Дом на вершине. Сборник рассказов

– Бесспорно, – улыбнулся я, – что я и делаю. Описанное вами чудовище не может быть единичным. Любой вид предполагает популяцию для необходимости продолжения рода, а, значит, существуй такое чудовище в природе, мы бы знали о нём. Корабли встречали бы его в своих странствиях, путешественники описали бы его задолго до нашего с вами рождения. Рыба такой величины, помимо этого, должна занимать свою нишу в цепочке питания, что при её размерах не может сделать существование данного вида незаметным. Ещё, если позволите, любой вид имеет переходную форму, согласно учению эволюционистов. Единственным претендентом может быть лишь рыба-молот, но, судя по вашим описаниям, чудовище не имеет с ней ничего общего.

– И всё же? – навигатор Номад улыбался.

– Не понимаю вас.

– Посмотрите же на море!

Однажды в детстве я видел рыбу-молот совсем близко. Серо-зелёная громада лежала передо мной на брезенте, а я – четырехлетний мальчишка – смотрел на неё во все глаза, как на нечто невозможное. Отец держал меня за плечо, и, казалось бы, должно было быть не так страшно, но это совсем не помогало. Глубокие глаза и покрытые роговыми шипами жаберные крышки внушали ужас. Я крепко зажмурился, чтобы не видеть ужасную рыбу, но знал, что она там, в паре метров от меня, на брезенте, за моими сомкнутыми веками.

То ощущение я испытал вновь, сейчас, когда увидел огромный скользящий в воде силуэт. Массивная туша разрезала толщу воды, плавно шевеля гигантскими плавниками. Оно было совсем рядом, огромное как корабль, темное, как глубины океана. Оно медленно переворачивалось, чтобы показаться из воды прямо перед нами. И я, как мог крепко, зажмурил глаза.

Много позже, вспоминая этот день, я не мог понять, почему морское чудовище меня испугало сильнее, чем надвигающаяся с запада смертельная волна. Вероятно, по той причине, что волну я мог объяснить низко проходящей луной. Океанский гигант же оставался для меня непостижимым. Он был невероятно большим, и в то же время грациозным и величественным, как один из тех дирижаблей, что застыли над городами Архипелага.

Он ушел на дно раньше, чем наш корабль начало поднимать первыми отголосками предстоящей большой волны. Волнорезы уже висели над нами огромным хребтом, но следовало еще обогнуть их и найти за ними относительно безопасное место, которое вовсе не могло обещать, что нас не перевернет, как игрушечную лодочку в ручье.

Край бордово-красного солнца ещё выглядывал из-за горизонта, отчего гребень волны казался кровавым. Мы шли полным ходом вдоль скал по неспокойному морю, и ветер наполнял наши паруса, давая шанс на спасение. Мне казалось, что вот-вот из-за скалистой гряды, устремлённой к небу, покажется водный хребет, зависнет над ней, а потом с невероятной силой обрушится на нас. И на вершине этой громады будет он – морской зверь.

Конечно, это только страх. Волна не могла быть столь большой. Влекущая её луна перевалила через хребет, а вслед за ней всколыхнулось море. Нас кидало как щепку, но капитан держался в удалении от скал, не позволяя обратным потокам швырнуть нас на них. Эти часы я помню сумбурно – хаос, крики, морская пена, заливающая палубу, идущие навстречу друг другу молоты волн, разрезанных Волнорезами, и мы, затерявшиеся на просторах бесконечно большого и бездонного океана.

Тогда я вспоминал совсем другое море: широкий простор за гаванью, сливающийся с небом, в который уходили корабли и громады дирижаблей. В его спокойных водах в лучах красного солнца плескалась рыба, искрились чешуйчатые спины морских змей. И всё вокруг было пропитано безмятежностью и спокойствием.

Когда волна ушла, нас еще долго бросало по неспокойным водам, пока, наконец, все не стихло.

В ту ночь никто не спал. С палуб доносились радостные крики моряков, а мы сидели в моей каюте, плотно прикрыв двери. Я достал новый графин и убрал со стола уже не нужную капсулу со своими заметками. Над столом с полки угрожающе свисал том «Земель и течений северного океана».

Навигатор, несколько смущённый своим пребыванием в каюте толкователя, выказывал почтение тем, что разместился у самой двери, готовый в любую минуту исчезнуть за ней. Капитан, успевший отойти от тревожных событий, вертел в руках глиняный стакан.

– Теперь мне будет, о чём рассказать детишкам, – говорил он, вспоминая большую волну, – вторая такая будет ещё не скоро, а этой мы все стали свидетелями. Но самое главное – мы остались живы!

Некоторое время мы сидели молча, потягивая из кружек и слушая смех, доносящийся с нижней палубы.

– Я видел его, – вдруг сказал я, обращаясь к капитану, – навигатор Номад мне показал.

– Зверя?

Я кивнул.

– За те несколько минут мне удалось хорошо рассмотреть его в воде. Это определённо не обман зрения, и совсем не рыба-молот. Нет ни намека на роговые жаберные крышки.

– Жаль, – хохотнул капитан, – я рассчитывал переплюнуть Болиада с его рассказами об улове.

– О, поверьте мне, вы переплюнули его куда сильнее.

Номад посмотрел на меня, потом нерешительно спросил.

– Вы успели рассмотреть его жаберные крышки?

– Да. И кое-что меня испугало сильнее, чем вид самого чудовища. У него не было не только жаберных крышек, но и самих жабр.

Номад вздрогнул, осознав ход моей мысли.

– Это же означает…

– Да. Он – воздуходышащая рыба, если конечно не предположить ещё более смелую мысль, что он…

– Млекопитающее – выдохнул навигатор.

– Но ведь это же абсурд! – выкрикнул капитан и, вдруг осознав непристойность своего замечания, вернулся к кружке.

– Абсурд, – согласился я, – но есть факты. Безусловно, мы не знаем ни одного млекопитающего, которое могло бы жить в воде – ни в нашем мире, ни на ближней луне. Кроме того, сама возможность обитания млекопитающего в воде бессмысленна и нелепа. Но я видел его своими глазами. Молчать о нём – предать науку.

– Поведать – погубить науку, – продолжил Номад.

Я потер ладонями лицо. Отголосками будущего звенели в моей голове крики ученых мужей в совете, толкователей и чтецов, яростно сыплющих на меня обвинения во лжи.

– Но абсурдность идей дает, как правило, не тупик, а новые дороги, – произнес я, – в архивах университета города Жерло довелось мне читать одну книгу по давней истории. Сейчас эти идеи и теории не популярны, разве что в среде научных неофитов, – я улыбнулся, – так вот, в ней были описаны все собранные клочки фактов о столь древних временах, что естественная наука уже не может пустить туда свои корни. В ней говорилось о ковчегах.

– Не слышал никогда, – сказал Номад.

Капитан только пожал плечами.

– В те времена, говорилось там, когда солнце ещё не раздулось, не стало красным и не поглотило внутренние планеты, жизнь существовала на одной из них, откуда, как говорят храмовники, мы все родом. Ставшее гигантом солнце испепелило одни миры, но дало тепло другим – лунам, в том числе и нашей луне, льды которой стали бездонными океанами. Незадолго до того, как мантия солнца коснулось обитаемой планеты, по подсчетам автора, примерно за десять тысяч лет, её покинул последний ковчег. Это были корабли, на которых уже не было людей, успевших найти себе новые дома. Там было то, что ещё можно было спасти: в том числе растения и животные, покидающие последним рейсом погибающий мир. Многие из этих ковчегов затерялись в космосе, какие-то упали на мертвые миры или в атмосферу Планеты. Вполне возможно, тот пласт железа на отмели Архипелага – остаток одного из ранних ковчегов.

– Получается, что они скитались миллионы лет? – уточнил Номад.

– Да, наполненные зверями и растениями, а возможно и людьми, – в том особом сне, секрета которого уже не знают наши чтецы.

– Не хотите ли вы сказать?…

Я пожал плечами.

– Наш океан необъятен – больше чем девять десятых всего мира. Сколько таких ковчегов могло бы лежать на дне, а сколько еще упадет? А сколько откроется внезапно, и странные звери проснутся и покинут своё убежище?

Я вдруг засмеялся, неожиданно даже для себя.

– Впрочем, всё это только догадки усталого толкователя.

Мы вышли на палубу.

В тёмном небе застыл огромный полумесяц планеты, величественный, рассечённый бурыми полосами, а к горизонту стремительно удалялся серп ближней луны, оставляя дорожку на глади океана.

– Рассвет близко, – сказал навигатор Номад.

Мы промолчали.

Где-то в неизмеримо далёких просторах океана рассекал плавниками тяжёлые воды его величественный новый хозяин.

Время!