на головах друг у друга сидели.

– А Маша точно не придет? – осведомилась Лина и, не дожидаясь ответа, присела рядом, а когда справа от нее приземлилась Соня, то получилось, что мы с Линой сидим почти вплотную.

Я вдыхала запах ее новых духов, слегка отдающих ванилью, и украдкой изучала ее лицо, словно ища в нем ответ на свой вопрос. Ее взгляд показался мне усталым и немного отсутствующим, будто она все время думала о чем-то неприятном и уже почти привыкла к этому, научилась не только скрывать, но и совмещать это с разговорами и делами.

Лиза была, похоже, единственной, кто на самом деле хотел есть – она готова была даже отстоять очередь, чтобы получить свою мини-пиццу. Лина с Соней обе заказали ей кофе с булочкой и, отдав ей мелочь, спокойно ожидали. Видимо, у них было принято ставить в очередь кого-то одного из компании. Действительно, к чему толпиться у буфета всем вместе, да и надо же кому-то держать место.