– Он был членом нашей партии?
– Да… С тридцатого года, фюрер.
– Старый камрад… – Гитлер покачал головой. – Каких людей мы теряем по глупости, Герман. Я не для того создавал СС, чтобы они убивали преданных и нужных людей. Но, может быть, ты неправильно информирован, Герман? Может, это просто навет?
И тут пригодилась бумага, которую привезли Герингу от Небе. Он молча протянул ее Гитлеру.
Гитлер, читая, медленно багровел. Закончив чтение, он ударил кулаком по столу:
– Гиммлера ко мне! Немедленно!
И Герингу:
– Я не поверил вчера Канарису, когда тот говорил об аппетитах рейхсфюрера. Они старые недоброжелатели, Герман, но ты меня убедил… Ты, как всегда, приходишь вовремя, старый камрад… А эти молодые… они не помнят еще тех времен, когда мы с тобой прятались от мюнхенской полиции. Я строго отчитаю его, Герман. Поверь мне… И еще вот что, старина… Я думал о духовном наследнике… мы ведь не вечны… И я колебался между Геббельсом и тобой. Теперь я выбрал. Ты будешь объявлен моим преемником. И не надо благодарностей, Герман. Я знаю, ты достойно понесешь вместо меня тяжкий крест вождя нации… Иди, Герман, а бумагу я оставлю у себя, чтобы прижать хитроумного Гиммлера к стенке. Ты же знаешь, он всегда приходит ко мне с бумагами, и я не могу устоять против аргументов подобного рода. А теперь я его оглушу его же оружием. Пусть теперь поспорит… Кстати, ты не собираешься встретиться с Пэтэном? Я запретил бывать у меня Франсуа Понсэ… Он мне неприятен. Ты мог бы сказать маршалу о нашей новой политике. Может, через Виши мы найдем общий язык с Черчиллем. Намекни ему, что путь германских дивизий скоро проляжет через старые знакомые дороги на Восток! В России мы получим все, что нам нужно. И пусть Черчилль не опоздает к разделу наследства. Он может остаться с носом. Или Британия будет с нами, или я сотру ее с географической карты и разведу на островах овец.
– Мой фюрер, но объявлено о приезде русского министра иностранных дел…
– Ко мне и чешский президент Гаха приезжал накануне выступления наших дивизий против его страны. От этого ничто не меняется, Герман… Наш путь – на восток!
Гитлер снова подошел к глобусу. Повернул его.
– Здесь очень много земли, Герман. Русские слишком долго пользовались раздробленностью Европы. Это несправедливо. Я поправлю историческую ошибку и загоню этот народ в дикие степи. Пусть живут там с верблюдами. А русского министра мы здесь послушаем. Может быть, удастся их натравить на Англию… Это было бы идеально. Но на восток нам предстоит идти, Герман, в любом случае. Кстати, ты знаешь, что представляет собой остров Таити? Такое экзотическое название… Может быть, послать туда пару воздушно-десантных дивизий генерала Штудента: пусть займут остров и тревожат коммуникации англичан, как ты считаешь?
Геринг чуть не расхохотался. И этот сумасшедший стоит во главе рейха… Если б не пес Гиммлер, Германия уже бы наверняка получила другого, более умного фюрера. Мало приятного иметь вождем шизофреника… Но вслух сказал другое:
– Вы гениальны, фюрер… Это блестящая мысль…
– Нужно будет сказать Браухичу и Гальдеру, – бормотал Гитлер, повернувшись узкой сутулой спиной к рейхсмаршалу, – пусть разработают план… Я назову его «Пальмовый лист». Да-да… Две дивизии Штудента обеспечат оборону… И мы ударим Англию по самому чувствительному месту, а там – Индия…
Геринг тихо вышел из кабинета. Когда он надевал плащ, в приемную быстро вошел Гиммлер. Рейхсфюрер СС был встревожен. Увидев Геринга, он подошел к рейхсмаршалу.
– Не ожидал, Герман… не ожидал! Что было бы, если б я стал вмешиваться в сферу вашего министерства? Это нечестно. Я накажу Небе за то, что он выдал секретные документы…
– Вы, как всегда, торопитесь, Генрих… – любезно сказал Геринг. – Вы забываете, что я, кроме всего прочего, еще и председатель Верховного суда рейха. И я вам не позволю расправляться с моими людьми…
– Послушайте, Герман, речь идет о резиденте английской разведки. Вы пригрели его у себя под крылышком…
Геринг побагровел.
– Вы о ком говорите, рейхсфюрер?
– О вашем советнике Эккерте. Он работает на англичан.
– У вас есть доказательства? – ехидно спросил Геринг. – Нет? Тогда я вам вот что скажу: подозревать Эккерта могут только кретины из вашего гестапо. Я знаю его двадцать лет, и за это время он оказал фюреру столько услуг, сколько не окажет за всю свою жизнь десяток ваших шерлокхолмсов… Если раньше я хотел ограничиться жалобой на вас фюреру, то теперь я потребую расследования партийного суда, и берегись, Генрих, вам никто не позволит безнаказанно шантажировать и истреблять правоверных национал-социалистов.
Гиммлер побледнел.
– С вами нельзя пошутить, Герман… Я поверил этому мерзавцу Небе… Ему показалось, что ваш советник ведет себя слишком заносчиво и подозрительно. Но он поторопился, вообразив, что этот Ульрих – связной и везет с собой очередную посылку. А тут еще в Стокгольме появился один журналист, в котором опознали офицера военно-морской разведки англичан, работающего под командованием адмирала Годфри… Я дал разрешение взять этого Ульриха. Но кто знал, что у него сердце… Кстати, мои ребята достали в Париже несколько приличных картин мастеров семнадцатого века. При определенной ситуации я с удовольствием уступил бы их вам… Безвозмездно… Итак, мне прислать вам эти картины?
Геринг усмехнулся:
– Ладно, присылайте… Только смотрите… Если Эккерт пожалуется еще…
– Исключено, Герман… Я скажу, чтобы Небе извинился перед ним. Пусть сам расхлебывает. Вот болван!
Он козырнул Герингу и прошел в кабинет Гитлера. Рейхсмаршал решил еще раз заглянуть к Бургдорфу. Когда он поднимался по лестнице, мимо пробежал Гюкше с какой-то бумажкой в руках. Когда Геринг вошел к Бургдорфу, тот читал записку.
– Ну что нового? – спросил Геринг.
– Фюрер приказал послать опытного офицера в Африку для развертывания там партизанской войны против англичан. – Бургдорф недоумевал. – Вот тут он написал название страны, но я никак не разберу его почерк. – Бургдорф протянул бумажку Герингу.
Рейхсмаршал взял бумагу. Он долго вчитывался в каракули фюрера, пока наконец не догадался, о какой стране шла речь.
– Здесь написано Танганьика…
Бургдорф пожал плечами и начал искать что-то в своих бумагах. Геринг ушел, оставив его в состоянии недоумения и удивления. Сидя в машине, рейхсмаршал думал о том, что завтра фюреру может взбрести в голову высадить десант во льдах Южного полюса, и вся сложная военная машина германского Генштаба начнет претворять эту директиву в жизнь. Если б он был фюрером… Впрочем, сегодня он был уверен, что такой день настанет.
…Выпивка с Беппо затянулась. Вместо спланированных сорока минут Эккерт потерял около полутора часов. Но не жалел об этом. Беппо, хлебнув мартини, стал разговорчивым, и Эккерт узнал от него кое-что, компенсировавшее потерю времени.
Так, Беппо рассказал о странностях характера начальника Третьего отделения оперативного отдела полковника Гертса.
– Он чужд национал-социализму, Фридрих, – разглагольствовал Беппо, – он из либералов. Если б рейхсфюрер не знал его как хорошего летчика времен Первой мировой войны, он бы уже давно был в концлагере, а не работал бы в министерстве. И еще вот что, Фридрих: в тридцатом году Гертс был редактором газеты «Теглихе рудшау», а вы сами знаете, кто там публиковался… Скрытые марксисты… вот кто… А теперь этот человек занимает такой пост. И вообще я считаю что в нашем министерстве слишком много бывших либералов. У меня в отделе работает обер-лейтенант Шульце-Бойзен. До взятия нами власти он был издателем журнала «Гегнер». Я не верю ему… но у него связи… Его поддерживает кто-то из Генштаба. Вот с кем мне приходится работать, Фридрих…
Только около двух часов дня Эккерту удалось отделаться от надоедливого Беппо. Секретарша сообщила ему, что уже дважды звонил группенфюрер Небе и спрашивал, когда будет господин Эккерт. Он просил сразу же сообщить ему о приходе господина Эккерта. Что скажет по этому поводу шеф?
Эккерт разрешил позвонить и сообщить о своем приходе группенфюреру. Буквально через три минуты после долгого телефонного звонка хрипловатый мужской голос вежливо сообщил господину Эккерту, что с ним будет лично говорить группенфюрер Небе.
– Господин Эккерт? – Голос Небе был почти дружеским. – Мы с вами наделали кучу глупостей… Я признаю, что был не прав, и прошу извинить меня. Нам с вами нет смысла терять отношения. Я глубоко скорблю вместе с вами по поводу кончины партайгеноссе Ульриха. Зауэр разжалован и переведен в строевые части СС, а агент Лодерер предстанет перед судом. Я получил нагоняй от рейхсфюрера, но даже и без этого я чувствовал себя виноватым перед вами. Итак, мы с вами ликвидировали недоразумение, не так ли?
– Да, конечно, группенфюрер, я рад миру между нами. Я желал бы надеяться, что это искренне… – сказал Эккерт. – Вы больше ничего не хотите мне сказать?
Он надеялся, что Небе обмолвится хотя бы словом о Рихтере, но группенфюрер молчал. Видимо, гестаповец считал, что эта его карта пока что в игре. Пауза затягивалась, и Небе начал импровизировать:
– Я думаю, о взаимных претензиях мы поговорим в следующий раз, когда вы посетите мой дом… Я полагаю, что это будет скоро, не так ли, господин Эккерт?
Геринг сделал свое дело. Это хорошо. Пусть теперь гестапо считает, что Эккерта голыми руками брать не следует. А улик он им теперь не даст. Конечно, они позаботятся о том, чтобы за ним была основательная слежка. Пусть следят… А извинения Небе… это лишь признание того, что первый раунд гестапо проиграло. И не больше. Теперь они будут хитрее.
Как всегда, без стука вошел гауптман Стоковски.
– Господин Эккерт, рейхсмаршал просит вас зайти к нему…
Итак, Геринг жаждет его увидеть, чтобы поделиться своей радостью. Он рад, он одержал победу в этой схватке с Гиммлером, иначе не звонил бы Небе. И Эккерт пошел следом за гауптманом.
Рейхсмаршал сидел в своем кабинете, окруженный метровыми моделями «мессершмиттов», «юнкерсов», «дорнье». Лицо его было красным и потным, как всегда, когда он хлопнет добрую порцию ямайского рома. Увидев Эккерта, Геринг расхохотался.
– Ты посмотри, Вольф, – сказал он Стоковски, – наш господин Эккерт до сих пор не может отойти от испуга… Его до смерти напугал Небе, грозный начальник крипо… Ах, как несправедлива судьба к бедному Фридриху в день его рождения… Садись, Фридрих, и учти, что тебе нечего бояться до той самой поры, пока ты нужен мне.
Эккерт сел. Геринг махнул рукой Стоковски: