Бриллианты с царской иконы

Бриллианты с царской иконы
Ольга Баскова

Артефакт & Детектив
Слава о знаменитом мошеннике Николае Савине гремела по всей Европе, России и Америке. Он филигранно обманывал правосудие, воровал миллионы у доверчивых граждан, а помогали ему в этом бриллианты из царской иконы, которые он прикарманил в России… В наши дни молодой и симпатичный археолог Кира Иванова обратилась в полицию со странной просьбой – проверить, на самом ли деле мертва ее подруга Марина. Ведь ожившую покойницу она своими глазами видела на улице города…

Ольга Баскова

Бриллианты с царской иконы

Глава 1

Калужская губерния, имение Савиных, 1872 г.

Коля Савин сидел в своей комнате и смотрел в окно. Дождь упрямо стучал в стекло прозрачными струями, видимо, пытаясь что-то сказать на своем, только ему понятном языке, ветер швырял листьями, разрисованными красками осени.

Настроение юноши было таким же хмурым, как осенняя погода.

Вытащив перо из чернильницы, он притянул к себе белый, девственный лист бумаги и поморщился, когда жирная черная глянцевая клякса упала посередине.

Коля вспомнил, как учитель словесности, высокий худой старец с вечно красным носом, ругал его за неаккуратность, сравнивал с Митрофаном Простаковым. Преподаватель арифметики, с длинным лошадиным лицом, безуспешно пытался научить Савина таблице умножения.

Сказать, что Коле совсем не давалась учеба, было бы неправильно. Когда мальчик садился за уроки, ему казалось, что все его существо противится получению знаний. Родители часто ставили ему в пример старшего брата – так часто, что ребенок начинал потихоньку его ненавидеть.

Сергей, похожий на отца, отставного поручика, такой же коренастый и некрасивый, с чуть выпиравшими вперед передними зубами, уже учился в университете. В отличие от Коли он был покладистым ребенком, учителя приходили к Савиным домой, готовя Сержа к поступлению, – и он с блеском выдержал все экзамены.

С Колей, любимцем матери, взявшей от нее, светской красавицы, ради детей отказавшейся от балов и других удовольствий, тонкие черты лица, огромные голубые глаза и пшеничные густые волосы, родители поступили иначе.

Юноша сознавал, что сам виноват в этом. Сначала его пробовали обучать дома, как и Сергея. Многочисленные гувернеры и учителя сменяли друг друга, пытаясь научить ребенка хотя бы чему-нибудь, но Николаша, как Митрофан в известной комедии, всячески противился. Он откровенно зевал на уроках, ковырял пальцем в носу, демонстрируя педагогам содержимое ноздрей, давил мух, а когда глаза начинали слипаться после сытного обеда, клал голову на стол и засыпал, не обращая внимания на негодование учителей.

Мать Фанни Михайловна, тихая, кроткая, пугавшаяся любого шума, пыталась его образумить, отец обещал выпороть на конюшне, но ничего не помогало. Коля попросту стал убегать через окно, как только очередной несчастный преподаватель стучался в его комнату, чтобы поделиться знаниями.

И вот наступило время, когда родители признали свою полную несостоятельность в воспитании сына. Они собрались в гостиной на семейный совет, не подозревая, что сын, прятавшийся под лестницей, слышал каждое слово.

Отец, Герасим Сергеевич, облаченный в засаленный домашний халат неопределенного цвета, шмыгая длинным хрящеватым носом, закинув ногу на ногу и разглядывая старые потертые домашние туфли, вещал голосом, не терпящим возражения:

– Николя совсем отбился от рук, дорогая Фанни. Нам нужно признаться, что мы с ним не справляемся. Я вижу только один выход – отдать его в солидное учебное заведение.

Фанни Михайловна вздрогнула. Мысль расстаться с любимым сыном была ей явно не по душе.

– Может быть, попробовать нанять других учителей? – Она до сих пор робела перед мужем, как девчонка-институтка перед начальницей.

Савин раскатисто захохотал:

– Нанять других учителей? Вы серьезно? Да над нами, наверное, уже смеется вся Москва. Вы думаете, эти преподаватели пытались научить только нашего недоросля? Нет, нет и нет. Я нанимал лучших, обучавших детей графов и князей. Представьте, что они говорили о нашем сыне в домах высокопоставленных людей!

– И все равно, – женщина поднесла к губам тонкий пальчик, – разве ничего нельзя больше сделать? Давайте наймем преподавателей подешевле.

Отставной поручик покачал лысоватой головой:

– Эка куда хватили! Подешевле… Я сказал – нет, и это мое последнее слово.

– Но куда же вы отошлете нашего сына? – выдохнула бедная женщина.

Суровый поручик улыбнулся про себя. Он очень любил жену и всегда огорчался, когда она нервничала.

Разумеется, ей не хотелось отправлять из дома любимого мальчика, но, похоже, Фанни смирилась с тем, что это придется сделать. Как же иначе вывести его в люди? Николенька не безнадежен, нужно просто-напросто устроить его в учебное заведение, чтобы домашняя обстановка не действовала расслабляюще. И ничего страшного в этом нет – там его не съедят.

Герасим Сергеевич достал газету и показал ей статью, подчеркнутую карандашом:

– Может быть, вы не слышали, что в Москве Катков открыл лицей? Лучшие люди нашего города отправили туда своих детей.

– Лицей Каткова? – Фанни наморщила белый гладкий лоб.

Да, ее светская подруга, графиня Новицкая, что-то говорила об этом. Кажется, ее старший сын Алекс уже учился там.

– Разумеется, я навел о нем справки, – продолжал поручик. – Это очень солидное учебное заведение. Надеюсь, там трудятся опытные педагоги, которые хорошо повлияют на нашего мальчика и подготовят его в университет. К тому же праздники он будет проводить у моей матери… Читать ей вслух «Московские ведомости». – Он хохотнул, вспомнив любовь старушки к этой газете, которую она почти не выпускала их рук.

Фанни достала белоснежный кружевной платок и приложила его к глазам.

«Мамочка, пожалуйста, не соглашайся», – молил Коля, но женщина вдруг произнесла:

– Да, Герасим, вы правы. Наверное, другого выхода нет. Но не надо ли обратиться к кому-нибудь из наших знакомых, чтобы он сделал Николя протекцию?

– Я уже поговорил с графом Волынским, – отозвался отец, и Коля понял, что его участь решена.

Он выскочил из своего укрытия и бросился к ногам матери:

– Мамочка, родненькая, любимая, – сын обхватил ее колени, поливая их горючими слезами, – не отдавай меня в лицей. Клянусь, я стану хорошо себя вести. Пусть папенька пригласит новых учителей. Они не будут на меня жаловаться, обещаю.

Светлые глаза женщины наполнились слезами, и она обратилась к мужу, спокойно смотревшему на эту сцену:

– Герасим, может быть…

Отставной поручик тряхнул головой, как раздраженная полковая лошадь, и так же фыркнул:

– Вы, молодой человек, насколько я помню, не в первый раз обещаете хорошо себя вести, но слово свое не держите. А я, в отличие от вас, держу. Лицей сделает из вас человека. В противном случае нашу семью ждет позор, и я этого не допущу.

Коля отпустил колени матери и повалился на мягкий персидский ковер, забившись в истерике.

Фанни Михайловна, с пылавшими щеками, хотела кинуться к нему, но Герасим Сергеевич схватил ее за руку:

– Сидите, дорогая. Давайте подождем, когда ему надоест эта клоунада.

О, как Коля ненавидел тогда своего отца! Ненавидел в нем все: и лысоватую голову с остатками седых волос, и слезящиеся глаза болотного цвета, и глубокие морщины на пергаментном лице….

Он заорал еще больше, но отставной поручик, потянув жену за руку, вывел ее из гостиной, оставив мальчика одного.

Коля еще немного покричал и затих. Он поднялся и подошел к огромным древним часам, с каким-то остервенением отсчитывавшим секунды и сообщавшим о каждом новом часе оглушительным боем, от которого дрожал весь дом.