В следующей жизни

– На первый раз прощаю, так уж и быть, но впредь, будьте добры, согласовывайте свои действия со мной, а то сижу тут дурак дураком, не понимаю ничего.

– Больше такого не повторится, честное слово.

Девица на экране, между тем принялась неистово рыдать, бить кулаком в стену и кричать: ненавижу! Ненавижу!

Потом возникла еще одна девица, и еще одна… В итоге их набралось человек двенадцать. Все эти девушки были из Алешиной студенческой юности. Они прошли через его жизнь навылет, не оставив после себя даже более-менее внятных воспоминаний. Даже лица некоторых из них почти стерлись из его памяти. Но теперь он почувствовал себя истинным негодяем. Надо же, он причинил страдания стольким людям и даже не заметил этого. Алеша сидел, обхватив голову руками, и мечтая, чтобы эта пытка поскорее закончилась. Все остальные участники кинопросмотра скучали.

– Довольно! – выкрикнул, наконец, Михал Михалыч несколько раздраженно. – Мне все понятно. Легкомысленный мальчишка, который ни разу в жизни не задумался о последствиях. Что там у нас с последствиями? Кто готов ответить?

– Я, с вашего позволения, – пророкотал помощник адвоката – Семен Аркадьевич.

– Позволяю! Валяйте! – махнул пухлой ручкой Михал Михалыч.

И Семен Аркадьевич с шутками – прибаутками, раскатистыми смешками, сотрясавшими зал суда, рассказал собравшимся о дальнейшей судьбе каждой из девушек, только что показанных на экране. И, если верить его словам, а ни у кого из собравшихся не было оснований им не верить, то практически все эти женщины, довольно скоро забыли о своей любви к Алеше. Кто-то из них потом весьма удачно вышел замуж, кто влюбился в другого, причем еще не раз и даже не два. Кто-то начал активно учиться, потом начал строить карьеру и в итоге достиг высот в своей профессии и материального благополучия.

– Таким образом, – подвел итог своей речи Семен Аркадьевич, – глубоких следов в жизни этих женщин кратковременные связи с нашим подзащитным не оставили.

– Сучки! – процедил Алеша сквозь зубы.

– Не могу не согласиться! – хохотнул Семен Аркадьевич.

– Мы не закончили! – воскликнул обвинитель Владимир Сергеевич. – Есть женщина, которой наш подсудимый исковеркал жизнь. Она, спустя четыре года, после того, как он ее бросил, одинока, не может больше никого не полюбить, и у нее есть на это основания! Вот послушайте, что она написала не далее, как сегодня. – В руках у Владимира Сергеевича возникло пару листов формата А4.

Он зачитал отрывок повести, где описывалось расставание Алеши с Аниной. Мужчины во время чтения поглядывали на Алешу с какой-то брезгливостью, а Инна Семеновна, во время сцены, когда Алеша волочил за собой Алину, вцепившуюся в его ногу, зарыдала в голос.

– Да, что же ты за ирод-то такой? – прокричала она, захлебываясь слезами.

– Это художественное произведение! – возвысил свой тонкий голос адвокат Петр Иванович. – Здесь есть только намек на то, что было в реальности.

– Перт Иванович, не лукавьте, вы же тоже видели запись этого эпизода, происходившего в реальности. Вы же знаете, что все именно так и было. Алина в своем художественном произведении немного даже смягчила краски, потому что ее память их немного смягчила, чтобы Алина просто не сошла с ума. После такого не удивительно, что она больше никого не может полюбить, что женщина детородного возраста не может иметь детей, потому что у этих детей априори не может быть настоящего отца, то есть Алина априори не может иметь мужа. А наш прекрасный, великодушный подсудимый, отшвырнув от себя эту несчастную женщину, той же ночью предавался любви с другой женщиной, с которой, кстати, начал встречаться задолго до того, как ушел от Алины. Он еще и обманывал ее несколько месяцев, к счастью, она этого пока не узнала.

Алеша вдруг вскочил, лицо его было перекошено ненавистью. Он закричал:

– Я не любил ее! Был влюблен, но недолго! А скоро возненавидел. Она деньги делала из воздуха, болталась по всему миру, а я дома сидел, ее ждал. Да, у меня брали автографы на улицах, но я оставался нищим! Думаете, на маленьком провинциальном канале разбогатеть можно? Она за меня в ресторанах платила! Вы знаете, как это унизительно? Я не жигало какой-нибудь там! Я нормальный мужик! Я сам хотел платить и за себя, и за свою женщину! Но мы не совпали в уровнях жизни. Она ходила в нормальные рестораны, а я в забегаловки. И она не соглашалась идти в забегаловки! И я шел с ней в рестораны, и там она за меня платила! Я мужиком перестал себя чувствовать. А потом я вдруг стал известным. Девки гроздьями на меня вешались. Сами в мою постель укладывались. Вернее, укладывали в свои постели. Когда Алина уезжала, мы и в ее постель укладывались. И мне не было стыдно! Мне по кайфу было! Я ей мстил за ее успешность, за ее покровительство, за ее любовь! Воздушное, блядь, святое создание! Она даже не замечала ничего. Она была вся в творчестве и в путешествиях. Ей почему-то казалось, что я ее люблю и никак не могу изменить. Да, я еще долго с ней продержался. Я уже через год готов был от нее сбежать. Но с ней удобно было: связи, квартира. Я должен был все это сказать, когда уходил от нее? Не мог я это сказать! И врать не хотел. И, вообще, я никому ничего не должен! И объяснять ничего не должен! И не стал объяснять! А она-то тоже хороша, переспала сразу после моей смерти неизвестно с кем! А еще говорила там, на моей могиле: я за все тебя простила! Я люблю тебя! Лживая, лицемерная сука!

Когда Алеша замолчал, воцарилась тишина. Слышались лишь всхлипы Инны Семеновны.

Потом Владимир Семенович хмыкнул и тихо сказал:

– Она и в день вашей смерти переспала с первым встречным. Причем, иностранцем. Сначала, правда, долго плакала, руки себе в кровь разбила от отчаянья, в Босфоре утопиться хотела, потому что не могла себе представить мир, в котором совсем нет вас. Спрашивала у Бога, почему он вас забрал, а не ее? И она в тот момент действительно могла бы отдать свою жизнь взамен вашей, просто не знала, как это сделать.

– А зачем тогда она с кем-то там переспала? – спросил Алеша устало.

– Ее боль была слишком невыносимой. Это было как обезболивающее. Вы же не знаете, как заканчивается ее рассказ о вас, который она обещала вам написать и написала.

Он начал читать своим низким, поставленным голосом:

«Оказалось, что научиться жить без Алеши – это все равно, что заново научиться ходить. Вроде бы ты это умел, и это было естественно, все равно что дышать, и вдруг разучился, и научиться заново невероятно сложно. Я научилась. И научилась получать удовольствие от жизни без Алеши. Я нашла ему оправдания и не смогла его не разлюбить. До сих пор его люблю, даже теперь, когда он умер. И я благодарна ему за два года счастья, что он мне подарил. Это было лучшее, что со мной случилось. Но до сих пор меня мучает вопрос: почему он так со мной поступил? Жаль, что ответа я не узнаю никогда».

Инна Семеновна зарыдала еще сильнее.

– Казалось бы, – задумчиво произнес помощник адвоката – Семен Аркадьевич, – наш подзащитный прожил бесславную жизнь, причинил много страданий окружающим, после него не осталось ни детей, ни домов, ни посаженных деревьев, ни произведений искусства, научных открытий, добрых дел. Казалось бы, от него и следа на земле от него не осталось. Но! – Он поднял указательный палец правой руки. – Он стал предметом великой любви и героем литературного произведения. Мне почему-то кажется, что эта Алина еще много чего о нем напишет, когда литературный дар ее окрепнет и разовьется.

– В силу вышеописанных обстоятельств, – добавил адвокат Перт Иванович, – просим снисхождения для нашего подзащитного.

– Сынок! – вдруг оживился Михал Михалыч. – А скажи-ка ты мне, друг мой сердешный, любил ли ты кого-нибудь?

– Похоже, нет. – Алеша развел руками.

– А чего ты хотел от жизни-то? О чем мечтал? Цели-то какие были? Только не ври. Ты знаешь, я все равно правду узнаю. А, если уж честно, то и сейчас знаю. Но, хотелось бы услышать ее от тебя.

Алеша замялся. Он вдруг устыдился своих жизненных устремлений. Они вдруг показались ему слишком мелкими и очень детскими.

– Я… Ну… Ну, я…

– Смелее, сынок, смелее!

– Я хотел не работать, но иметь много денег. Роскошную жизнь: дома, путешествия, машины, яхты, самолеты. Хотел быть знаменитым. Чтобы много красивых женщин было, и чтобы они появлялись на одну ночь, а потом исчезали. Чтобы не нужно было придумывать, как от них уйти или как их выгнать. Чтобы все было легко. Вот так! – Алеша щелкнул пальцами. – Раз, и чтобы все было!

– И всего-то?

– Да. Разве это «всего-то»? Разве так вообще может быть?

Михал Михалыч усмехнулся и приказал Инне Семеновне:

– Верните в зал заседаний бабушку и дедушку этого легкомысленного оболтуса.

В тот же миг они вдруг возникли на скамьях для зрителей.

– Ну что, господа хорошие! – бодро воскликнул Михал Михалыч, – я готов огласить вердикт. Алешенька, сынок, а ты готов его услышать? – Алеша кивнул. – Друг мой сердечный, ты отправляешься в сектор сбывающихся желаний. – Любочка и Инна Семеновна испуганно вскрикнули, а все мужчины кроме Алеши и самого Михал Михалыча издали изумленный возглас. – Что вы так испугались-то? Решение не окончательное и обжалованию подлежит, но… по истечению некоторого времени. Инна Семеновна, будьте так любезны, выдайте Алексею необходимые документы и литературу.

Инна Семеновна подошла к Алеше и положила на стол перед ним черный пухлый портфель.

– Так вы меня в рай отправляете или в ад? – спросил Алеша Михал Михалыча.

– А это ты сам решишь, сынок.

Эту фразу Алеша уже слышал от Бориса, но он так и не понял, что она значит.

Рядом с Алешей вдруг снова появился автомат. Но Алеша был готов поклясться, что сейчас он не вызывал его в своем воображении.

– Алешенька, пальни в потолок-то, – проворковал Михал Михалыч. Ты, чай, образованный человек, знаешь, как там у Чехова, если на стене висит ружье, значит, оно должно выстрелить. Пусть уж сейчас выстрелит, чем когда-нибудь потом. Ах, незадача, ты же стрелять не умеешь!

Михал Михалыч выкатился из-за своего стола и показал Алеше, как стрелять. Алеша послушно выпустил очередь по потолку, не испытав при этом никаких эмоций.

– А теперь, на посошок всем по рюмочке, – провозгласил Михал Михалыч, и тут же у всех присутствующих в руках появилось по рюмке водки. – Нус, господа хорошие, за нового жителя Царствия небесного! До дна! До дна! – Все выпили. – А теперь, Борис, голубчик, сопроводите вашего подопечного до места его обитания. Любонька, то есть бабушка и… дедушка тоже могут отправиться с вами. Алешенька, сынок, рад был с тобой познакомиться, сердечно рад! – Михал Михалыч с чувством пожал Алеше руку. – Надеюсь, до скорой встречи! Ступай, ступай! Долгие проводы, лишние слезы.

Алеша, Борис, Любочка и Алешин дед исчезли из зала заседаний.