Антиваксеры. Книга 1. Грустный праздник

– Что? – переспросила Людмила Сергеевна, ничего не поняв. Олег снова зашевелил губами.

– Кто мой отец? – смог наконец выговорить он.

– Господи, да при чем тут это, – мать замахала на сына окровавленными руками.

– Почему у меня отчество Спиридонович? – медленно и тихо спросил Олег.

Людмила Сергеевна заревела, посчитав, наверное, что сын сошел с ума после взрыва. Но он упрямо и настойчиво смотрел на мать.

– Я не знаю, кто твой отец, – призналась та наконец, – и никогда не знала. А отчество тебе решила дать в честь доктора, который роды принимал. Его Олег Николаевич звали.

Глядя в недоуменные глаза сына мать продолжала сквозь слезы:

– Имя тебе придумала такое, чтобы ни одна девка с тобой связаться не захотела – Спиридон. Ну какая дура за Спиридона замуж выйдет, сам подумай. Да и зачем тебе бабы сучки эти, нужны.

Протяжный сигнал скорой помощи раздавался совсем рядом. Машина медленно продиралась сквозь торопливо расступающуюся толпу. Мать сбивчиво и быстро продолжала говорить.

– Написала же соседке на бумажке – Спиридон Олегович, попросила ее зарегистрировать тебя в ЗАГСе, больше некому было. А она имя с отчеством перепутала дура конченая…

Глаза Олега стали очень ясными и умиротворенными.

– Сука ты, мама, – тихо, но отчетливо сказал он.

– Что? – мать уставилась на сына обезумевшими глазами, подумав, что ослышалась.

– СУКА! – повторил еще более отчетливо Олег и потерял сознание.

Мать встала, шатаясь сделала несколько шагов, и упала на асфальт рядом с сыном. И тут наконец подлетела скорая.

Глава 48. Тайный агент Соловьева

(пятница, 18:00, 18 часов до Дня вакцинации)

Глава в своем кабинете внимательно слушал обстоятельный доклад сидевшего напротив него хранителя местного краеведческого музея Вилена Егоровича Смирнитского, а сам непроизвольно вспоминал события, произошедшие в последнее время в Шахтинске, и предшествующие этому докладу.

Евгений Васильевич Соловьев даже и представить себе не мог, что с началом Пандемии в их тихом провинциальном городке закипят невиданные ранее страсти, а никому не известный пенсионер Иван Иванович Лопатин сколотит партию антиваксеров, и очень быстро превратит ее в реальную политическую силу. Не ожидал этого и сам Иван Иванович, но он моментально сориентировался в сложившейся обстановке и уверенно захватил инициативу. Процент вакцинации в Шахтинске был крайне низким, умами жителей всецело завладели антивластные настроения и антиваксерские бредни, а Андрей Николаевич Бабушкин еще не придумал в то время свою гениальную идею с Зарей коммунизма. Полиция в меру сил пыталась бороться с внезапно возникшей проблемой – организовала наблюдение за партией, внедряла к антиваксерам своих агентов, разгоняла митинги, но переломить ситуацию этими мерами было невозможно. Глава и сам искренне не понимал, как обычные и тихие горожане смогли вмиг превратиться в злобную невежественную массу, не воспринимающую никаких логических доводов и слепо верящую в глупые сказки, придуманные антиваксерами.

Соловьеву нужен был свой доверенный агент в партии, который мог изнутри оценить ситуацию и помочь ему выработать стратегию дальнейших действий. И такой человек нашелся. Хранитель фондов местного краеведческого музея Вилен Егорович Смирнитский, старинный друг покойного отца Соловьева и хороший знакомый самого Евгения Васильевича, с удовольствием принял сделанное ему предложение, вступил в партию антиваксеров и начал действовать.

Тихий и неприметный Вилен Егорович обладал цепким аналитическим умом. Из обрывков фраз и случайных разговоров, услышанных им, он быстро делал верные выводы. Смирнитского никто не воспринимал всерьез, поэтому антиваксеры не стеснялись вести при нем даже самые секретные разговоры. А зря – Вилен Егорович все анализировал, раскладывал по полочкам и сообщал свои выводы Главе. Теперь по крайней мере у Соловьева был надежный источник сведений обо всех событиях, происходящих внутри партии. Хотя изменить обстановку в городе эти сведения конечно же не могли.

Именно Смирнитский при очередной встрече с Андреем Николаевичем, подал под пивко мысль возродить погасшую Зарю коммунизма и использовать ее для агитации горожан. Хотя развил и довел идею до совершенства, конечно, сам Бабушкин, проявив недюжинный талант литератора и организатора. Началась Война, и партия антиваксеров стала стремительно терять завоеванные в городе позиции.

О внезапной размолвке редактора с Главой Смирнитский узнал от самого Андрея Николаевича, попутно выложившего другу и хитрый план полковника Бритвина. Вилен Егорович, конечно, сразу же установил личность секретного агента ФСБ в партии, хотя никому из коллег-антиваксеров этом не сказал. А еще через некоторое время он понял, что его друг всерьез обдумывает вариант инсценировки своего убийства. Вилен Егорович по пьяной лавочке случайно рассказал другу про пистолет, хранящийся в музее, и Бабушкин теперь донимал его просьбами испытать Вальтер.

Евгений Васильевич внимательно выслушал доклады Смирнитского и о плане Бритвина, и о намерении Андрея Николаевича потянуть одеяло на себя, но не воспринял серьезно предупреждение Вилена Егоровича насчет Бабушкина, а посчитал слова редактора сказанными сгоряча, под впечатлением внезапного крушения надежд. Соловьев даже поспорил со своим агентом на коньяк, что выстрелить главный редактор Зари не сможет – ни в себя, ни в кого-то другого, и сам предложил передать Андрею Николаевичу трофейный пистолет, сильно сомневаясь в том, что он вообще стреляет. Но в итоге друзья провели успешные испытания Вальтера, и он перекочевал в квартиру к Бабушкину. Тогда предусмотрительный Евгений Васильевич строго настрого предупредил охрану не пускать главного редактора Зари в здание администрации города (так, на всякий случай).

Пять дней назад, в понедельник, Смирнитский, присутствовавший на страшном суде над Олегом, сообщил Главе, что кандидат для участия в устрашении Бабушкина найден, а сама операция состоится во вторник. Вилен Егорович легко понял это по просьбе Ивана Ивановича выделить на тот день музейный ТТ. А в среду Соловьев получил страшное известие – Андрей Николаевич Бабушкин убит. Евгению Васильевичу поначалу пришла в голову мысль, что убийство было лишь инсценировкой. Но у силовиков личность убитого сомнений не вызывала, поэтому мэр эту мысль сразу отбросил. Ведь том, что вся квартира хитроумного Андрея Николаевича залапана совершенно чужими отпечатками пальцев, до пятницы никто и не подозревал.

Глава, который от Смирнитского знал и о плане ФСБ, и о внедренном в партию сотруднике, решил, что Бабушкин убит в ходе операции устрашения. Но застрелить редактора во время визита мог только агент ФСБ. А приказ на это мог дать лишь один человек – полковник Бритвин. Он же наверняка и организовал проверку в музее во вторник, чтобы не позволить Смирнитскому вынести ТТ. Но зачем Бритвину понадобилось убийство Андрея Николаевича, Глава совершенно не понимал. Полученное в четверг утром письмо счастья наверняка тоже было еще одной уловкой хитроумного начальника управления ФСБ (хотя никаких доказательств этому у Соловьева не было). Становилось совершенно ясно, что Бритвин по какой-то ему одному известной причине хочет сорвать проведение Дня вакцинации. Поэтому Евгений Васильевич и устроил такую выволочку полковнику на совещании в четверг, ведь он искренне подозревал того в организации всей этой заварушки, хотя и не мог сказать об этом прямо.

Вечером в четверг Соловьев срочно вызвал тайного агента на военный совет и показал ему копию письма. Смирнитский внимательно прочитал послание, подумал немного и сказал изумленному мэру, что Андрей Николаевич жив и здоров, его смерть —это инсценировка, а Глава, увы, проиграл их месячной давности спор. Вилен Егорович все понял по знакомым ему фразам в письме, взятым из одного старого и забытого стихотворения, а также по никому не известному псевдониму Л.А.Р. Написать такое послание могли только Иван Иванович или Бабушкин (ну и сам Смирнитский конечно), но никак не сотрудники ФСБ, ничего не знавшие про старинную историю с незадачливым поэтом. А секретаря антиваксеров из списка авторов письма можно было смело исключать – с какой стати ему вызывать огонь на себя?

Глава после вчерашней беседы с Виленом Егоровичем уже раз сто проклял себя, что так легкомысленно отнесся к предупреждению Смирнитского и спровоцировал редактора, которого, как оказалось, он абсолютно не знал, боевым пистолетом. Но зато теперь ошарашенный Евгений Васильевич понимал, что никакого таинственного убийцы и террориста в природе не существует, Бритвин непричастен к событиям, в которых несправедливо подозревался, а всю кашу в городе заварил якобы покойный Бабушкин. Поэтому, когда сегодня на совещании Беккер предложил отменить День вакцинации, Соловьев ответил решительным отказом. А после того, как три полковника придумали идею устроить завтра во время праздника теракт, Глава понял, что силовики хотят его обмануть в каких-то своих им одним известных целях. Он сделал вид, что поверил оборотням в погонах, а сам после их ухода позвонил Вилену Егоровичу, попросил того выяснить личность несчастного «террориста» и расстроить коварные планы полиции и ФСБ. Смирнитский, который в момент звонка ехал в автобусе с небольшой сумкой, сразу догадался, кто станет кандидатом в смертники – из членов партии это наверняка будет многострадальный Олег Кузнецов.

Вилен Егорович совершенно выпустил из вида скромного секретаря антиваксеров, ведь тот целыми днями сидел у себя в келье и никаких активных действий не предпринимал. Смирнитский думал, что Иван Иванович затаился от страха, молясь, чтобы в ФСБ не вычислили его причастность к организации устрашения Бабушкина. Но агент Соловьева очень сильно недооценивал бывшего поэта. Однако тот сам вызвал хранителя музея в штаб и поручил ему отнести Олегу домой какую-то сумку. Вот только Вилен Егорович решил сначала ознакомиться с ее содержимым, а пустующая квартира якобы мертвого друга была для этого идеальным местом.

Исследовав сумку, Смирнитский понял, что секретарь антиваксеров совсем даже не затаился, а наоборот, ведет какую-то свою хитрую игру и скорее всего хочет ликвидировать Кузнецова, как опасного свидетеля, попутно списав на него смерть главного редактора. Увидев в сумке ПМ, Вилен Егорович догадался, что именно этим оружием незадачливый киллер и пугал Бабушкина. А пистолет Иван Иванович похоже забрал после операции у Штыка, и решил с его помощью свалить смерть Андрея Николаевича на несчастного Олега. Но ПМ был охолощен и не мог служить орудием убийства. И это лишь подтверждало умозаключения Смирнитского – его друг жив и где-то прячется.

И тут Вилену Егоровичу внезапно пришла в голову оригинальная мысль – он решил оставить взрывное устройство в квартире Бабушкина и тем самым легализовать смерть друга. Смирнитский понимал, что взрыв должен будет произойти в районе двенадцати часов завтрашнего дня, а особых повреждений прочной кирпичной хрущевке он не нанесет. Но после этого скрывать смерть главного редактора будет уже невозможно. В душе Смирнитский жалел Андрея Николаевича и чувствовал себя виноватым в том, что сам подсунул другу боевое оружие, пусть и с разрешения Соловьева. А Бабушкин, узнав о своей официальной смерти, сможет скрыться и про него все забудут. Пистолет из сумки Ивана Ивановича Вилен Егорович забрал себе – оставлять его в квартире редактора явно не стоило.

Случайно встретив Андрея Николаевича, Смирнитский понял, что его друг пребывает в полнейшей растерянности, однако никуда бежать не собирается, и совершенно не представляет, как расхлебывать заваренную им же самим кашу. Тогда Вилен Егорович рассказал Бабушкину о взрывном устройстве, оставленном в шкафу, и о том, когда примерно оно должно сработать. Друзья попрощались навсегда и Смирнитский побежал дальше. У него впереди была еще куча дел.

Вилен Егорович отдал сумку с газетами Людмиле Сергеевне и поехал на площадь торжеств, чтобы предупредить будущего террориста о коварных планах силовиков. Там он увидел, как Олег получил от подъехавшего полицейского барсетку, в которой наверняка и лежало взрывное устройство. Смирнитский ждал удобного момента, чтобы подойти к Кузнецову и предупредить его, а сам пока сидел на автобусной остановке неподалеку, не привлекая к себе внимания. Но к великому изумлению Вилена Егоровича, Олег самостоятельно и очень изящно выпутался из смертельной ловушки. Непонятно было только одно – от кого он узнал про взрывчатку в барсетке? Не от майора же, который ее сам и привез!

Завершив наконец все дела, Вилен Егорович приехал к Главе и докладывал сейчас ему о произошедших сегодня событиях. Смирнитский ничего не знал лишь про задумку антиваксеров с флагом, но про нее знали только два человека в городе – Иван Иванович и Троцкий.

А Соловьев, со все возрастающим изумлением слушая обстоятельный доклад своего тайного агента, только теперь окончательно понял, насколько верной и удачной была его идея внедрить в партию антиваксеров милейшего и неприметного пенсионера Вилена Егоровича Смирнитского.

Глава 49. Моя свинья

(суббота, 15:00, после Дня вакцинации)

В кабинете Главы понуро сидели члены Оперативного межведомственного штаба по обеспечению безопасного проведения Дня вакцинации. Председатель штаба, старший советник юстиции Беккер обстоятельно докладывал о событиях сегодняшнего утра. Соловьев внимательно слушал, хотя сам знал гораздо больше, чем сейчас ему рассказывал Сан Саныч. Наконец прокурор закончил доклад и замолчал.

– Благодарю Вас, уважаемые члены штаба, за образцовое выполнение своих обязанностей и безупречное проведение Дня вакцинации, – сказал ровным голосом Глава, у которого перед глазами до сих пор стояла крышка от кубка, со свистом пролетевшая возле его носа и с торжественным грохотом упавшая на асфальт перед трибунами.

На эти слова даже Котов не нашелся что ответить, а только преданно сверлил Евгения Васильевича своими абсолютно честными глазами.

– Я думаю, горожане надолго запомнят этот волшебный праздник, – продолжал Соловьев, – особенно нестандартную идею салюта из кубка. Да и сюрприз с флагом зрителям очень понравился, жаль только, исполнитель сюрприза погиб.

Члены штаба молчали. Сказать полковникам было нечего. Организованная ими ночью проверка не выявила заложенного в памятник взрывного устройства, а выставленное оцепление не предотвратило проникновение на площадь злоумышленника с флагом. Самое обидное, что обвели их вокруг пальца не какие-то суперагенты, а парочка незадачливых антиваксеров, которых никто всерьез и не воспринимал.

– Труп в квартире Бабушкина идентифицировали? – спросил Глава.

– Так точно, – преданно ответил Котов, – руки ему хоть и оторвало, но они тут же в комнате валялись. Отпечатки пальцев принадлежат Бабушкину, теперь уже это точно его труп. А еще в квартире нашли пистолет, из которого похоже и убили двойника Андрея Николаевича, и металлическую коробку. В ней лежало какое-то письмо, но оно, к сожалению, уничтожено при взрыве и прочесть его невозможно.

Соловьев к словам полицейского отнесся равнодушно. Он знал и про пистолет, и про коробку, и даже содержание сгоревшего письма было ему известно.

– Так значит, на роль преступника вы теперь выбрали Троцкого, который взорвал сначала Бабушкина, а потом и памятник Первым вакцинаторам? – спросил Глава, – а покойный гражданин Кузнецов из террористов плавно перешел в разряд народных героев?

– Просмотрели мы Троцкого, этого убийцу проклятого, – сокрушенно сказал Котов, – подозревали ведь Кузнецова, а оно вон как все оказалось на самом деле!

Соловьев внимательно посмотрел на начальника полиции, но кроме собачьей преданности в его честных глазах не увидел ничего.

– А как ваше взрывное устройство перекочевало из сумки Кузнецова в кубок? – спросил Глава.

Беккер развел руками: