#После Огня

Томас знал, что без воды протянет в лучшем случае еще сутки. И это будет мучительное время страшной агонии.

Медальон озабоченно вибрировал на груди, покрытой синяками и ссадинами.

«Знаю, парень, мы с тобой не жильцы, – обратился Томас к нему. – Но мы ведь неплохо полетали, да? Пора и честь знать».

Но медальон продолжал дрожать, поскрипывая в сильном возбуждении. Томас попытался поднять руку и дотянуться до него; получилось это только с третьей попытки. Но и в ладони деревянный амулет не успокоился. Он словно пытался высказать свое возмущение, несогласие с покорной обреченностью, которой подчинился Крылатый. Сам того не понимая, Томас подпитывался силой медальона. Жажда чуть ослабла, боль затаилась в тяжелом затылке и притихла.

Томас ощутил, что еще может ползти. Он не знал, куда, зачем и стоит ли борьба мучений. Но медальон требовал действий. А Крылатый привык исполнять его волю.

– Значит, будем ползти, да, парень? – прохрипел Томас, скатываясь со склона песчаного холма, который мог стать его могилой, но не стал.

Он полз всю ночь. Солнечный жар сменился ночным морозцем. Остывающий песок вначале приятно холодил обожженное тело Крылатого, но через пару часов Томас закоченел. Надо было двигаться. Не ведая, в каком направлении, он просто полз, выбрасывая руки вперед и подтягивая тело. Так, раз за разом, часы подряд. Медальон больше не дрожал, тот словно потерял свою мощь, отдав Томасу все, что было накоплено в нем.

Когда Томас замерз так, что у него уже зуб на зуб не попадал, а избитое тело покрылось легкой хрустящей корочкой, Крылатый решил, что это, наверное, и есть конец. Подтянувшись в последний раз, он расслабленно затих на ледяном песке. Ветер легонько теребил его растрепанные волосы. Так нравилось делать Анабель, когда, просыпаясь на рассвете, она хотела его разбудить.

Томаса клонило в сон. Тело уже не трясло от холода, наоборот, оно стало теплым и легким, почти невесомым. Он закрыл глаза в предвкушении, что сейчас увидит Анабель, та склонится к нему, протянет руки, помогая встать. И они не спеша пойдут к самому горизонту.

Через сомкнутые веки Крылатый увидел мерцание огня неподалеку.

«Это Анабель», – решил Томас. Несет факел, чтобы не пройти мимо него в ночи.

Ветер принес звуки незнакомой гортанной речи. И шорох приближающихся шагов. Слишком тяжелых для женщины. Шли несколько людей. Они несли в руках факелы и говорили что-то на своем птичьем языке.

Вот незнакомцы подошли совсем близко, вот они заметили его. Сгрудились над ним, как падальщики.

«Наверное, решили, что я мертв. И разорвут меня, как мертвого, на кусочки», – равнодушно подумал Томас. Ему было все равно. Он ждал Анабель. Она должна увести его к горизонту.

Люди продолжали что-то возбужденно говорить, один из них перевернул Томаса на спину, поддел чем-то длинным его медальон. Воцарилась тишина.

Потом Томас почувствовал, как его поднимают на руки. Боль снова начала свой путь по телу. Анабель не приходила.

Пять человек несли его через пустыню, настороженно перешептываясь. Луна проводила небольшой отряд равнодушным взглядом и скрылась за облаками.

* * *

От книжицы в кожаной обложке исходил теплый запах мужского тела и каких-то специй. Алиса не решилась листать ее, слишком личной казалась эта вещь, абсолютно не вписывающейся в строгий образ Вожака. Углы книжки обтерлись, словно ее постоянно трогали, гладили и листали. На первой странице – Алисе пришлось аккуратно раскрыть скрипящую обложку, чтобы достать карту, – стройным почерком было выведено: «Взлетая высоко, помни о тех, кто ждет тебя внизу. А.».

Алиса никогда не слышала, что у Вожака был кто-то близкий, очень важный, способный написать подобное. В Братстве было принято обсуждать любовные похождения Крылатых, обращая внимание на пикантные подробности, и подтрунивать над особо отличившимися. Но прошлое Томаса всегда оставалось тайной. Поговаривали, что дом Вожака когда-то принадлежал другой Крылатой, что Томас жил с ней много лет назад, а потом… Чем закончилась эта история о Вожаке, не знал никто. А любые сплетники умолкали при виде его отшлифованного полевыми бурями сурового лица.

Не меньшей загадкой была и карта. На помятом листке Вестник нарисовал извилистый путь от Города к горному ущелью, где прятался оазис. Алиса долго вглядывалась в неровные штрихи, непонятные надписи под ними, в странные волнистые линии по углам. И наконец смогла разобрать обозначение пылевой косы, на которой она сейчас стояла.

Крылья мирно спали у нее за спиной. Впереди расстилалась песчаная гладь пустыни. Она смогла бы долететь до скал, отмеченных на карте острыми треугольниками, за один, максимум за два дня, но Крылатая не могла даже представить, сколько понадобится времени, чтобы дойти туда. Только выбора не оставалось. Алиса решительно встала и начала свой пеший путь.

Лис спал у нее за пазухой, устроившись в старой вязаной муфточке. Ритм шагов убаюкал его, а тепло, сохраняемое плотной курткой, напоминало о сумраке самой надежной лисьей норы. Лис чувствовал, что человеческого детеныша ведет особый путь, один из тех, что бывали только в сказках. Но это не пугало зверька, наоборот, он чувствовал приятное возбуждение: так ожидаешь начала увлекательного приключения. Спокойная жизнь в норе никогда не была ему по духу. И лису, не способному наслаждаться счастьем жизни в кругу родни, помогло несчастье – серый Вихрь. Лис дремал, прислушиваясь к шороху песка под ногами человеческого детеныша. И чуял в этих звуках предвестие больших событий.

Серая от золы пустыня тянулась с востока на запад рваным полукругом. Как мать тянет руки к своему затихшему ребенку, которого лишила жизни лихорадка, так и песчаная коса будто старалась обнять высохшее море и защитить его от безжалостного солнца.

Алисе надо было пройти как можно большее расстояние по этим пескам, а потом отыскать место, где получится отдохнуть, чтобы на следующее утро продолжить путь и снова пройти как можно больше.

«Замкнутый круг, воробушек?» – мелькнуло у нее в голове.

Так, посмеиваясь над ее страхом, Лин готовил Алису к началу испытаний. К тому времени у него за плечами уже был крылатый год, он постоянно летал и казался ей умудренным опытом Братом, знающим мир за Чертой.

По сути это было правдой. Лин не хватал звезд с неба, но он был ловок и смел, исполнял приказы, защищая Город. Он был хорошим Крылатым. И хорошим другом.

Он рассказал ей честно и открыто обо всем, что помнил о трансформации. О неизбежном отклике тела на происходящее внутри; о жутком страхе, о слезах и криках в комнатах лазарета; о первом падении, о вероятности так и не встать на крыло.

Но Лин говорил и об ощущении счастья, которое дарит полет, необъяснимом единении с медальоном, дружеском плече в Братстве, важности дела Крылатых.

Он говорил о том, что первая ступень возрождения почти завершена, – Город обеспечивает себя пищей и защитой. А значит, скоро придет час поиска земли, места, где люди смогли бы жить, не борясь мучительно за то, чтобы выжить.

– Вторая ступень, – говорил он Алисе, и голос его звенел. – Городу нужны крылья, всем живущим нужна наша отвага, воробушек. Замкнутый круг выходит, я знаю. Но поверь, даже самый жуткий страх падения стоит сладости полета.

Лин. Смешливый балбес Лин. Решительный крылатый воин Лин. Страстный и трепетный мужчина Лин.

Алиса не успела разобраться, что же она думает о ночи, случившейся с ними. Слишком многое свалилось на нее после этого. Но в глубине души она знала, что с другом детства их соединяют непреложная близость, единство предначертанного им будущего. И эта спокойная уверенность помогала ей бороться с песком, болью и страхом, давала силы идти вперед, чтобы вернуться. Поцеловать Лина в улыбающиеся губы еще раз, чтобы найти ответ на все вопросы.

«Будет ли тебе кого целовать, воробушек?» – назойливо крутилось в голове.

Томас назвал Лина мертвецом, и теперь, преодолев с Вожаком половину пустыни, Алиса знала: он не из тех, кто бросает слова на ветер. И это была еще одна причина ускорить шаг, идти вперед, сколько будет сил в ее измученном теле. Может быть, она успеет вернуться. Может быть, найдет в оазисе спасение от всех бед. Может быть, все еще будет хорошо.

Путь до скал занял у Крылатой четыре бесконечных дня. Солнце нещадно палило, зола и пепел скрипели на зубах. Алиса раскапывала ямки в ложбинах между барханами, песок под пальцами становился бурым, влажным, а после углубление медленно наполняла отдающая гарью подземная вода. Лис отсыпался во внутреннем кармане ее куртки, изредка попискивая и ворочаясь. Лапка почти зажила, отек спал, и на привалах зверек бодро кружил у ног Алисы, забавно тряся головой с большими ушами.

Когда солнце начинало спускаться вниз, Алиса устраивала короткие привалы, грела воду в котелке, чтобы накрошить туда паек. А лис начинал свой танец, скользя по песку. Небывало сосредоточенный и увлеченный, он очерчивал ровные круги широкими взмахами хвоста, ритмично подвывая. Алиса старалась не выказывать интереса, боясь нарушить их хрупкий союз, но тайком, кидая быстрые взгляды, любовалась, как блестят широко раскрытые глаза на его закинутой вверх мордочке.

Если бы мог, зверек рассказал бы ей, что ритуальному танцу маленьких лисят никто не учит. Никто не заставляет их выходить на поверхность, чтобы проводить солнце. Но внутри каждого лисенка-подростка однажды просыпается эхо зова. Кто-то очень далекий затягивает песню, когда начинает смеркаться. И хочется выскочить из норы, понестись на голос того, кто так одинок в песчаной дали, но все, что могут лисы, – это кружиться на песке, надеясь, что безымянный певец почует их, узнает, что он не один.

И лис танцевал. Кружился на тонких лапках, размахивал огненным хвостом и передавал слова ободрения ветру, чтобы тот донес их зовущему.

«Я иду, неназванный, – скулил зверек в небо, запрокидывая голову. – Мой путь начался, и кто знает, может быть, он приведет меня к тебе. Со мной идет человеческий детеныш, но не бойся, поющий. Она не одержима кровью, как весь остальной ее род. Если у тебя сломана лапа, она даже сможет тебя вылечить. Пой нам, далекий. Кто знает, может, впереди нас ждет встреча».

Когда четвертый день был на исходе, над путницей нависли скалы. Радость от их вида придала девушке сил. Можно было сделать привал, отметить скорый полет щедрой порцией похлебки, выпить затхлой воды. А завтра взобраться на ближайшую скалу, чтобы взлететь Крылатой Вестницей.

До оазиса, отмеченного на карте, было уже рукой подать: от него Алису отделял участок пустыни, который она минует за пару дней полета, а дальше – неизвестность, но в первый раз за последние недели Крылатая чувствовала уверенность в успехе вылазки. За те дни, что она двигалась по пыльной косе, ее дорогу мог пересечь охотник или голодный падальщик, но пустыня была безлюдна. Бури проходили стороной, подземная вода заполняла низинные ямки, а солнце временами уходило в облака. Алиса понимала, что одной благосклонностью фортуны дело тут не обошлось. Что-то вело ее вперед. Расчищало путь, скрывало от глаз врага. Что-то манило ее через скалы, а значит, нужно было идти, пока тело не обессилеет.

В голове у Крылатой, как навязчивые песчаные жуки, кружились безумные мысли.

«А что, если оазис есть? Что, если в нем все так, как говорил Вестник? И трава, и вода, и Дерево? Что, если… – Тут Алиса даже остановилась на секунду. – Что, если это Дерево меня зовет? Странной колыбельной мамы, которую та никогда и не пела. Вдруг это оно защищало меня в дороге и отгоняло диких зверей? Вдруг я слышу его, вдруг я… Говорящая?»

Мысли понеслись с бешеной скоростью, перескакивая друг через друга, сталкиваясь и разлетаясь.

«Вот почему Томас выбрал меня! – Приятное тепло бежало по венам вместе с кровью, голова слегка кружилась от немыслимости предположений. – Ну разумеется, в Городе знали, что я Говорящая. Поэтому послали меня с самым опытным Крылатым. Он должен был защитить меня, довести до оазиса, а там я бы все поняла, но Вихрь нарушил планы. Теперь меня ведет само Дерево, зовет к себе. И я должна идти».

Она прибавила шаг, поднимаясь на первую каменистую гряду. Лис, спавший весь день пути, настороженно поднял уши. Его маленькое сердечко почему-то забилось взволнованно, шерсть на холке приподнялась. Рядом была опасность. Кто-то прятался в тени скал. Кто-то наблюдал за ними, скрываясь в вечерних сумерках. Лис заскулил, засучил лапками, царапая кожу Алисы через ткань.

Девушка вынула зверька из-за пазухи и опустила его на землю.

– Ну чего ты, Чарли? – Она не раздумывая назвала лиса в честь старой игрушки, и он уже отзывался на это имя, умильно щуря глаза. – Буквально час, и сделаем привал. А завтра полетим! На крыльях, слышишь? Потерпи еще немного…