Ложная реальность

Теперь я всей душой понимала Квазимодо, заветным желанием которого было провести пальцами по волосам Эсмеральды. Щёгольская шевелюра Андрея стала моим источником вдохновения. Позже я упомянула её в другом стихотворении. «Чёрные волосы в снежной короне», – легли на страницу старой тетради неровные строки.

В сети мои стихи сравнивали с музыкой. Знакомый бард так написал про «Неназванное»: «Из него может получиться хороший вальс». И мне хотелось танцевать от заслуженной похвалы и жаркого прилива чувств. Неуёмная энергия жаждала выхода.

Первый день марта принёс интригующую весть: в открытый доступ попала новая общая фотография коллектива. Необходимость в ней назревала давно, а уж после ухода Нинель Витальевны вопрос встал особенно остро. Говорили, директору неприятно видеть её фото на сайте лицея.

Впрочем, взаимоотношения Тамары Алексеевны с её бывшей сподвижницей меня давно не занимали. А вот первое совместное фото с Андреем – совсем другое дело. К этой съёмке я готовилась тщательнее, чем к какой-нибудь индивидуальной фотосессии. Почти весь вечер выбирала наряд, мудрила с причёской, заранее разложила на комоде тени и кисточки, а самый главный вопрос – «Какой ободок выбрать – чёрный с камеей или с бусинами?» – решался ещё полчаса.

Столько труда и усилий… Не могли они оказаться напрасными!

– Слышала, новое фото появилось, – напомнила я будто между прочим, не отрываясь от проверки тетрадей. – И как оно, сносно?

Андрей, сидевший напротив, с каким-то задором и весёлостью ответил:

– Вот остальных я бы на конкурс красоты не отправил, а вас – да.

– О!

Комплимент был оригинальнее, чем «Вы очень хорошо выглядите», и это укрепило мою уверенность в желании общаться с Андреем.

Наступил день празднования Восьмого марта. В женском коллективе мужчинам нелегко приходится: хотя цветник – это само по себе хорошо, некоторые розы могут оказаться чересчур привередливыми, а кто-то вообще временами превращается в кактус. Поэтому угодить всем можно только с помощью чего-то грандиозного. В этот раз мужчины почти в полном составе – восемь человек – выбрали композицию «Потому что нельзя быть на свете красивой такой». И если сложить все секунды, когда Андрей бросал на меня взгляды, получилась бы минимум половина песни. Потом она несколько дней подряд звучала в моей голове, и я то и дело напевала её с блаженной улыбкой. Для полного счастья мне не хватало, чтобы Андрей вообще не отрывал от меня взгляда, но тогда всё было бы слишком очевидно.

Собственно, а что такое это «всё»? Чем было наше общение и что позволяло мне говорить «мы»?

– Прошло два месяца, Олеся, – осторожно сказала моя сестра Энн за чашкой полуденного кофе.

Наконец-то совпали наши вечно не совпадавшие графики (у преподавателя изо в детском саду времени всегда в обрез), и мы смогли нормально побеседовать. Мы сидели в зале, где из-за неправильно установленных окон температура никогда не поднималась выше 20 градусов. Но кофе согревал, а контраст с прохладой в комнате бодрил и прояснял мысли.

– Знаю. Ничего существенного мне не удалось выяснить.

– Но вы общаетесь?

– Да, он и глазами меня ищет, уже привык к моему обществу. А я… боже, я же засыпаю и просыпаюсь с мыслями о нём!

Я прижала ладони к горящим щекам, пряча улыбку, а сестра, ехидно посмеиваясь, отбросила тёмную прядь со лба, подставила ладонь под подбородок и приготовилась слушать. Я заговорила – и говорила много, долго, сбивчиво. Рассказала о прикосновениях и переглядках, о комплиментах и намёках. Не умолчала и о главном – о предложении пересечься в Баварии.

– Он точно что-то чувствует, – заключила Энн. – Надо вам обязательно договориться насчёт встречи.

– Вот как бы сделать общение более личным и в то же время не показаться навязчивой…

– Наберись терпения и посмотри по обстоятельствам. Он совершит шаг – и ты делай. Он ничего не предпримет – и ты не спеши.

– Пожалуй, ты права.

К вечеру все вафли были съедены, а конфетные фантики – красиво свёрнуты и сложены на блюдца. Но пищи для размышлений было намного больше.

Перед уходом, кутаясь в чёрный снуд, Энн заметила:

– Наконец-то появился ещё кто-то, кроме Райнхарда, о ком мы разговариваем.

Я хохотнула.

– Точно! И это, похоже, надолго.

Райнхард фон Лоэнграмм, белокурый завоеватель из аниме «Легенда о героях Галактики», амбициозный, волевой и с драматичным прошлым, покорил меня с первой серии. Андрей совсем не походил на него внешне, да и жизнь его была куда спокойнее. А вот ум, целеустремлённость, невероятная харизма и уверенность в себе очень роднили его с моим прежним кумиром.

Вскоре мои бдения в учительской по средам принесли свои плоды: сама Тамара Алексеевна похвалила меня за результативность и, похлопывая по плечу, пожурила:

– Вот видишь, а ты уходить хотела.

Да, хотела… когда-то в другой жизни.

12 марта во время очередного дежурства с Андреем я зашла в его кабинет, который он делил с Инной Власьевной, энергичной женщиной с повадками лисы и характерным цветом волос.

В тесном кабинете, заваленном бумагами, папками и книгами, обстановка была далека от романтической. В ней меньше всего можно было ожидать откровенного намёка. И однако…

– Почему бы вам не записаться постоянным дежурным на среду? – спросил Андрей, принимая у меня документ с подписями.

Это прозвучало, как «Почему бы вам, Олеся Владимировна, не дежурить со мной каждую среду?» Да и правда что!

– Ну… – я покосилась на Инну Власьевну, которая что-то энергично строчила в тетради. Казалось, она не прервётся, даже если небо упадёт на землю.

– Ладно, почему бы нет, – я передёрнула плечом и выпорхнула из кабинета.

Сердце трепетало и сладко ныло. Моё прикрытие из железного становилось буквально пуленепробиваемым. В конце концов, Андрей сам предложил постоянное сотрудничество. «Скорее бы новая четверть», – торопила я время, взлетая по лестнице с нехарактерной для себя скоростью.

А время бежит, рассечённое мартом,

И хочется верить в волшебное «завтра»…

26 марта я отмечала приближающиеся каникулы с Викторией Валерьевной и Маргаритой Львовной – а для меня просто Тори и Гретт. Они больше полугода были частью коллектива, но сблизилась я с ними только в январе. Мы стали чаще общаться, вместе обедали и абсолютно естественно перешли на «ты». Я гнала от себя неудобную мысль, что всё это из-за Андрея – их непосредственного начальника. Мне нечем было утолить информационный голод, и общение с учительницами немецкого пришлось как нельзя кстати.

Являясь одним из немногих мужчин в коллективе, Андрей к тому же был не женат, а гуманитарный профиль и небанальный предмет ещё больше выделяли его. Как тут не обсудить такого исключительного коллегу?

– Он симпатичный, – оценила Гретт, по-хозяйски разливая по чашкам ароматный молочный улун.

Тори покивала и добавила:

– Но голос, конечно…

Ну… да… Голос Андрея, плоский и будто старческий, смущал многих. Поговаривали, что Андрей жутко комплексует и даже ходит к врачу, чтобы исправить плохо сросшиеся связки. А вот меня такой недостаток совсем не смущал. Когда влюблён, не то чтобы не замечаешь минусов, просто они становятся особенностями, «фишками», и их принимаешь вместе с достоинствами. Кроме того, были фразы, сказанные совсем другим тоном. «Надо только найти эту звезду, чтобы она сияла», «Почему вы так надолго остаётесь в среду?», «В Баварии пересечёмся»… В такие моменты голос Андрея напоминал бархат, к которому мучительно хотелось прикоснуться.

Печенье хрустело во рту, дымился красивый заварник, а я всё слушала Гретт и Тори, впитывая информацию, подобно губке, и принимала всё к сведению. Ах, у Андрея Сергеевича была невеста? Неужели… И они расстались? Надо же… И теперь он в поисках?

– Ищет, – сказала Тори, стряхивая с аристократичных пальцев крошки печенья.

Гретт подтвердила, а я мысленно потёрла ладони. Ищет, значит. Ту самую «звезду, которая бы сияла». А кто подходит на роль этой звезды лучше, чем верная напарница, которая всегда готова помочь и подстраховать? С которой так легко общаться…

Моя вера в себя окрепла и утвердилась, и я ушла на каникулы в прекрасном расположении духа, настроенная только на победу.