По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2024.
✖
Анечка и конец света. Теория выживания
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Анечка и конец света. Теория выживания
Ольга Колбина
Простые люди, такие же, как мы с вами, живут своей обычной повседневной жизнью, и вдруг в мире что-то быстро и непоправимо меняется. Всё более явно проступают страшные симптомы надвигающейся беды.Как пережить глобальную катастрофу? Как выжить, когда умирают родные и друзья, исчезают любимая работа и бытовой комфорт, а многие ценности больше ничего не стоят? Это и предстоит решать героям книги. Группами и в одиночку пытаются они осмыслить и принять новую жизнь, не теряя человечности и надежды.
Анечка и конец света
Теория выживания
Ольга Колбина
Редактор Тамара Вячеславовна Матвеева
Художник Яков Энгель
Дизайнер обложки Яков Энгель
© Ольга Колбина, 2019
© Яков Энгель, художник, 2019
© Яков Энгель, дизайн обложки, 2019
ISBN 978-5-4496-9677-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
I
– И давно у вас анемия? – с трудом подавил зевок Губкин, с сожалением оторвал взгляд от светло-голубого мартовского неба за окном и посмотрел, наконец, на свою пациентку.
Вопрос поставил в тупик. Какая анемия? Ничего себе анемия!
Всё началось два года назад. После ангины Анечка получила в регистратуре бледную распечатку общего анализа крови. Сверяя, из любви к порядку, цифры лейкоцитов, эритроцитов и прочих «цитов» с нормой, заметила, что гемоглобин выше нормы – 200! Ну и ладно. Немного выше. Но распечатка случайно попалась на глаза её маме, и та сразу всполошилась.
– Ничего себе «немного выше»! 140, 150 – вот это немного выше! Но чтобы 200!? Немедленно к врачу!
Её снова отправили сдавать кровь. На этот раз цифра была ещё больше, 205! По дороге домой Анечка встретила старую знакомую, Зубаткину, врача из детской поликлиники, и не утерпела, пожаловалась на свой гемоглобин. Зубаткина только посмеялась.
– Да конечно, это ошибка, надо пересдать! Вот если б ты была здоровым мужиком с красной рожей, тогда ещё могло бы такое быть.
Здоровым мужиком с красной рожей Анечка не была. Напротив, отличалась бледностью и худобой. В свои неполные тридцать пять выглядела, как подросток – большие серые глаза в пол-лица, ни грамма косметики. Светлые волосы до плеч, зачесанные назад, как правило, удерживал ободок или широкая лента-резинка.
Анализ она пересдала – 195. Участковый терапевт, увидев обе распечатки, отмахнулась, как и коллега-Зубаткина: этого не может быть, ошибка. Через год на работе диспансеризация. На этот раз 225. Пересдала в другой лаборатории – 230. Вот тогда-то Анечка и записалась к гематологу. Губкину.
Около двух часов она томилась у кабинета, прислонившись к стене, от пола до потолка выкрашенной серой масляной краской. Очереди почти не было, ждала приема лишь одна пожилая пара. Дед невозмутимо читал газету, его жена нервно теребила платок, поминутно взглядывая на закрытую дверь. Прошел почти час, прежде чем дедушку пригласили войти, однако тут же высокий моложавый доктор вышел из кабинета и быстрым шагом удалился по бесконечному коридору. Прошло ещё полчаса. Дед с недоумением выглянул из дверей, его жена развела руками. Пронервничав ещё минут пятнадцать, она принялась быстро ходить по коридору из конца в конец. Иногда она заглядывала к своему деду в кабинет, видимо, сообщая – «не идет», и снова убегала в конец коридора, к лестнице. Наконец, Губкин вернулся. Дед был мгновенно отпущен, и вошла Анечка. Очень быстро она поняла, отчего при упоминании фамилии Губкин ехидно заулыбалась девушка в регистратуре и захихикали медсестры, у которых Анечка спрашивала дорогу, разыскивая отделение.
– Молчите! – завопил врач, едва пациентка поздоровалась. – Лишнего не болтать! Отвечать строго на мои вопросы! Будете много болтать – пойдёте в коридор! Вы меня поняли?
Анечка, остолбенев, разложила на столе веер своих распечаток. Молча. Губкин нехотя принялся их перебирать. Думал он явно о чем-то своем, вздыхал и поглядывал в окно. Всё-то ему наскучило… Вот тут-то и прозвучал вопрос.
– И давно у вас анемия?
Молча, как и было велено, она выхватила у Губкина свой «веер» и ткнула пальцем в те цифры, из-за которых она сюда пришла. Какая, в конце концов, анемия? Возможно, бледный вид Анечки и наводил на мысль о пониженном гемоглобине, но ведь написано же – 235! Доктор, наконец, вгляделся в бумаги, его брови удивленно поползли вверх. И как-то сразу он превратился во вполне нормального человека. Теперь стало ясно, что Губкину довольно много лет. Седины в волосах почти не было, и, когда доктор разыгрывал из себя чудака и сноба, казалось, что ему около сорока. Но едва лицо его приобрело сосредоточенно-серьёзное выражение, стали заметны глубокие морщины и круги под глазами. Движения врача стали быстрыми и точными, он враз утратил свою нарочитую медлительность, начал задавать вопросы и внимательно слушать ответы.
В ходе тщательного осмотра и пристрастного допроса Губкин совсем разошёлся. Он выхватывал с полок справочники, лихорадочно листал их и швырял обратно, сверялся с таблицами, подбегал к телефону, звонил коллегам, снова задавал Анечке вопросы. От всего этого ей всё больше становилось не по себе. В конце концов он сел, с прищуром посмотрел пациентке в глаза и с пафосом произнёс:
– Видите ли, это большая удача, что вы ко мне пришли. Высокий процент гемоглобина – это не так уж важно по сравнению с другими странными цифрами, которые я здесь обнаружил, – Губкин потряс распечатками. – Ну что же, чтобы поставить правильный диагноз, мы должны, – длинная пауза, – вскрыть вашу черепную коробку. Хотя гораздо удобнее было бы голову отрезать.
Сумка с колен Анечки шумно грохнулась об пол. Губкин наслаждался произведенным эффектом. Но пациентка уже немного привыкла к выходкам доброго доктора и только слабо улыбнулась.
– Есть другой вариант: сделаем небольшую операцию, вскроем бедро, возьмем анализ костного мозга.
Понимая, что шутки, скорее всего, уже заканчиваются, Анечка испуганно замотала головой.
– Не хотите? Ну ладно. Тогда можно анализ крови сдать особый. Только в одной лаборатории в городе берут. Дорогой, правда, очень. И результат не гарантирует. Но попробовать можно, – и Губкин назвал сумму, которую Анечка как раз отложила на зимние сапоги.
Когда доктор начал суетиться вокруг неё, она сразу поняла, что дело плохо. Пока Губкин совещался с коллегами и рылся в книжках, она прикинула, кому отдаст шубу, какую бы фотографию на памятник выбрать, да, и надо ещё все старые вещи из шкафа выбросить, чтобы родным не пришлось потом этим заниматься. Думать о детях она себе пока запретила. Ну что же, сапоги, видимо, уже не понадобятся, решила Анечка и согласилась на дорогой анализ. Губкин с радостью схватил телефон.
– Сейчас, договорюсь с профессором. Петрович! – заорал он в трубку. – Приветствую! Я к тебе девушку пришлю, анализ PR твоя лаборатория сделает? Знаю, что дорого, она не против. На этой неделе? Ну, будь здоров! – и подмигнул пациентке.
Доктор выписал бумагу для профессора Петровича и ещё десяток направлений на разные обследования. Анечка встала. Голова кружилась, перед глазами стоял туман. Трясущимися руками она собрала бумаги и обреченно поплелась к двери.
– Не торопитесь с обследованиями, постепенно все сдавайте, это не к спеху. Скоро я в отпуск, так что жду вас месяца через два, – у самых дверей остановил ее врач. У Анечки, которая ещё минуту назад собиралась жить никак не более двух недель, подкосились ноги, она решила, что ослышалась.
– Через… сколько?
– Через два месяца. Вашему здоровью ничего не угрожает, доживёте до старости. Каков бы ни был диагноз, лечения, скорее всего, никакого не потребуется. Вы хорошо себя чувствуете? – Губкин наконец-то заметил полуобморочное Анечкино состояние. – Не волнуйтесь, у вас всё в порядке, куда лучше, чем у нас всех. Но надо выяснить, что же это такое.
– До свидания, – только и смогла сказать Анечка, покидая кабинет. На свежем воздухе она начала понемногу приходить в себя. «Если я доживу до старости, тогда может лучше сапоги?» – думала она, шлепая по месиву грязного весеннего снега и, конечно, не могла себе представить, что совсем скоро сможет пойти в магазин и выбрать себе самые дорогие сапоги. Три пары. Или пять.
II
Повышенная тревожность – это «индивидуальная психологическая особенность, заключающаяся в повышенной склонности испытывать беспокойство в самых различных жизненных ситуациях, в том числе и в таких, которые к этому не предрасполагают». Так написано в психологическом словаре, который Анечка любила полистать, когда совершенно нечего было почитать. Повышенная тревожность была ей хорошо знакома. А скорее, была образом её жизни.
Анечка всегда чего-то боялась, с самого детства. Если верить тому же словарю, «тревожность не связана с какой-либо определённой ситуацией и проявляется почти всегда. Это состояние сопутствует человеку в любом виде деятельности». Чистая правда. Анечка хорошо помнила, как совсем маленькой не могла вечерами уснуть: боялась наводнения. А всё потому, что наслушалась рассказов соседки о событиях её молодости. Анечка представляла себе бурный поток воды, несущийся по улицам, вода поднималась всё выше, начинала литься в окна… Потом, насмотревшись на горящий в соседнем дворе сарай, она стала бояться пожара, и это продолжалось недели две. А потом, под впечатлением от фильма «Горячий снег», начала бояться войны. А вдруг завтра начнется война, – засыпая, боялась шестилетняя Анечка.
Список страхов можно было продолжать и продолжать. Анечка всерьез боялась авиакатастрофы, столкновения поездов на переезде неподалеку от дома, землетрясения, схода лавины и даже извержения вулкана, хотя никаких гор, а тем более вулканов, там, где жила Анечка, не было. Но страх складывался примерно так: а вдруг я поднимусь на вулкан, окажусь в кратере, а в этот момент и начнется извержение! Во взрослой жизни были свои страхи, менее экзотические. Например, утечка газа в квартире. Или взрыв газового баллона на даче. Или короткое замыкание в электропроводке ночью, когда все спят. Или вдруг ночью потечёт кран и затопит соседей снизу. Это было не менее страшно, чем пожар и наводнение, вместе взятые, ведь весь подъезд знал, сколь страшна в гневе соседка снизу Нина Гафуровна. Не зря соседи между собой прозвали её Фурией. Но особенно боялась Анечка за своих близких. Страшно, когда болели дети. Страшно, когда сотовый кого-то из своих вне зоны доступа. Когда дети плавали в озере, Анечке было страшно до того самого момента, пока они не выходили на берег, несмотря на то, что плаванием они занимались с малолетства. Когда вся семья ночевала на даче, а она по каким-то причинам оставалась дома, в голову лезли самые разные страхи: а вдруг у печки забудут открыть заслонку и все угорят? А вдруг забудут закрыть колодец, и кто-то споткнется и упадет туда? Или от порыва ветра оборвутся высоковольтные провода, висящие над домиком. И много разных других глупостей. От подруги-психолога Анечка, конечно, знала, что повышенная тревожность – это диагноз, который требует лечения, но предпочитала верить своему словарю по психологии, где ясно написано: «Тревога и беспокойство представляют собой неотъемлемые компоненты нормальной жизни». К тому же, наблюдая за своими знакомыми, она очень рано поняла, что она такая не одна, и случай её далеко не самый тяжёлый. Например, однажды вернувшись с обеденного перерыва, она застала свою коллегу Марину Эдуардовну, женщину очень умную и организованную, в истерике и слезах.
– Что случилось? – Анечка готова была услышать что-то ужасное.
– Проводила мужа, обеих дочек с зятьями. И внуки с ними. На озёра поехали, на рыбалку. На нашей газели. Все в одной машине! Все, кого я люблю, все, кто у меня есть, – захлёбывалась Марина, – в одной машине, а ехать 200 км! А на дороге всякое бывает! Сколько вокруг аварий! Вдруг что! Я не переживу!
– Но ничего же не случилось?
– А вдруг! – и Марина Эдуардовна зарыдала пуще прежнего.
Анечка боялась всего по очереди. Но большинство её знакомых всё же боялись чего-то одного, зато всю жизнь. «Когда же человек боится чего-то конкретного, мы говорим о проявлении страха. Например, страх темноты, страх высоты, страх замкнутого пространства». Чего стоят фобии взрослых, успешных людей! Марку скоро пятьдесят. Начальник мужа.
Как-то всей компанией они поехали на лифте на смотровую площадку, открытую на крыше высотки. Все веселились, осматривали город. С высоты птичьего полета, а точнее с высоты 52-го этажа, он был похож на картонный макет будущей застройки. И вдруг заметили, что Марк сидит на полу бледный и весь в поту. Вцепился в скамейку и смотрит безумными глазами. Оторвали от скамейки, свезли его вниз. Зачем поднимался? Говорит, не хотел от компании отрываться, а последний приступ страха давно был, и под хорошее настроение он решил, что больше страх не вернется.
Ольга Колбина
Простые люди, такие же, как мы с вами, живут своей обычной повседневной жизнью, и вдруг в мире что-то быстро и непоправимо меняется. Всё более явно проступают страшные симптомы надвигающейся беды.Как пережить глобальную катастрофу? Как выжить, когда умирают родные и друзья, исчезают любимая работа и бытовой комфорт, а многие ценности больше ничего не стоят? Это и предстоит решать героям книги. Группами и в одиночку пытаются они осмыслить и принять новую жизнь, не теряя человечности и надежды.
Анечка и конец света
Теория выживания
Ольга Колбина
Редактор Тамара Вячеславовна Матвеева
Художник Яков Энгель
Дизайнер обложки Яков Энгель
© Ольга Колбина, 2019
© Яков Энгель, художник, 2019
© Яков Энгель, дизайн обложки, 2019
ISBN 978-5-4496-9677-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
I
– И давно у вас анемия? – с трудом подавил зевок Губкин, с сожалением оторвал взгляд от светло-голубого мартовского неба за окном и посмотрел, наконец, на свою пациентку.
Вопрос поставил в тупик. Какая анемия? Ничего себе анемия!
Всё началось два года назад. После ангины Анечка получила в регистратуре бледную распечатку общего анализа крови. Сверяя, из любви к порядку, цифры лейкоцитов, эритроцитов и прочих «цитов» с нормой, заметила, что гемоглобин выше нормы – 200! Ну и ладно. Немного выше. Но распечатка случайно попалась на глаза её маме, и та сразу всполошилась.
– Ничего себе «немного выше»! 140, 150 – вот это немного выше! Но чтобы 200!? Немедленно к врачу!
Её снова отправили сдавать кровь. На этот раз цифра была ещё больше, 205! По дороге домой Анечка встретила старую знакомую, Зубаткину, врача из детской поликлиники, и не утерпела, пожаловалась на свой гемоглобин. Зубаткина только посмеялась.
– Да конечно, это ошибка, надо пересдать! Вот если б ты была здоровым мужиком с красной рожей, тогда ещё могло бы такое быть.
Здоровым мужиком с красной рожей Анечка не была. Напротив, отличалась бледностью и худобой. В свои неполные тридцать пять выглядела, как подросток – большие серые глаза в пол-лица, ни грамма косметики. Светлые волосы до плеч, зачесанные назад, как правило, удерживал ободок или широкая лента-резинка.
Анализ она пересдала – 195. Участковый терапевт, увидев обе распечатки, отмахнулась, как и коллега-Зубаткина: этого не может быть, ошибка. Через год на работе диспансеризация. На этот раз 225. Пересдала в другой лаборатории – 230. Вот тогда-то Анечка и записалась к гематологу. Губкину.
Около двух часов она томилась у кабинета, прислонившись к стене, от пола до потолка выкрашенной серой масляной краской. Очереди почти не было, ждала приема лишь одна пожилая пара. Дед невозмутимо читал газету, его жена нервно теребила платок, поминутно взглядывая на закрытую дверь. Прошел почти час, прежде чем дедушку пригласили войти, однако тут же высокий моложавый доктор вышел из кабинета и быстрым шагом удалился по бесконечному коридору. Прошло ещё полчаса. Дед с недоумением выглянул из дверей, его жена развела руками. Пронервничав ещё минут пятнадцать, она принялась быстро ходить по коридору из конца в конец. Иногда она заглядывала к своему деду в кабинет, видимо, сообщая – «не идет», и снова убегала в конец коридора, к лестнице. Наконец, Губкин вернулся. Дед был мгновенно отпущен, и вошла Анечка. Очень быстро она поняла, отчего при упоминании фамилии Губкин ехидно заулыбалась девушка в регистратуре и захихикали медсестры, у которых Анечка спрашивала дорогу, разыскивая отделение.
– Молчите! – завопил врач, едва пациентка поздоровалась. – Лишнего не болтать! Отвечать строго на мои вопросы! Будете много болтать – пойдёте в коридор! Вы меня поняли?
Анечка, остолбенев, разложила на столе веер своих распечаток. Молча. Губкин нехотя принялся их перебирать. Думал он явно о чем-то своем, вздыхал и поглядывал в окно. Всё-то ему наскучило… Вот тут-то и прозвучал вопрос.
– И давно у вас анемия?
Молча, как и было велено, она выхватила у Губкина свой «веер» и ткнула пальцем в те цифры, из-за которых она сюда пришла. Какая, в конце концов, анемия? Возможно, бледный вид Анечки и наводил на мысль о пониженном гемоглобине, но ведь написано же – 235! Доктор, наконец, вгляделся в бумаги, его брови удивленно поползли вверх. И как-то сразу он превратился во вполне нормального человека. Теперь стало ясно, что Губкину довольно много лет. Седины в волосах почти не было, и, когда доктор разыгрывал из себя чудака и сноба, казалось, что ему около сорока. Но едва лицо его приобрело сосредоточенно-серьёзное выражение, стали заметны глубокие морщины и круги под глазами. Движения врача стали быстрыми и точными, он враз утратил свою нарочитую медлительность, начал задавать вопросы и внимательно слушать ответы.
В ходе тщательного осмотра и пристрастного допроса Губкин совсем разошёлся. Он выхватывал с полок справочники, лихорадочно листал их и швырял обратно, сверялся с таблицами, подбегал к телефону, звонил коллегам, снова задавал Анечке вопросы. От всего этого ей всё больше становилось не по себе. В конце концов он сел, с прищуром посмотрел пациентке в глаза и с пафосом произнёс:
– Видите ли, это большая удача, что вы ко мне пришли. Высокий процент гемоглобина – это не так уж важно по сравнению с другими странными цифрами, которые я здесь обнаружил, – Губкин потряс распечатками. – Ну что же, чтобы поставить правильный диагноз, мы должны, – длинная пауза, – вскрыть вашу черепную коробку. Хотя гораздо удобнее было бы голову отрезать.
Сумка с колен Анечки шумно грохнулась об пол. Губкин наслаждался произведенным эффектом. Но пациентка уже немного привыкла к выходкам доброго доктора и только слабо улыбнулась.
– Есть другой вариант: сделаем небольшую операцию, вскроем бедро, возьмем анализ костного мозга.
Понимая, что шутки, скорее всего, уже заканчиваются, Анечка испуганно замотала головой.
– Не хотите? Ну ладно. Тогда можно анализ крови сдать особый. Только в одной лаборатории в городе берут. Дорогой, правда, очень. И результат не гарантирует. Но попробовать можно, – и Губкин назвал сумму, которую Анечка как раз отложила на зимние сапоги.
Когда доктор начал суетиться вокруг неё, она сразу поняла, что дело плохо. Пока Губкин совещался с коллегами и рылся в книжках, она прикинула, кому отдаст шубу, какую бы фотографию на памятник выбрать, да, и надо ещё все старые вещи из шкафа выбросить, чтобы родным не пришлось потом этим заниматься. Думать о детях она себе пока запретила. Ну что же, сапоги, видимо, уже не понадобятся, решила Анечка и согласилась на дорогой анализ. Губкин с радостью схватил телефон.
– Сейчас, договорюсь с профессором. Петрович! – заорал он в трубку. – Приветствую! Я к тебе девушку пришлю, анализ PR твоя лаборатория сделает? Знаю, что дорого, она не против. На этой неделе? Ну, будь здоров! – и подмигнул пациентке.
Доктор выписал бумагу для профессора Петровича и ещё десяток направлений на разные обследования. Анечка встала. Голова кружилась, перед глазами стоял туман. Трясущимися руками она собрала бумаги и обреченно поплелась к двери.
– Не торопитесь с обследованиями, постепенно все сдавайте, это не к спеху. Скоро я в отпуск, так что жду вас месяца через два, – у самых дверей остановил ее врач. У Анечки, которая ещё минуту назад собиралась жить никак не более двух недель, подкосились ноги, она решила, что ослышалась.
– Через… сколько?
– Через два месяца. Вашему здоровью ничего не угрожает, доживёте до старости. Каков бы ни был диагноз, лечения, скорее всего, никакого не потребуется. Вы хорошо себя чувствуете? – Губкин наконец-то заметил полуобморочное Анечкино состояние. – Не волнуйтесь, у вас всё в порядке, куда лучше, чем у нас всех. Но надо выяснить, что же это такое.
– До свидания, – только и смогла сказать Анечка, покидая кабинет. На свежем воздухе она начала понемногу приходить в себя. «Если я доживу до старости, тогда может лучше сапоги?» – думала она, шлепая по месиву грязного весеннего снега и, конечно, не могла себе представить, что совсем скоро сможет пойти в магазин и выбрать себе самые дорогие сапоги. Три пары. Или пять.
II
Повышенная тревожность – это «индивидуальная психологическая особенность, заключающаяся в повышенной склонности испытывать беспокойство в самых различных жизненных ситуациях, в том числе и в таких, которые к этому не предрасполагают». Так написано в психологическом словаре, который Анечка любила полистать, когда совершенно нечего было почитать. Повышенная тревожность была ей хорошо знакома. А скорее, была образом её жизни.
Анечка всегда чего-то боялась, с самого детства. Если верить тому же словарю, «тревожность не связана с какой-либо определённой ситуацией и проявляется почти всегда. Это состояние сопутствует человеку в любом виде деятельности». Чистая правда. Анечка хорошо помнила, как совсем маленькой не могла вечерами уснуть: боялась наводнения. А всё потому, что наслушалась рассказов соседки о событиях её молодости. Анечка представляла себе бурный поток воды, несущийся по улицам, вода поднималась всё выше, начинала литься в окна… Потом, насмотревшись на горящий в соседнем дворе сарай, она стала бояться пожара, и это продолжалось недели две. А потом, под впечатлением от фильма «Горячий снег», начала бояться войны. А вдруг завтра начнется война, – засыпая, боялась шестилетняя Анечка.
Список страхов можно было продолжать и продолжать. Анечка всерьез боялась авиакатастрофы, столкновения поездов на переезде неподалеку от дома, землетрясения, схода лавины и даже извержения вулкана, хотя никаких гор, а тем более вулканов, там, где жила Анечка, не было. Но страх складывался примерно так: а вдруг я поднимусь на вулкан, окажусь в кратере, а в этот момент и начнется извержение! Во взрослой жизни были свои страхи, менее экзотические. Например, утечка газа в квартире. Или взрыв газового баллона на даче. Или короткое замыкание в электропроводке ночью, когда все спят. Или вдруг ночью потечёт кран и затопит соседей снизу. Это было не менее страшно, чем пожар и наводнение, вместе взятые, ведь весь подъезд знал, сколь страшна в гневе соседка снизу Нина Гафуровна. Не зря соседи между собой прозвали её Фурией. Но особенно боялась Анечка за своих близких. Страшно, когда болели дети. Страшно, когда сотовый кого-то из своих вне зоны доступа. Когда дети плавали в озере, Анечке было страшно до того самого момента, пока они не выходили на берег, несмотря на то, что плаванием они занимались с малолетства. Когда вся семья ночевала на даче, а она по каким-то причинам оставалась дома, в голову лезли самые разные страхи: а вдруг у печки забудут открыть заслонку и все угорят? А вдруг забудут закрыть колодец, и кто-то споткнется и упадет туда? Или от порыва ветра оборвутся высоковольтные провода, висящие над домиком. И много разных других глупостей. От подруги-психолога Анечка, конечно, знала, что повышенная тревожность – это диагноз, который требует лечения, но предпочитала верить своему словарю по психологии, где ясно написано: «Тревога и беспокойство представляют собой неотъемлемые компоненты нормальной жизни». К тому же, наблюдая за своими знакомыми, она очень рано поняла, что она такая не одна, и случай её далеко не самый тяжёлый. Например, однажды вернувшись с обеденного перерыва, она застала свою коллегу Марину Эдуардовну, женщину очень умную и организованную, в истерике и слезах.
– Что случилось? – Анечка готова была услышать что-то ужасное.
– Проводила мужа, обеих дочек с зятьями. И внуки с ними. На озёра поехали, на рыбалку. На нашей газели. Все в одной машине! Все, кого я люблю, все, кто у меня есть, – захлёбывалась Марина, – в одной машине, а ехать 200 км! А на дороге всякое бывает! Сколько вокруг аварий! Вдруг что! Я не переживу!
– Но ничего же не случилось?
– А вдруг! – и Марина Эдуардовна зарыдала пуще прежнего.
Анечка боялась всего по очереди. Но большинство её знакомых всё же боялись чего-то одного, зато всю жизнь. «Когда же человек боится чего-то конкретного, мы говорим о проявлении страха. Например, страх темноты, страх высоты, страх замкнутого пространства». Чего стоят фобии взрослых, успешных людей! Марку скоро пятьдесят. Начальник мужа.
Как-то всей компанией они поехали на лифте на смотровую площадку, открытую на крыше высотки. Все веселились, осматривали город. С высоты птичьего полета, а точнее с высоты 52-го этажа, он был похож на картонный макет будущей застройки. И вдруг заметили, что Марк сидит на полу бледный и весь в поту. Вцепился в скамейку и смотрит безумными глазами. Оторвали от скамейки, свезли его вниз. Зачем поднимался? Говорит, не хотел от компании отрываться, а последний приступ страха давно был, и под хорошее настроение он решил, что больше страх не вернется.
Последний отзыв
книга нужная