В следующей жизни

– И в самом деле, удивляться тут совсем нечему. – Алеша пожал плечами.

– Итак, что вас беспокоит? – повторила женщина свой вопрос.

– Кашель, рвота, и, кажется у меня температура.

Женщина внимательно посмотрела на Алешу.

– Так, – сказала она, – температура, действительно, чуть выше нормы, тридцать семь и четыре. Легкие чистые. Чуть раздражена трахея.

– А что же, нормального осмотра не будет? – разочарованно протянул Алеша. – Слушать меня не будете, горло смотреть, температуру мерить?

– Мне не нужен такого рода осмотр, чтобы поставить вам диагноз, достаточно просто взглянуть на вас и почувствовать вашу энергию. Одну секунду, – сказала женщина и снова пристально посмотрела на Алешу, на сей раз прямо в глаза. – Теперь мне все понятно. Вы новенький, поэтому ничего не знаете о нашей медицине.

– Я вообще не знал, что здесь есть медицина, и что люди здесь болеют. Как вы узнали, что я новенький?

– Посмотрела ваше досье.

– Где?

– Вся информация содержится в ваших глазах. Глаза – зеркало души, помните? – Она улыбнулась в первый раз за время своего визита.

– И что вы прочитали в моих глазах? – Алеша кокетливо улыбнулся.

– Что у вас сегодня суд, и вы очень напуганы. – Она снова стала серьезной.

– Я тоже могу что-то прочитать в ваших прекрасных глазах? – Алеша посмотрел в ее глаза, но увидел в них лишь легкое раздражение.

– Нет, это не всем дано.

– А справку выпишете, что я болен? Больным ведь можно не ходить в суд?

– Вы не больны. В приступах кашля проявляется ваш страх и нежелание принять то, что предопределено и то, что обязательно произойдет, хотите вы того или нет. Еще, очевидно, вы очень многое хотите сказать в свою защиту, но не уверены, что вам это позволят.

– А если на суде в самый ответственный момент я снова начну кашлять?

– Не начнете. Выпейте-ка вот это. – В ее руке появился стакан, наполненный жидкостью, по цвету напоминающей крепко заваренный черный чай.

– Что это? – Алеша недоверчиво взял в руки стакан и понюхал напиток, содержащийся в нем. Он не только выглядел как чай, он и пах чаем.

– Это чай, – ответила медсестра.

– Чем он мне поможет?

– Пейте-пейте, крепкий душистый чай утром еще никому не вредил. – Она снова улыбнулась. – Это особенный чай. Он вас успокоит и наполнит оптимизмом.

Алеша послушно начал пить. И с каждым глотком в него вливалось спокойствие и покорность неизбежному. Не нужно пытаться отсрочить этот суд. Неопределенность – страшная пытка. Пусть все решится сегодня, как и было предначертано.

– Спасибо, – прошептал Алеша женщине, которая вдруг показалась ему ангелом, тем более, что, возможно, она и была ангелом. – Вы мне очень помогли.

– Помогать людям – моя работа. – Она улыбнулась. – Удачи вам! Все будет хорошо. – Она легонько пожала его руку. – От ее прикосновения ему стало еще спокойнее. – Может быть, еще свидимся. Кто знает? – Снова улыбнулась и исчезла.

Алеша побрел в ванную.

Юго-восточная Азия. Пляж.

Алина сидит в тени террасы маленького бунгало. Смотрит на океан и думает об Алеше. Он-то этого никогда не видел, не довелось. Она не может знать, что в это самое мгновение в другой реальности, Алеша в светлом льняном костюме сидит на террасе своего бунгало, смотрит на океан и ждет Бориса. Он должен явиться с минуты на минуту, чтобы сопроводить его в суд. Родственникам подсудимого запрещено с ним видеться перед заседанием, поэтому Алеша точно знает, что бабушка не придет. Он спокоен и сам удивлен своему спокойствию. Он улыбается, вспоминая медсестру. В своем воображении он снимает с нее этот ее белый халат и видит, что под ним нет белья. Он целует ее обнаженные груди, а потом они занимаются любовью на диване в гостиной. Он сожалеет, что эта его фантазия отчего-то не становится реальностью. Он удивлен: ему запросто удалось создать океан, этот дом, а мечты о сексе сбываться не желают. Совершенно не понятно, как устроен мир, в котором ему предстоит жить, вероятно, долгие годы. Об Алине Алеша сейчас не думает. Он о ней даже не помнит, хотя адвокаты и предупреждали, что именно эта женщина должна стать главным козырем в линии защиты их подопечного. Именно она, вероятно, и спасет Алешу от жесткого приговора, потому что она его любит. Так глупо и так беззаветно.

Алина сидит на террасе маленького бунгало и плачет о том, что она не смогла подарить своему возлюбленному этого счастья – увидеть океан. А все из-за ее старомодных принципов: она считала недостойным вывозить мужчину в путешествия за свои деньги. Для нее это было неприемлемым. И вот она уезжала, а он оставался. Если бы можно было сначала заглянуть в будущее, а потом вернуться в прошлое! Разве заботили бы ее такие пустяки, как деньги. Кто за что должен платить? Какая разница. Если бы она знала, что Алеше вскоре предстоит умереть, она бы много-много работала, залезла бы в долги, что-нибудь продала бы, но повезла бы его к морю. Но ничего уже не изменить. Ничего. Она может только писать о своем мертвом возлюбленном.

Как-то незаметно в моей ванной поселилась его зубная щетка. Потом начали появляться его гели для душа, шампуни, бритвы. А в какой-то момент нам показалось, что расставаться не зачем. В самом деле, зачем ему после работы ехать к себе домой, чтобы потом все равно прийти ко мне? Мы решили жить вместе. Тогда мне пришлось освободить несколько полок в своих шкафах, и они заполнились его вещами. Тогда мой дом вдруг стал нашим домом. Я не сразу к этому привыкла. И теперь уже мои знакомые спрашивали у меня не «как ты поживаешь», а «как вы поживаете»? И для меня было непривычно это «вы» вместо «ты», и «мы» вместо «я». И мне было странно просыпаться по утрам не одной. Но я была счастлива просыпаться по утрам с любимым мужчиной. Я была так счастлива, что боялась, что это счастье вдруг оборвется. Достойна ли я такого счастья?

Он работал на телевидении, и, кажется, был вполне доволен. Его начали узнавать на улицах и даже просили автографы. Когда это произошло в первый раз, он пришел домой с двумя бутылками шампанского, его глаза сияли безумным блеском.

– Меня сегодня узнала кассирша в супермаркете! – воскликнул он у порога, – она сказала, что видела меня по телевизору! Это начало славы!

Он набросился на меня с поцелуями, а я была рада за него, меня умилял этот его всплеск тщеславия, ибо был он искренним и простодушным, но что-то в его поведении царапнуло мне душу. Я не понимала, что слава может быть важна, разве имеет она какое-то отношение к счастью? Успокоила себя тем, что для мужчины, это, наверное, в самом деле, важно.

Мы пили шампанское за его успех, за его будущую известность, за его карьеру телеведущего.

– А что ты? – вдруг спросил он.

– А что я?

– Ты собираешься двигаться вперед или так и будешь топтаться на месте?

– Тебя не устраивает, что я, подружка телезвезды, простой репортер? – Мне захотелось заплакать.

– Глупышка, моя маленькая глупышка, просто я вижу, что ты способна на большее.

Я все же заплакала, но уже не от жалости к себе, а от нежности к этому чудесному мальчику.

Через две недели я уехала в Стамбул. Одна, без него. У него не было денег на поездку, а мне нужно было разобраться в себе. «Ты способна на большее». Эти его слова не давали мне покоя. И там, среди базара, среди вони рыбных рядов и криков торговцев в грязноватом ресторанчике, я поняла, в чем мое призвание: быть писателем и любить Алешу.

Алина отрывается от компьютера, смотрит на океан и думает о том, что не написала, о том, как Алеша впервые признался ей любви, а потом вспомнила, что он так и не признался, что эта сцена произошла лишь в ее воображении. Когда ночами она шептала ему: «Милый, я люблю тебя! Как же я люблю тебя!», он отвечал лишь: «я тоже!». Можно ли это считать признанием? Она вдруг отчетливо поняла, что это и не было признанием, эти слова были лишь вежливым ответом на ее слова.

Она давно уже внушила себе не без влияния книг по популярной психологии, что любить – это значит просто любить, не надеясь на взаимность. Что подлинная любовь – безответная. Она смирилась, но сейчас ей захотелось, чтобы любили ее, со всеми ее трещинками, морщинками, небезупречным прошлым и огрехами в характере. Она открыла почту. Там было письмо от безумного мальчика, рисующего повешенных тараканов.

Неожиданно, он был мил. Он не упрекал ее за то, что она снова сбежала. Он писал, что город опустел без нее. Что он часто прогуливается по тем местам, где они гуляли, пока она его еще его любила. Он не желал верить, что тогда она его не любила, просто внезапно осталась одна, и ей нужно было чье-то тепло, чтобы не погибнуть от холода одиночества. Он писал, что ходит по улицам и вспоминает тот теплый октябрь, когда она еще любила его, и они целовались в пустынных парках, на набережной, в тени домов и в свете фонарей. Он писал, что помнит, как болели его губы от этих неистовых поцелуев и иногда бывали синими от ее безудержной страсти. Он писал, что не верит, что это не было проявлением ее любви. Он писал, что она тоже любит его, просто не хочет этого признать, потому что внушила себе, что любит этого Алешу, который при жизни глумился над ней, а потом и вовсе умер, а она почему-то цепляется за эту свою любовь, которая на самом деле всего лишь ее выдумка. А его любовь подлинная. Он любит ее такой, какая она есть. А она вовсе не ангел. Она сумасшедшая, ненормальная, которая бежит от простого счастья. Ей нужны сложности и препятствия. И поэтому любовь к мертвому мужчине для нее более привлекательна, чем любовь к живому мужчине, который хочет на ней жениться и родить с ней детей.

Еще он писал, что часто думает о том, что бывает после смерти. Он писал, что ему приходят образы будто бы из ниоткуда. Откуда-то свыше. Он даже не пытается это объяснить. И вот уже несколько дней ему навязчиво снится страшный суд, но судят не его, а кого-то другого, а Алина тоже там. Ее лицо изуродовано страхом. Она кричит: «Не надо в ад, прошу вас, не надо! Он этого не заслужил!». Но люди в белых одеждах волокут подсудимого к тяжелой железной двери, открывают ее, а за ней полыхает огонь, они швыряют туда этого человека, и скрежет закрываемой двери, заглушает его крик. Алина катается по полу, рыдает и царапает себе лицо от отчаяния, боли и беспомощности, а судья спокойно склоняется над ней и говорит: он разбил слишком много сердец. Очень много женщин от него пострадало. Он заслужил вечные муки. А Алина шепчет: нет, нет, нет! А судья начинает хохотать и говорит: да ты сама такая же! Посмотри на этого юношу. А этот юноша, автор письма, и он кричит, что Алина не виновата, но люди в белых одеждах все равно тащат ее к железной двери, за которой ад, и тут он просыпается.

Еще он пишет, что готов ей все простить, и то, что она завлекла его в эту дурацкую бесплодную любовь, и ее поклонение мертвецу, лишь бы она была счастлива. И мечтает, чтобы она скорее вернулась. Он хочет ее увидеть. Пусть жестокую, коварную и недоступную, лишь бы живую и здоровую.

Алина дочитывает письмо и понимает, что этот юноша ее отражение. Она любит Алешу так же, как этот мальчик любит ее, Алину. Есть в этой любви что-то извращенное, что-то недостойное, жертвенное, а потому слишком эгоистичное. Она не может объяснить эту свою мысль, но знает, что она истинна. И вдруг понимает, такая любовь делает объект этой любви слишком зависимым и уязвимым. Он помимо собственной воли становится ответственным за того, кто его любит. Чистой воды манипуляция. Слабость, которая становится несокрушимой силой. Ей становится стыдно за свою чрезмерную любовь.

Тем временем над океаном стремительно сгущаются тучи, и проливается дождь. А Алина вдруг видит Алешу в светлом льняном костюме, потерянного и печального в окружении трех мужчин. Один молодой красавчик с длинными черными волосами в темном строгом костюме, который ему не идет. Другой – брюнет средних лет в синем костюме и голубом галстуке, который подчеркивает его ярко-голубые глаза. Третий – толстяк, одетый так же, как брюнет средних лет. Сердце Алины бьется, как крылья колибри. Очень часто. Вот-вот выпрыгнет из груди. Это письмо с описанием страшного суда, это видение, этот внезапный дождь… Знаки, знаки… Если существует загробная жизнь и страшный суд, то он сейчас и вершится. Над ее Алешей. Она не знает, откуда она это знает, но она знает.

Господи, сохрани его и помилуй! Она совсем не умеет молиться. Она даже не вполне уверена, что верит в Бога. Но она молилась за Алешу все эти годы. Как умела. Она просила для Алеши здоровья, счастья и богатства. Уж она-то знала, чего он хотел. Видимо, господь Бог не услышал ее молитвы. Алеша до конца дней не был ни здоровым, ни счастливым, ни богатым. Она не могла догадываться, что Господь слышал ее молитвы, но он не мог дать этому человеку ни здоровья, ни счастья, ни богатства в его земном существовании, поэтому он и забрал у него жизнь. Откуда Алине мог быть известен промысел Божий?