Осталось жить, чтоб вспоминать

Дело в том, что, когда в апреле ночью на меня "нашло" или мною "овладело" предвидение, я решила написать письмо своей бывшей однокласснице Ирине Данько, которая после окончания школы в Сочи поступила на английское отделение Киевского Государственного университета. К счастью, у меня был её адрес, но моё письмо пришло слишком поздно – Ира его не получила и на майские праздники уехала к родителям в Сочи.

Я надеялась на то, что мы с Наташей в Киеве сможем на несколько дней остановиться у неё. Хозяйка квартиры показала нам комнату Ирины, но без согласия Иры не могла нам даже за деньги сдать её комнату на 5 дней. Нам пришлось походить по всем квартирам того дома в поисках пристанища на несколько дней, и нам удалось найти такое помещение, которое находилось ниже уровня земли. Ничего, кроме собак, кошек, птиц и человеческих ног до уровня колен мы не могли видеть из окон нашей комнатёнки, но нас всё же устроила эта комнатёнка, потому что других вариантов нам не предложили.

Двое суток мы провели в аэропорту, но никак не могли вылететь. Пытались достать билеты на поезд, но тоже напрасно.

Мы пытались добраться до Краснодара транзитными рейсами через другие города, хоть как-то ближе к Краснодару, но тоже не получилось.

Один раз я даже договорилась с лётным составом, что они нас "зайцами" провезут в своём самолёте, если нам удастся с ними проскочить до самолёта по лётному полю. Мне удалось это сделать, а вот Наташу заметила охрана, остановила и вернула обратно… и мне пришлось возвращаться, хотя я уже с лётчиками подходила к трапу самолёта.

Только на вторые сутки уже знакомые нам кассиры аэровокзала "Борисполь" помогли нам. Они сняли чьё-то «бронирование места» и продали нам билеты до Ростова, а оттуда до Краснодара мы с Наташкой уже могли пешком по шпалам добраться. Именно в Ростов через год приедет учиться мой любимый Ален, а ещё через 33 года моя судьба специально "спутает" эти 2 города – Киев и Ростов, чтобы я смогла встретить свою любовь спустя столько лет

И вот представьте себе такую ситуацию: уже объявляют посадку на наш рейс до Ростова. С одной стороны, мы счастливы, что наконец-то закончились наши мытарства по вокзалам, и мы вылетаем, а с другой стороны – у меня на сердце боль, тоска и отчаяние. Рушится последняя надежда на встречу с Юрой.

Опять по громкой связи объявляют, что заканчивается посадка на рейс «Киев-Ростов».

Я беру свой студенческий портфель, смотрю куда-то в зал ожидания, и перед глазами мелькают пассажиры. Одни спешат и идут влево, другие – вправо… И вот на какое-то мгновенье, когда прошёл последний человек, и нет ни одного человека перед моими глазами, я увидела в свете яркого электрического освещения знакомый силуэт, знакомое лицо, которое склонилось над своим авиабилетом…

В ту минуту, мне кажется, я просто умерла.

Я ничего не слышала, ничего не ощущала. Я не понимала, что Наташа держит меня, чтобы я не упала, и в который раз спрашивает меня, что со мной случилось.

Я напоминала ей, наверное, живой труп с остекленевшим взглядом, устремлённым в одну точку, и этой точкой был Юра.

Только через некоторое время ко мне вернулась способность разговаривать.

Да, я осознала, что вижу Юру, хоть это и невероятно.

Я подошла к Юре, ни жива, ни мертва, и сказала: "Здравствуй!" Даже не могу сказать, кто был больше удивлён этой встречей – я или он. На его вопрос, как я здесь оказалась, какими судьбами, я ответила: " Хотела тебя увидеть, вот и прилетела сюда…"

Мой ответ, скорее всего, показался ему ответом сумасшедшей.

Он был в Киеве проездом несколько часов и снова улетал в Москву.

Вот мы и встретились(!), а я ничего не могу ему сказать, признаться во всём, что привело меня сюда.

Голос из репродуктора, вещающий о том, что заканчивается посадка на рейс Киев-Ростов, был голосом, произносящим мне смертный приговор.

Какие-то ещё несколько секунд и минут, и мы снова расстанемся.

Мне того малого времени всё же хватило, чтобы раскрыть "военную тайну" – почему Юра так неожиданно и внезапно исчез за 2 дня до праздника, который мы планировали провести вместе.

Объяснение было простым и прозаичным. Никакой военной тайны в этом не заключалось. Это было рядовое событие и обычное явление в жизни любого военного человека, а в жизни военного лётчика это происходит гораздо быстрее – он срывается с "насиженных" мест со скоростью звука, а иногда и быстрее, если летит на сверхзвуковом самолёте.

Так произошло и с Юрой.

Он получил приказ возвращаться в свою лётную часть под Москвой, откуда был направлен в краснодарский авиагородок для стажировки иностранных военных лётчиков. Юра сказал мне, что ждал перед приездом в Краснодар нового назначения на место службы. Кажется, этим местом была Чехословакия.

В тот февральский вечер он не знал, как мне сообщить и дать знать, что он улетает. Он не знал адреса нашего общежития, поэтому не мог написать мне письмо. Юра знал зрительно, где я живу, и как до меня добраться, а названия улицы, на которой были расположены здания наших общежитий, он не знал и не знал номера корпуса моего общежития.

Женский голос из репродуктора снова вернул нас с Юрой к действительности, а действительность была такова, что мы должны опять расставаться.

Юра спрашивает, как меня найти, как со мной связаться. Я быстро соображаю (хотя в тот момент я вообще ничего не могла соображать) и говорю, что I shall do my best (сделаю всё, что от меня будет зависеть), сделаю всё невозможное, чтобы на праздничные дни Победы, 9 и 10 мая, из Краснодара улететь домой в Сочи.

Я даю ему телефон своей подруги Валечки Петропавловской, потому что у моих родителей не было телефона в доме на Мамайке. Я ему сказала в шутку, если не смогу достать билет на самолёт до Сочи, то пешком дойду.

Из того минутного разговора 38-летней давности у меня осталось в памяти (я вообще удивляюсь, как тогда, будучи в шоковом состоянии, я ещё что-то воспринимала и соображала) такие названия, как "Мукачево", "Чернигов". Это были места учёбы или службы Юрия, куда он ездил, чтобы оформить какие-то документы для дальнейшего прохождения службы в Чехословакии.

Последовавшие за этим несколько дней были прожиты мной, как одно мгновенье.

Я летела в Сочи 9-го мая на каком-то «почтовом» самолёте, вылетающем чуть ли ни в 5 часов утра. Мне казалось, что я лечу не на "ЯКе-40", а на собственных крыльях.

Помню, как я влетаю домой, бросаю свои вещи у порога, оставляя ошеломлённых родителей без объяснений, и стрелой мчусь на 4-й этаж к Вале. Сообщаю ей, что мне должен из Москвы позвонить один человек 9-го или 10-го мая по её телефону. Я готова была ждать звонка, не отходя ни на минуту от телефона, не только два дня, но и целую вечность (что и произошло на самом деле – тот звонок я ждала вечность).

Я Вале рассказала свою удивительную историю, которая началась в январе, а потом имела фантастическое продолжение в Киеве 2 дня тому назад.

Через какое-то время Валя меня спрашивает, какой номер телефона я дала Юре, ведь ещё осенью им всем в доме поменяли номера телефонов. И тут я поняла, что всё кончено – мне больше некого и нечего ждать.

Эта киевская история очень сильно повлияла на мою дальнейшую жизнь и судьбу. После этой истории у меня часто стали сбываться и плохие и хорошие мысли. Плохих мыслей я даже стала бояться, я старалась их гнать от себя и сразу же переключаться на что-то другое, хорошее, потому что они сразу же начинали материализовываться, и у меня возникало такое чувство, что я была их источником.

В результате я обратилась с этими проблемами к нашему молодому преподавателю, который вел у нас курс по психологии. Тогда всё и завертелось.

После того, как я рассказала психологу свою предвиденную историю в Киеве, он очень заинтересовался моим "феноменом", потому что писал свою докторскую работу на эту тему.

Куда только он ни возил меня, с кем только ни знакомил меня. Со мной проводили тесты, спрашивали, как это у меня происходит, просили вести дневник моих предвидений или совпадений, и я вела такие записи.

Мне даже предложили показать меня представителям соответствующих органов. Я слышала, кстати, что сейчас такие люди – все на учете у этих "органов".

Я стала вести по совету нашего психолога дневник таких событий. Некоторые из них до сих пор хранит моя память.

Вот один из них. Я как-то иду по университету, а далеко впереди навстречу мне идет противная преподавательница с немецкой кафедры, которая у нас вела «Германистику». У меня ни с того ни с чего в голове появляется мысль, а что будет, если она упадёт, бросятся ли студенты её поднимать или …Эта мысль в моём сознании ещё до конца не оформилась, как она падает на ровном месте, на паркете, и меня начинает совесть мучить, что виной этого падения – я.

Другой, тоже наглядный пример этому. Когда после окончания университета я работала в селе Приютное, то жила в комнате в общежитии, где все удобства и вода, в том числе, в виде колодца, находились во дворе.

Как-то пытаюсь достать ведром воду из колодца, и тут мысль – будет кто-нибудь из школьных преподавателей идти и скажет: "Воду набрать из колодца – это Вам, Ольга Григорьевна, не английский с французским преподавать!"

Я чуть ни вскрикиваю, когда тут же слышу именно таким образом сказанные слова учительницей по биологии, которая проходила мимо общежития. Только она добавила ещё слова, которых не было в моей голове: "Здравствуйте, Ольга Григорьевна!"

Где-то весной, уже ближе к маю, там же, в селе .Приютное, я утром выхожу из своей комнаты и закрываю её на замок. Пока я возилась с замком, почему-то в моей памяти возникли не только картинки из далёкого детства, но даже запахи.

Я вспомнила, как я любила, когда наша бабушка готовила «хворост» в кипящем масле. Я так живо представила этот горячий «хворост» у себя во рту, что мне на какой-то момент даже показалось, что я чувствую запах этого « хвороста», который я не ела к тому времени лет 10.

В тот день заканчивается у меня два или три урока, я нахожусь во время перемены у себя в классе. Слышу стук в классную дверь, а потом появляется в дверях мама одной из моих хороших учениц.

Я удивилась её приходу. Обычно приходят в школу по вызову учителей родители учеников, которые плохо учатся.

Я с удивлением спросила её, что случилось, потому что у её дочери всё отлично в учебе, а она в ответ подходит ко мне, что-то достаёт из своей сумки, разворачивает… и вкусный запах из детства кружит мою голову. Она достала «хворост», который был ещё горячим.

Я чуть было не сказала ей, что сегодня утром как раз думала о «хворосте». Если бы я тогда произнесла те слова, она бы мне просто не поверила, и была бы права.