В следующей жизни

Он ни одну женщину не ждал так, как ее. Алеша не знал, сколько времени прошло, но вот, она появилась. Волна. Кудрявая, пенная и будто бы не очень-то и опасная. Даже как будто веселая и задорная, с расстояния то ли нескольких километров, то ли нескольких сотен метров. Не было ощущения, что она способна убить. Алеша почувствовал разочарование. Но он подумал, что, если уж заказал цунами, так будет цунами. А цунами – это профессиональный убийца, причем массовый. Так что результат гарантирован. Алеша встал, расставив ноги на ширину плеч, подняв руки. Как какой-то солнцепоклонник, пронеслось у него в голове, но он посчитал, что осознанную смерть нужно встречать именно в этой языческой жизнеутверждающей позе.

Смерь, принявшая форму кудрявой веселой волны все ближе и ближе. Алеша начинает смеяться. Разве же он мог предположить, что он будет встречать свою вторую смерть с такой необузданной младенческой радостью. Скоро, скоро, еще пару минут потерпеть и все закончится.

– Идиот! Чертов идиот! – вдруг услышал Алеша крик рядом с собой. Он перекрывал грохот надвигающейся волны. Алеша обернулся – Борис. Что ему надо? Зачем он здесь? – Ты же знаешь, здесь невозможно умереть!

– Уйди! – закричал Алеша! – Уйди! Не мешай! Это не твое дело!

– Не мое, – прошептал Борис, Алеша, не мог его услышать. – Еще как не мое, но не могу же я тебя, дурака, оставить здесь! Тебя в аду сгноят за такое! Это надо ж было додуматься – цунами!

Волна приближалась. Она была прекрасна. Чистого бирюзового цвета, отороченная белоснежными кружевами пены, высотой с девятиэтажный дом, сквозь нее просвечивало жаркое тропическое солнце. Величественное и смертоносное зрелище! Оно завораживало Алешу, но совсем не пугало. Эта водяная стена, которая его погубит, должна была стать для него избавлением от невыносимой тоски, которая хуже смерти. Еще мгновение, и все закончится. Еще мгновение!

Вдруг Алеша начал подниматься в воздух. Прямо перед носом у волны. Он посмотрел вниз и увидел, что он стоит на доске для серфинга, которая летит вверх со скоростью истребителя. Рядом стоит Борис, вцепившись в Алешу. Уже сверху он наблюдал, как вода сносит его любимый и ненавистный дом, необитаемые дворцы, ломает пальмы, как беспомощно бултыхаются в мутной пене морской его Феррари, Ягуары и Ламборджини, как они натыкаются на руины домов и остовы деревьев, как ореховые скорлупки натыкались на кочки и остатки льда в весенних ручьях из Алешиного детства. Его мир разрушен, так почему же Алеша еще жив? Он пытается, столкнуть Бориса в беснующееся море. Это он во всем виноват! Кто его просил спасать меня? Мне нужно умереть!

– Придут черные ангелы! – кричит Борис, пытаясь, устоять на доске. – Скажи им, что ты просто развлекался! Просто мечтал увидеть цунами! – Алеша толкает его изо всех сил, Борис срывается и летит вниз, в мутную, бурную, пенную воду. Вода поглощает его. А еще через мгновение Алеша уже сидит в кресле на своей террасе. Рядом сидит Борис и пьет текилу прямо из бутылки. Руки его трясутся. Никаких следов цунами.

– Извини, – бормочет Алеша.

Борис молча пьет свою текилу.

– Это не самоубийство. – Говорит он после долгой паузы, язык его заплетается. – Это эксперимент. Материальное желание. Ты имеешь полное право на любые материальные желания. – Он снова присасывается к бутылке.

Алеша наколдовал себе стопку водки и только успел выпить, как на безоблачном горизонте появились две черные точки. Приближаясь, они постепенно превращались в мужские фигуры, у которых за спиной плавно, но мощно взмахивали огромные черные крылья. Алеша успел выпить еще одну стопку водки, а Борис сделать еще несколько торопливых глотков текилы и прошептать: «Это они! Помни, что я тебе сказал», – как черные ангелы опустились на горячие от солнца доски, что устилали пол террасы.

Их лиц не было видно под черными капюшонами плащей. Крылья их упокоились за спинами. Они бездействовали. Так прошло несколько мучительных минут. И вдруг в пустом кресле возник Михал Михалыч.

– Добрый день, господа хорошие! – воскликнул он радостно и тут же поинтересовался, – что пьем, юноши? – Он потянул носом в сторону Бориса. – Текила, фу! Буржуйские напитки не употребляем! – Повернулся в сторону Алеши. – Вот это я понимаю! Водочка! Молодец, мил человек! Хороший вкус! Уважаю! Не зря ты мне понравился! Ох, не зря! И мне, что ли водочки сооруди, граммов двести. И закусочки какой-нибудь организуй. Осетринки холодного копчения, опяток маринованных, огурчиков солененьких, хлебушка бородинского. А этого заберите, – обратился он к черным ангелам и кивнул на Бориса. – В сектор судебного ожидания его.

– За что? – спросил Борис.

– Тебе велено было в большие волны сигать? – Михал Михалыч посмотрел на Бориса строго.

– Нет, запрещено.

– А ты же, голубчик, не просто в волны умудрился сигануть, ты ж в цунами прыгнул! Это, батенька, не просто нарушение запрета, это! – Михал Михалыч побагровел от возмущения. – Это циничный, хамский поступок! Ты же знаешь закон!

– Но это же!… Это же!… Все было не … – воскликнул Борис и осекся. – Да, я нарушил закон. Признаю. – Он допил остатки текилы из своей бутылки, поднялся, обернулся к черным ангелам и протянул к ним руки, будто для того, чтобы они надели на них наручники. – Валяйте, забирайте! Я готов! – Он посмотрел на Алешу. – Прощай, ты не был мне другом, но… в общем, в общем, удачи!

Черные ангелы взяли Бориса под руки и в тот же миг все трое исчезли.

– За что? – закричал Алеша. – За что вы его забрали? Я ведь его столкнул! Если мы были на земле, я бы его этим убил! Я убийца! Почему вы его забрали?

– Не кипятись, голубчик, не кипятись. Ему запрещено окунаться в волны, высота которых превышает один метр. При любых обстоятельствах. Заметь, при любых! – Михал Михалыч значительно поднял указательный палец. – Так же ему запрещено не то что вставать на доску для серфинга, а даже в руки ее брать. Он нарушил закон и понесет за это наказание. Никто же не заставлял его участвовать в твоем маленьком эксперименте? – Михал Михалыч хитро подмигнул Алеше. – Расслабься, сынок! Ты тут ни при чем. Совсем не при чем! Твоей вины тут нет.

– Неправда! Он пытался меня спасти!

– От чего? Тебе угрожала какая-то реальная опасность? – прищурился Михал Михалыч.

– Нет, но он не хотел, чтобы меня волной накрыло, – пробормотал Алеша, пряча глаза.

– Какое удивительное сочетание благородства и подлости! – Восхитился Михал Михалыч, глядя на притихший океан. – Не перестаю тебе удивляться, сынок. Забудь! Я не намерен больше обсуждать эту тему. Мои решения не оспариваются. Запомни это. Кстати, голубчик, я к тебе в отпуск. Денька на три. Хочу во дворце пожить да рыбку поудить.

– Тут нет рыбы. – Проговорил Алеша мрачно. – Мне запрещено создавать любые живые существа, в том числе и рыбу.

– Молодец, сынок! Чтишь закон! Уважаю! А рыба… рыба будет. Мне никто не запрещал разводить рыбу. Нус, голубчик, выпьем! За торжество справедливости!

Царствие небесное. Остров прозрения.

Алешу мучала совесть. Никогда с ним такого не было. Он всегда находил себе весьма убедительные оправдания и не страдал по поводу поступков, которые некоторые сочли бы неблаговидными. А сейчас… Оправданий не находилось. Какие могут быть оправдания убийце. Конечно, если подумать, то и убийце можно найти оправдания, если он действовал в целях самообороны, например. Или если он солдат, то просто вынужден убивать врагов. Но у Алеши совсем другая ситуация. Да, он был в состоянии аффекта. Да, он не ведал, что творит. Да, сейчас он даже не может понять, что это на него нашло? Безумие какое-то. Но даже безумие не оправдывает его поступка. Тем более он не понимает, почему это он решил Бориса сбросить с доски, а не прыгнуть сам? Он ведь вроде хотел своей смерти, а не смерти Бориса. Как глупо все вышло! Как же все исправить?

Алеша поджидал Михал Михалыча на берегу, пока тот вернется с рыбной ловли, чтобы упасть ему в ноги, чтобы просить наказать его, а не Бориса. День клонился к закату, а Михал Михалыча не было видно. Он ушел в море еще утром на небольшом катере, который создал сразу после завтрака.

Поселился Михал Михалыч в самом большом из Алешиных дворцов, безвкусном и вульгарном, но полным предметов варварской роскоши. То есть был он напичкан золотом: золотые люстры, светильники, дверные ручки, посуда, ванны, унитазы и прочее. Даже бассейн был облицован золотой мозаикой. Алеша провел в этой своей резиденции около недели, а больше не выдержал – очень уж неуютно: в огромных залах, наполненных величественным сиянием золота, одиночество ощущалось еще острее, чем в сравнительно небольшом пляжном бунгало.

Почему Михал Михалыч выбрал именно этот дворец, Алеша так и не понял, а сам он сказал только, что ему категорически надоела аскеза, и может же он хоть три дня пожить, как султан или эмир какой-нибудь. И вообще, он не собирается кому бы то ни было объяснять мотивы своего поведения. Это он пробурчал в ответ на Алешин вопрос, почему именно этот дворец, хотя есть у него помещения и поэлегантнее. Собственно, накануне вечером Михал Михалыч был вдребезги пьян. Даже песни пел. Голос у него был приятный и пел он с явным удовольствием. Правда, песни были какие-то старые, большинство из них Алеша никогда раньше не слышал, но был уже счастлив тем, что вообще слышит человеческий голос. Наверное, он обрадовался бы даже, если кто-то рядом говорил по-китайски.

Разошлись поздно, когда над морем уже занималась заря. Михал Михалыч категорически отказался спать в одной из гостевых спален Алешиного дома, и пошатываясь побрел к золотому дворцу, заявив, что устал от людишек с их грешками и мелкими пороками, и ему необходимо уединение. «Тишина и покой! Тишина и покой!», – повторил он несколько раз и скрылся в предрассветных сумерках.

Из моря Михал Михалыч вернулся в вечерних сумерках, когда Алеша, утомленный бесконечными мысленными репетициями разговора с судьей, заснул в гамаке, привязанном к стволам двух пальм.

Михал Михалыч легонько потряс Алешу за плечо:

– Просыпайся, сынок, я вот рыбки наудил, пожарь, сделай одолжение, уважь старика. Умеешь жарить-то? Смотри, красавицы какие! – Он сунул под нос Алеше корзину, в которой в предсмертных судорогах трепыхалось несколько крупных серебряных рыб. Алеша беспомощно моргал глазами – он еще толком не проснулся и не вполне понимал, где он, и что от него хотят. Михал Михалыч добродушно рассмеялся. – Просыпайся, сынок, вставай да пошли! Ужинать будем! Ух, я и голодный! – Он устало пошел к Алешиному дому.

Алеша неловко выбрался из гамака и последовал за ним. Ему повезло, Михал Михалыч остался доволен рыбой, которую приготовил Алеша. Сердце его сжималось тревогой: можно ли сейчас заводить интересующий его разговор, и выйдет ли из этого что-то путное. Впервые в жизни, точнее, в обеих жизнях, Алешу всерьез занимала не собственная участь, а участь другого человека.

– Михал Михалыч, – начал он робко, – Борис ни в чем не виноват. Это все из-за меня.

Благодушное настроение судьи вмиг рассеялось.

– Мил человек, я же просил больше не упоминать при мне этого Бориса! Отдохнуть не даешь! Ведь еле вырвался! Насилу начальство упросил меня отпустить. А ты опять ко мне с делами лезешь.

– И как же это так получилось, что ваш отпуск совпал с моим цунами? – спросил Алеша язвительно, ибо вдруг ощутил себя не виноватым просителем, а жертвой какого-то хитроумного заговора, в котором замешан Михал Михалыч. – Неужели чистая случайность?

– Подловил! Все сложнее и проще, чем ты думаешь! Это, действительно не совпадение и не случайность. Одно событие повлекло за собой другое. Но вот что было первопричиной этих событий? Так что, голубчик, не обессудь. Сам напросился. – Михал Михалыч положил вилку и нож на стол и прекратил жевать. – Придется произвести дознание. Кстати, ты знаешь, что время в Царствии небесном – вещь относительная? У тебя здесь трое суток пройдет, а у меня там пару минут. Так, что я после рыбалочки здесь, аккурат успеваю на следующее заседание, которое у меня там как раз начинается ровно через две минуты. Греховодника очередного буду судить. – Михал Михалыч устало вздохнул. – Разумеется, я прибыл сюда потому, что поступил сигнал от наблюдателя о грубейшем нарушении постановлений суда. То есть прибыл я сюда по долгу службы, но решил задержаться, ибо хорошо у тебя тут. – Михал Михалыч блаженно потянулся. – Ты мне рыбки-то еще подложи. Молодец, сынок, сочнейшая получилась, нежнейшая! Порадовал старика.

– Наблюдатели сказали, что я нарушил постановления суда? – осторожно поинтересовался Алеша.

– Экий ты болван, господин хороший! Причем тут ты? Борис нарушил, вот его и забрали.

– Ничего он не нарушал! – возмутился Алёша. – Он спасти меня хотел, а я его чуть не убил!

– Ну, положим, из этого у тебя ничего бы не вышло. Ты ведь это знал?

– Знал, – согласился Алеша, – но до конца не был уверен.

– Надо верить людям. И говорили тебе, что в этом мире умереть невозможно, и в книжке ты об этом наверняка читал. Если умереть здесь невозможно, так как же ты хотел Бориса убить, и от чего же он хотел тебя спасти? Незадача какая-то! Я отказываюсь что-либо понимать!

Алеша задумался: если сейчас он расскажет, от чего именно пытался спасти его Борис, значит, его бывший куратор зря принес себя в жертву. А если он сейчас соврет, Михал Михалыч все равно до правды докопается, и Алеша будет выглядеть в его глазах подлецом. Он и так не лучшего мнения об Алеше. Даже не это важно. Важно, что он в собственных глазах будет выглядеть подлецом, если даже не попытается помочь Борису, который пострадал из-за него.