В следующей жизни

Она сидит на террасе маленького бунгало, за ее пределами стеной стоит ливень. Алина беззвучно шепчет: «Господи, сохрани его и помилуй! Сохрани его и помилуй!». Если бы рядом проходил глухонемой, умеющий читать по губам по-русски, он бы все понял. Но рядом шел лишь дождь. Алина так никогда и не узнает, услышал ли Господь ее отчаянную молитву.

Царствие небесное. Зеркальный ресторан.

При жизни Алеше не доводилось бывать в суде. Его представление о судах сложилось из фильмов и телевизионных репортажей. Он ожидал увидеть строгое помещение, со стенами, отделанными деревянными панелями, с непременным громоздким столом, за которым восседает судья, со скамьями для публики. Почему-то ему вспомнилась еще клетка, в которой сидят опасные преступники. Но он-то, вроде, не преступник. Наверное, его в клетку не посадят.

То, что он увидел, никак не соответствовало его ожиданиям. За дверью, которую распахнул перед Алешей Борис, оказался… ресторан. Причем, роскошный. На кирпичных стенах, небрежно выкрашенных в белый цвет, в продуманном хаосе висели десятки зеркал в серебристых рамах. В зеркалах отражался блеск многочисленных хрустальных люстр и торшеров. Столы накрыты белыми скатертями и уставлены бокалами, тарелками, столовыми приборами. Но, что-то в этом великолепии было не так. Здесь нет окон, понял Алеша, и тут же ощутил приступ клаустрофобии. Ловушка захлопнулась.

За одним из столов сидел грузный мужчина лет шестидесяти с багровым лицом. Был он лыс, на мясистом носу кривенько сидели круглые очки с толстыми стеклами. За ворот сорочки заправлена огромная льняная салфетка. Алеша подумал, что он похож на старенького младенца. Мужчина ел куриное крылышко. Руками, запросто. На столе перед ним искрился хрустальный графинчик с бесцветной жидкостью. «Неужели водка?», – удивился Алеша. – «А, вон и граненый стакан. Точно, водка! Боже мой! Театр абсурда какой-то!».

– Проходите, молодые люди, не стесняйтесь! Что вы как не родные! Присаживайтесь! – проговорил незнакомец добродушно.

Борис двинулся к толстяку и протянул руку для рукопожатия. При этом брезгливо поморщился, руки–то у толстяка все в жиру, но тут же спохватился и принялся улыбаться. Мужчина ухмыльнулся и пару секунд помедлил, прежде чем протянуть руку в ответ. Алеше показалось, что он размышляет на тему вытереть руку или все же не стоит. В итоге, обтер руку о салфетку и пожал руку Бориса. Алешину руку незнакомец сжал крепко и на несколько мгновений задержал в своей, затем выпустил и посмотрел на него оценивающе.

– Алексей, насколько я понимаю? – спросил он, – наш дорогой подсудимый? А я, знаете ли, судья. Судить вас сейчас буду. Правосудие, так сказать, вершить. Михал Михалыч меня зовут. Вот так прямо и называйте. А то пока выговоришь, Михаил Михайлович, язык сломаешь.

Алешу охватило возмущение: вот этот странный и, наверняка, порочный человек, который угощается водочкой средь бела дня да еще и на рабочем месте, будет его судить? Именно он будет определять его судьбу? Да с какой такой стати? Да, чем он лучше Алеши? Или вот Бориса?

Толстяк, между тем, плеснул водочки в граненый стакан, хотел было выпить, да спохватился.

– Вы, юноши, садитесь, садитесь. Вот за этот столик, аккурат, и присаживайтесь. Мне вас там хорошо видно будет, да и адвокаты ваши за него поместятся. Что-то они задерживаются. – Лицо Михал Михалыча стало задумчивым. – Пора бы им уже и прибыть. Где их черти носят? – Он опрокинул содержимое стакана себе в рот. – Хороша, зараза! – воскликнул он. – Ядреная! – Закусил соленым огурчиком, который взял рукой, не прибегая к помощи вилки.

Алеша и Борис сели за стол. Алеше вдруг тоже нестерпимо захотелось выпить. Тут же перед ним на столе появился точно такой же граненый стакан, как и у Михал Михалыча, наполовину заполненный водкой. Борис посмотрел на Алешу испуганно, а Михал Михалыч расхохотался.

– Ну, вы, батенька, и наглец! – сказал он сквозь смех. – Даже думать забудьте про зелье это! Не то место и не то время.

– Вам же можно! Почему мне нельзя? – спросил Алеша возмущенно.

– А потому! – Изрек Михал Михалыч, – Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку.

Алеша сам не понял, почему он это сделал, но он вдруг схватил стакан и залпом выпил его содержимое.

Правая бровь Михал Михалыча удивленно взмыла над очками. Борис сжался, как будто его сейчас должны ударить хлыстом, а Алеша, напротив, весь выпрямился, даже нос задрал к хрустальной люстре.

– Весьма неосмотрительно с вашей стороны, юноша, – произнес Михал Михалыч тихо, но таким тоном, что Алеше стало страшно. – Впрочем, люблю смельчаков! Эх! Давай-ка еще по одной, сынок! Но на этом и остановимся. Договорились?

Алеша кивнул и подумал, что мальчишеская выходка сошла ему с рук.

Они выпили еще по одной, и в этот самый момент дверь распахнулась, и в комнату вошли адвокаты. Иван Петрович был серьезен, а Семен Аркадьевич отчего-то улыбался.

– О! Наконец-то изволили прибыть! – приветствовал адвокатов Михал Михалыч. – Потрудитесь-ка объяснить, господа хорошие, с чего это ваш подопечный, водку хлещет прямо в здании суда, да ее и перед самым моим носом? Вы это что же, даже не соблаговолили рассказать ему о правилах поведения в суде? Что можно, что нельзя? – Иван Петрович и Семен Аркадьевич стояли, опустив головы, как нашкодившие школьники. Глаз не смели поднять. – Это возмутительно! Просто возмутительно! – Лицо Михал Михалыча еще более покраснело от гнева. – В ад сошлю, лет эдак на сто! У вас будет время обдумать свое поведение! Сколько лет работаю, а такого еще не видел, чтобы подсудимый водку стаканами хлестал прямо перед заседанием! Вы думаете – это его ошибка? Нет, господа хорошие, это ваша ошибочка! Это вы его не предупредили, что распитие спиртных напитков в зале суда строжайше, и я бы даже сказал, категорически запрещено.

– Они мне говорили! – крикнул Алеша. – Говорили! – Он не помнил, чтобы адвокаты предупреждали его о запрете на алкоголь в здании суда, но он вдруг почувствовал себя чудовищем, из-за которого страдают невинные люди и захотел восстановить справедливость.

– Говорили? – обратился Михал Михалыч к адвокатам.

– Нет. – Ответил Иван Петрович твердо. – Я наивно полагал, что это само собой разумеется. Да, это была моя ошибка.

– А ты чего врешь? – спросил Михал Михалыч у Алеши. – Чего это ты вздумал их выгораживать?

– А почему они должны отвечать за мои поступки? Чем они-то виноваты?

– Молодец, сынок, – вдруг смягчился Михал Михалыч. – Уважаю. Вот, уважаю! Смелый парень! Справедливый! Ух! Дайка я тебя обниму. – Михал Михалыч выбрался из-за стола, опрокинув стул, на котором сидел. Тут выяснилось, что росту он невысокого и похож на колобка. Подкатился этот колобок, облаченный в мятый и не слишком свежий коричневый костюм, к Алеше, облапил его своими пухлыми ручками. Так и застала их Любочка, которая внезапно появилась в дверях.

– Что здесь происходит? – спросила она удивленно.

Михал Михалыч тут же выпустил из объятий Алешу и покатился к Любочке.

– Ах, душа моя, какой сюрприз! Какая неожиданность, что вы решили почтить своим присутствием наше скромное собрание! Как я рад видеть вас снова! Вы цветок, душа моя, истинный цветок! Нежнейшая орхидея! Позвольте поцеловать вашу прелестную ручку. – Любочка протянула Михал Михалычу руку. Он приник к ней губами, театрально зажмурился, будто бы от удовольствия. – Вы похорошели с момента нашей первой встречи, помолодели лет на пятьдесят. Как изволите поживать? Не слишком строгий приговор-то я вам влепил, а? Ах, пардон, пардон! Я же с дамой разговариваю. Кем вам этот юный обормот приходится? – он кивнул на Алешу. А тот стоял с растерянный, ибо не мог понять, глумится Михал Михалыч над его бабушкой или комплименты говорит. – Внук? Я ничего не путаю? Боже мой, такая молоденькая, такая красивая бабушка! Позвольте еще раз приложиться к вашей ручке. – Он снова поцеловал ей руку. – Боже, какой восхитительный аромат исходит от вашей кожи. Был бы помоложе, непременно бы за вами приударил. Непременно! Боренька, ты ведь не стал бы возражать? – Борис молчал. – Любонька, а по сути, я ведь помладше вас буду, вы-то к нам сюда попали, когда вам за семьдесят было, а мне-то и шестидесяти нет. Так что никакого возрастного мезальянса я не вижу. Я, пожалуй, прямо сейчас за вами и приударю, вот прямо сейчас и расцелую вас в сахарные губы алые. Он встал на цыпочки и потянулся к любочкиным губам своими губами. Любочка отпрянула, Борис в два прыжка оказался рядом с Михал Михалычем и занес уже руку для удара, как дверь открылась и вошел красивый, стройный и высокий блондин лет тридцати пяти.

– Это еще что? – Спросил он.

Михал Михалыч откатился от Любочки, Борис опустил руку.

– Ничего особенного, – сказал Михал Михалыч и невинно пожал плечами. – Я пристаю к вашей бывшей жене, а ее новый кавалер ее от меня защищает. Не жалеете, что такую женщину бросили? Смотрите, красавица какая? Любо-дорого!

Мужчина сник, ссутулился, но промолчал.

– Дедушка! – закричал Алеша. – Какой ты молоденький! Ни за что бы не узнал!

Мужчины обнялись, и пока Борис смотрел в их сторону, Любочка тихонько подошла к Михал Михалычу и едва слышно прошептала:

– Спасибо! Я мечтала, чтобы встреча с мужем так и прошла. Чтобы он знал, что я не пустое место, что я не одинокая жалкая женщина, что мужчины из-за меня дерутся. Спасибо! Вы самый настоящий ангел.

– Всегда рад услужить прекрасной даме. – Михал Михалыч довольно улыбнулся. – За дело, господа хорошие, за дело! – сказал он повелительно. Если кто вдруг забыл, так я напомню, зачем мы здесь собрались. Сегодня мы судим вот этого обормота. Пора начинать. – Он выглянул за дверь и крикнул: Владимир Сергеевич, Сергей Владимирович! Инна Семеновна! Заходите, мы начинаем!

И тут же исчез ресторан и все присутствовавшие оказались в просторном помещении, стены которого были отделаны деревянными панелями, в нем стоял огромный тяжелый стол и два ряда скамей. Еще была клетка из толстых металлических прутьев. Все было именно так, как и представлял себе Алеша.

– Встать, суд идет! – торжественно произнесла неизвестная женщина в строгом сером костюме. И Михал Михалыч в полнейшей тишине покатился в проходе между скамьями к своему огромному столу.

Царствие небесное. Зал заседаний.

Алеша вдруг подумал: «А можно ли в этом мире убить человека? Можно ли убить человека, который уже умер? Вот бы сейчас в его руках появился автомат. Перестрелять тут всех к чертовой матери, кроме бабушки с дедушкой и сбежать!». В Алешиных руках появился автомат. Настоящий автомат Калашникова. Тяжелый. Алеша посмотрел на него с изумлением. Куда же его девать-то теперь? Как же так получилось? Как он мог забыть, что мысли здесь материальны в буквальном смысле этого слова. Он пытался представить свои руки пустыми. Даже зажмурился, загадывая это желание. Автомат не исчез. Алеша осторожно положил автомат на скамью и застыл с выражением ужаса на лице.

– Пользоваться-то умеешь, сынок? – раздался голос Михал Михалыча. – Алеша отрицательно покачал головой. – В самом деле, откуда тебе уметь, в армии не служил, Родину не защищал, даже с уроков по военной подготовке сбегал. А хочешь, научу, сынок? Давай постреляем! Давай, ты же так хотел нас тут всех перестрелять! Давай! – Михал Михалыч выкатился из-за стола, схватил автомат и наставил его на Алешу. – А ты знаешь, сынок, каково это подыхать под пулями? Нет? А я вот знаю. Сколько лет прошло, а до сих пор помню. – Михал Михалыч недобро посмотрел в глаза Алеше и положил палец на курок. Алеша побледнел. Михал Михалыч резко развернул автомат вверх и выпустил очередь в потолок. Звук был оглушающим, а вот на потолке следов от пуль почему-то не осталось. Михал Михалыч расхохотался. Автомат исчез. Судья занял свое место. – Не бойся, сынок, я же понимаю, что стрелять ты не стал бы. Кишка тонка. Ты же не злодей какой. Но ты, сынок, поосторожнее со своими желаниями. На тебя уже вот и жалоба поступила от гражданки Ираиды Матвеевой, что ты мысленно вступил с ней в половой контакт. Как мужчина, я тебя очень понимаю, сынок, бабенка она аппетитная, но жалоба есть жалоба, документ как никак. – Михал Михалыч потряс листком бумаги. – Придется приобщить его к делу.

– Кто такая эта Ираида Матвеева? – спросил Алеша.

– Как же? Как же? Ну и память у вас, батенька! Не далее, как сегодня утром эта прелестная дама вас навещала в связи с вашим плохим самочувствием и даже оказала вам медицинскую помощь, а вы, значит, в знак благодарности, ее того…

Алеша покраснел.

– Это была просто фантазия, – возразил он.

– Сынок, ты же только что видел, что бывает с твоими фантазиями. Автомат вот. Бедняжка Ираида не пострадала, только потому, что умеет блокировать излишне смелые фантазии разных там кобелей вроде тебя.

– А может, ей понравилось бы? – воскликнул Алеша.

– Любонька, душа моя, – обратился Михал Михалыч к Любочке, – вынужден констатировать, что ваш внук плохо воспитан. Дерзок, своенравен. Перестрелять вон нас всех хотел. Не воздержан в своих сексуальных фантазиях. Выказывает откровенное неуважение к высокому суду. Каков, а? Не беспокойтесь, душа моя, знаю-знаю, это все его мамаша, она плохо его воспитывала. К вам никаких претензий.