Погребенные. Легенда о Маат

– Ты можешь заткнуться? – рыкнула Маат, глядя на меня исподлобья так, словно уже готовилась вгрызться зубами мне в шею. – Я пытаюсь сосредоточиться.

Я откинулся на стену, скрестил руки на груди и закатил глаза.

– Ты неправильно стоишь.

Её глаза расширились и округлились. Она была готова убить меня, поэтому не могла взять свои силы под контроль, но ногами пользовалась умело. Со всей дури пнув меня пяткой по колену, Маат вылетела за двери.

Я не умела себя контролировать. Не могла ничего сделать с тем, какую разруху оставляла в сокровенных, дорогих его сердцу воспоминаниях. Я видела и чувствовала, как он боролся, но в этот момент моя боль и злость были сильнее.

Тень улыбки преобразила её скучающее от нудного чтива лицо, когда она повернула голову и посмотрела на Акера. Я кашлянул в кулак, остро нуждаясь в том, чтобы отвлечь её внимание от этой груды красующихся мускулов, но ничто не могло остановить Маат.

– Он такой взрослый, – закусив губу, прошептала она, вцепившись в него взглядом. – Анукет, правда, он красивый?

Анукет подавилась кончиком длинной косички, которую всегда держала во рту, когда слишком сильно чем-то увлекалась. В отличие от Маат, парни её мало заботили. Анукет мечтала о мире людей, поэтому много училась и постоянно пропадала в своих мыслях, пока я и Маат отвечали за беспорядок во всём дворце.

– Ага, – удостоив Акера секундным взглядом, ответила Анукет. – Только тупой как камень. – Она постучала кулаком по скамейке, на которой мы все сидели и вот уже какое тысячелетие читали в наказание за то, что сожгли её служанке волосы.

Сжёг я. Точнее, Маат заставила меня, а Анукет, как обычно, просто стояла рядом.

Внутренний двор напоминал огромный колодец, на самом дне которого мы и сидели, а над нашими головами от одних дворцовых стен к другим тянулись многочисленные мостики. Прислужники редко сюда забредали. Популяция пауков и змей разрасталась так стремительно, что даже Анукет привыкла к соседству с ними и перестала кричать каждый раз, когда что-нибудь выползало составить нам компанию. Одним словом, скверное место, созданное специально для того, чтобы нагонять тоску и отбивать тягу к жизни.

Акер стоял на ближайшем к нам мосту. Он всегда возвращался с тренировок в свои покои этой дорогой. Только спустя много лун я узнал, что Маат специально подбирала момент для своих шалостей, а наказание всегда совпадало со временем, когда Акер проходил именно в этом месте. Он был старше нас и, как и Анукет, планировал нести службу в мире людей, но уже трижды не прошёл отбор.

– Он не тупой, – возразила Маат, не переставая следить за Акером, с печальным видом разглядывавшим небо. Скорее всего, он потерпел очередное поражение при отборе. – Просто он создан для Дуата. Анубису не хватает рук, а вы все так тянетесь в мир людей, словно там что-то есть.

– Я не тянусь, – пытаясь привлечь её внимание, сказал я, и она улыбнулась, всего на секунду удостоив меня взглядом.

Я и правда никогда не хотел покидать Дуат. Моё главное стремление – быть как можно дальше от отца и как можно ближе к Маат, для которой путь в мир людей закрылся навсегда.

– Прекрати, умоляю, – прошептал Габриэль. Его голос смешался с шелестом песка, мерно перекатывающегося по пустыне. Эти земли, земли Дуата, видели зверства и похуже тех, которыми я пытала Габриэля против своей воли. Моя сила желала большего. Ей было мало правды, но боли… её оказалось слишком много.

– Маат, стой. – Я поджидал её за углом с букетом белых кувшинок, но она даже не заметила меня. Просто прошла мимо, слишком торопясь к Акеру. Я знал, что к нему, потому что встретил этого придурка у выхода из северной части дворца, когда бежал к ней.

– О… – Она искренне удивилась и уставилась на меня из-под длинной чёлки, скрывающей глаза, блестящие от предвкушения чего-то неприлично приятного. – Амсет, ты вернулся? Давно?

– Только что, – ответил я и уставился на округлую, заметно увеличившуюся с нашей последней встречи грудь, очень слабо скрываемую платьем. Я тоже подрос и именно по этой причине смотрел туда, куда не следовало, не в силах поднять взгляд выше.

Мы не виделись слишком долго. И слишком сильно изменились за то время, что я провёл в мире людей, обучаясь у своего отца, потому что мой старший брат отказался проходить отбор и принял решение остаться служить в Дуате. Луна сделала тринадцать оборотов вокруг Земли, прежде чем мне позволили ненадолго вернуться. И первой, кого я захотел увидеть, была она: молодая, невероятной красоты девушка, торопящаяся на свидание с другим.

Она рвалась вперёд, словно дикое, загнанное в сети животное, а я удерживал её и сгорал от желания присвоить себе.

– Амсет, поболтаем позже, – пробормотала она, ни капли не соскучившись за это время. – Я очень тороплюсь.

– Куда? – как последний идиот, спросил я, покраснев до кончиков ушей и вспотев в новой шёлковой рубахе.

– Не твоё дело, – устав бороться со мной за свою же руку, Маат сделала что-то такое, от чего я сам отпрыгнул в сторону и позволил ей пройти.

– Прости, Амсет, я правда спешу. Увидимся позже.

– Я не контролирую это, – сквозь слёзы и плотно сомкнутые зубы процедила я, пытаясь оторвать руки от головы Габриэля. Он стоял на коленях, обнимая мои ноги, но я не могла… не могла перестать…

– Ты сейчас расплавишь мой мозг, – зарычал он, но это был не рык злости. Это был рык умирающего животного, пробравший меня до дрожи. – Маат…

Я перестал считать луны после того, как Исида благословила наш с Анукет союз, и мы поселились в собственном дворце, недалеко от земель, которыми правил мой отец. Пройдя отбор и вступив на службу бок о бок с высшими богами, я проводил дни, растянувшиеся в месяцы и годы, помогая людям сохранить их медленно, но верно развивающийся мир.

Под моим чутким руководством и с позволения отца к власти пришла самая могущественная, как её потом прозвали историки, Восемнадцатая династия фараонов, и земли Египта расширились от пятого порога Нила на юге до Евфрата на севере.

Анукет провалила два отбора и готовилась к третьему. Так, в перерывах между работой и её обучением, уже много лет спустя после заключения брака, мы поняли, что полюбили друг друга. Она стала моим лучшим другом, поэтому, когда она не прошла отбор в третий раз, на заре Восемнадцатой династии фараонов, спустя почти семьсот лет по солнечному календарю, я вернулся в Дуат вместе с ней.

Не только время, но и жизнь текла здесь совсем иначе. Смертные представляли Дуат как страшное, скверное место, но в сравнении с миром живых на этих землях царствовали тишина и умиротворение. Никаких тревог и лишней суеты: лишь ты и смерть. Пугающее, но – если привыкнуть – потрясающее единение.

Всё здесь шло своим чередом, застыло в своей безмятежности. Всё, но не я. Я изменился достаточно сильно для того, чтобы не думать о Маат, не искать с ней встреч.

Проходя по мостику, на который мы всегда смотрели в детстве, отбывая наказание за очередную провинность, я обдумывал то, что мы обсудили с Анубисом, и спешил к своей жене. Нам с Анукет было хорошо вместе. Мы выросли бок о бок и в какой-то степени взрастили друг друга. Но у моей любви к ней не было определённой причины. Вероятно, именно это люди и называли истинной, настоящей любовью.

А потом я посмотрел вниз – и замер.

Я не сразу её узнал. С нашей последней встречи Маат сильно изменилась: стала выше и шире в нужных местах. Она лежала на каменной скамейке, закинув ногу на ногу, а чёрные, немного вьющиеся волосы рассыпались вокруг её головы подобно жидкому шёлку. Она что-то читала, но я понял это не по свитку. Её аккуратный прямой нос всегда морщился, когда она была особенно сильно увлечена чтением.

– Не верю своим глазам! – вдруг вскрикнула она, и я вздрогнул, засмотревшись на её волосы. – Амсет!

Я стоял на том самом мостике, а она смотрела на меня так, как я всегда мечтал в детстве: восторженно, воодушевлённо.

– Я сейчас спущусь, – ответил я.

– Не надо, – Маат махнула рукой, – я сама.

Она вскочила на ноги и вытянулась во весь рост. И это стало одновременно худшим и лучшим моментом моей жизни. Красная воздушная ткань облегала стройное тело, подчёркивая изгибы. Пояс из золотой змеи обхватывал талию чуть ниже выглядывающего наружу пупка. Никогда преж де чужой пупок не казался мне таким недостижимо притягательным.

Когда она поднялась наверх, я уже забыл, куда и зачем шёл. Когда она бросилась на меня с объятиями, словно за последние сотни лет мы не успели стать друг другу совершенно чужими, я забыл, зачем родился.

Она запрыгнула на меня, обвила руками и ногами, и тепло наших тел нашло друг друга. Я вдохнул аромат мёда и корицы и ощутил себя дома.

Из его глаз потекла кровь, но я знала и чувствовала, что вместе с ней текли его слёзы.

– Я зла, – заявила Маат. – Зла, что узнаю о том, что вы вместе, самой последней!

Мы сидели в её новых просторных покоях с видом на врата Тота. Я помнил покои Маат ещё с тех пор, когда мы были детьми: она ютилась в крохотной комнатушке и с постоянно разинутым ртом исследовала мою спальню.

Теперь она жила как настоящая богиня. Мои покои в мире людей в собственном имении и близко не были такими роскошными. Посреди комнаты стояла огромная, способная вместить в себя человек десять, кровать. Чёрный шёлк, расшитый золотом, устилал поверхность. С потолка спадали серые вуали и тщетно пытались прикрыть бардак, царивший на постели.

Балкон захватили растения. Вероятно, что когда-то они были маленькими и смирно сидели по горшкам, но кто-то перестал следить за ними, и они разрослись так, что мне пришлось расчищать место у стола, ломившегося от еды.

– Не могу поверить! – не унималась она.

Смущённо улыбнувшись, Анукет уткнулась носом в моё плечо. Я оставил невесомый поцелуй на её макушке.

– Столько времени прошло, у нас было много дел, прости. Ты должна была узнать об этом первой, – пробормотала Анукет.