Вибрация

На базе царили уныние и дисциплина.

Но в одно прекрасное, а точнее промозглое утро из тумана проявился неказисто знакомый силуэт проштрафившегося траулера, который с поникшим видом стал подбираться к базе. Заинтригованная охрана его пропустила, он бочком проскользнул внутрь и причалил, сделав это особо сиротским образом, к самому дальнему краю. Также бочком с траулера на причал выволокли несколько ящиков рыбы, после чего команда ретировалась обратно.

Комбазы, вытащенный из постели при появлении пришельца, подошел к сходням.

– Что прячешься, выходи! – голос его не предвещал ничего хорошего.

Капитан вышел, почему-то вместе с художником. Комбазы глянул на составленные друг на друга ящики. В верхнем был палтус.

Бросалось в глаза, что художник демонстративно пострижен под психически нормального человека, а корабль закрашен хоть и некачественной, но подчеркнуто серой краской. Стоявший на борту этого недоразумения капитан выглядел кроткой овцой.

– Дать бы тебе по морде, – проворчал комбазы, – да пулю на тебя тратить жалко.

Так они помирились.

Дальше все шло нормально. Траулер под завистливые взгляды конкурентов ловил рыбу где попало и как попало, нарушая все выстроенные чиновниками квоты. А военные эту рыбу ели.

Зарплату на судне как-то все больше не получали. Военные не любили расставаться с деньгами и расплачивались чем угодно – бесплатным ремонтом, продуктами, топливом и разрешением лова в закрытой зоне.

Самое странное, что никто в команде по этому поводу не роптал. Скорее наоборот: воспользовавшись неплатежами, бывшие инженеры предложили вдруг ловить рыбу пореже. В пределах, что называется, надобности – на прокорм себе и военным да на продажу по мелочи. В оставшееся время (тут капитан их не сразу и понял) они хотели вроде бы как путешествовать. Для начала по местным широтам: с блужданием по шхерам, заливам и посещением островов. Соблазняя при этом совершенно наивными вещами, которые, вероятно, считали романтикой. Природа и все такое…

Возражений в общем-то не было. Траулер, размерами походящий на сейнер и даже шхуну, из-за малой посадки мог добираться до большинства островов, где и проходили теперь стоянки, изучение ландшафта и беседы под алкоголь на заумные темы. Дошло до того, что часть команды увлеклась совсем уж абсурдным для промысловиков занятием – рыбалкой на удочку.

Капитан, начинавший к тому времени слегка свихиваться под воздействием экипажа, соглашался с любыми новшествами.

Последнее из них привело к ЧП.

Радист в событиях не участвовал и обычно отсиживался в радиорубке. Так было всегда, и к подобному аутизму привыкли – пока не случилось очередное событие.

Это был день рождения капитана. Оказавшись у костерка, радист все больше отмалчивался, пока вдруг не обнаружил, что его заставляют встать и озвучить тост. Этого он не умел.

– Я… хотел бы… – ситуация была патовой, – …по делу разве что…

Вместо тоста последовало предложение. Касалось оно главного промысла – рыбы. Оную рыбу, со слов докладчика, следовало не искать по всей акватории, сжигая горючее, а приманивать с помощью звука.

Таковы были тезисы. Подробности из него вытянули позже. Доводы были малопонятны, но убедительны. На команду, учитывая, из кого она состояла, это подействовало без вопросов. Капитан был тоже заинтригован.

Он знал, что у рыбы имеются уши не уши, но что-то, чем она на звук реагирует. Чаще всего от стороннего шума дает ходу, но если пошуметь как-нибудь поудачней… почему бы и нет.

Особенно привлекала экономия топлива. Военные, делившиеся всем, насчет горючего проявляли жадность, не меньшую чем с деньгами.

Сказано – сделано. Раскурочив списанную с противолодочника сирену, радист неделю возился с паяльником и выдал в итоге, что получилось – усилитель, генератор частот и излучатель в герметическом боксе. Весь этот набор, соединенный между собой проводами, был помечен маркером как ПЭМИ-1. Подводный электромагнитный излучатель номер один.

Любопытство к новинке оказалось аховым. Испытать решили, не заморачиваясь на акустике, имеющейся на кораблях. Согласовывать с начальством, не любившим с известных пор самодеятельности, было небезопасно. Договорились с водолазами, и те за выспоренное число промилле снарядили человека и сунули в воду, чтобы послушал. В этом примитивизме был свой резон, акустические приборы соседних эсминцев сигналы хоть и улавливали, но в виде частот. А будут ли эти колебания звуком, никто не ведал. В общем ухо есть ухо, и водолаз был самым правильным выбором.

Колебания оказались звуком. После включения сигнала водолаз, невзирая на тяжести, вылетел из воды, словно пингвин на льдину. Его вопли были столь громкими и нецензурными, что тут же объявилось начальство. К счастью, опыт проходил без особого афиширования: водолазы, понимая момент, поскрипели зубами и, бросая на траулер многообещающие взгляды, постарались это дело замять. Объяснили, что ничего, мол, страшного, обычная ситуация, кончился у человека воздух…

Пока у военных шел ор, капитан прочувствовал, что лучше поторопиться и, не мешкая, дал команду отчаливать. Траулер, используя самый бесшумный ход, тут же покинул расположение базы.

Продолжить решили подальше от лишних глаз. Подобных мест в акватории было много, но одно выделялось особо. Район, куда они шли, не считался закрытым, но соваться туда боялись – на голову регулярно падали неопознанные ракеты, обломки и всё, чем богаты военные. Капитан, уверовавший, что в системе распознавания «свой—чужой» у него теперь блат, это место любил особо. И мстительно считал своей вотчиной.

В заданную точку прибыли к вечеру. Подошло время ужина, но нетерпение к новшеству было по-прежнему велико. Радист настроил аппаратуру и начал посылать сигналы на глубину. Субординация на судне давно хромала, все кто мог сгрудились на мостике, вглядываясь в экран эхолота. Каждому хотелось увидеть, как рыба будет реагировать на науку.

Она действительно реагировала – на разные частоты по-разному. Разбегалась, начинала метаться, порой застывала в трансе… но к кораблю не шла.

За зомбированием ихтиофауны не заметили, как прошла половина ночи, и всех потянуло ко сну. Капитан, поклевав носом, сообразил, что не выставил вахту. Наличие бардака было очевидным, и главный зачинщик сидел перед ним в наушниках. Сняв их, капитан объявил собачье дежурство и отправился спать.

За ним остальные. Эксперимент закончился неудачей.

Оставшись один, радист побродил какое-то время по рубке и вернулся к настройкам. Спать не хотелось, но приближался тот незаметный порог, когда легкое утомление грозило закончиться старым добрым отрубом. Симптомы, знакомые каждому, кто дежурил ночью. Спасение в таких случаях было одно. Не отрываясь от передатчика, он нащупал банку дежурного кофе.

Голова гудела после частотного воя. Он потряс ею, помассировал и даже стукнул о переборку, но это не помогало. Подобное лечится подобным, вспомнил он. И достал флешку с музыкой.

Компьютер высветил на мониторе десятки папок. Всю коллекцию за последние годы.

Современные записи отпадали. Они взбадривали, но после недельного напряжения был не тот случай. Он выбрал единственное из возможного. Это был концерт для гитары с оркестром, написанный человеком, ослепшим в детстве. И вложившим в музыку все недополученные от недуга эмоции. Странность произведения была в том, что оно считалось одним из лучших в классической музыке, и на слух его знали все. Но никто не помнил названия – «Аранхуэзский концерт» Хуана Родриго.

Он промотал первую часть, анданте ему не нравилось, ни для успокоения, ни для чего. Просто вступление. Любимым было адажио. Глотнув кофе, с удивлением обнаружил, что не заметил, какой рукой подносит чашку ко рту. Левая настраивала регулировки, правая управляла мышью с клавиатурой.

Он слушал музыку и продолжал бродить по частотам.

Доносились ли синусоиды излучателя, он не помнил. Если да, то в сопровождении адажио.

Сознание ничего не подсказывало, просто шли музыка, время, и шли частоты. Единственное, что он заметил – как, задержавшись на одной из них, мозг разом включил все рефлексы.

Черточки рыб в эхолоте начали двигаться в нужную сторону.

В пять утра спать хочется больше всего.

Старый палтус лежал на дне, зарывшись в песок, и видел первый свой сон. Ночь выдалась беспокойной, наверху что-то громко шумело, срываясь на гул или писк, а вокруг не переставая бесились рыбы – более молодые палтусы, камбалы и зубатки. Наконец все затихло и удалось заснуть.

Но ненадолго. Он проснулся от странного чувства – будто кто-то его зовет. Зов был ласковый, нежный и страшно знакомый. Только не по нынешним временам, а из далекого прошлого. Ощущения, появившиеся изнутри, казались давно забытыми. Он почувствовал вдруг нечто невероятное – нарастающий гормональный позыв.

Это сбивало с толку. Нерест давно прошел, а для него, старого, много лет как прошел навсегда. И вот опять все вернулось – этот странный голос, который томит душу и влечет куда-то вдаль – к неведомому счастью и удовольствию.

Сверху подавало сигнал что-то большое и эротическое.

– Иди ко мне… иди…

Он поднял голову, осмотрелся, потом энергично двинул хвостом и, взметнув клубы ила, устремился вверх. В сторону далекого зовущего голоса.

Вокруг него в том же направлении двигались остальные.

Капитан, зайдя проведать радиста, хотел сообщить об окончании вахты. И передумал тут же. Взгляд зацепился за фосфоресцирующее пятно между склонившейся головой и иллюминатором.

Экран эхолота показывал, что к траулеру приближается косяк. Такой, каких он прежде не видел.

Пора было поднимать экипаж.